Мы с Лоренцо Бруни встречались до тех пор, пока вскоре не было решено, что я выйду замуж за Марсело. Точнее, мы целый год шныряли за спинами родителей.

Все знали, что меня кому-то пообещают. Я видела, как это происходило с другими девушками в нашем мире на протяжении многих лет. Мы просто разменная монета для богатых и влиятельных людей. Мне никогда не разрешалось ни с кем встречаться, чтобы не запятнать свою репутацию или свое тело. Чем чище я была, тем больше я стоила в конце концов.

Какая куча дерьма.

Поэтому, когда Лоренцо флиртовал со мной прошлой осенью, когда он был дома на долгие выходные из академии, и ясно дал понять, что заинтересован, я увидела в нем мой единственный шанс сделать что-то бунтарское и что-то, что я полностью контролировала. И поэтому каждые длинные выходные, рождественские или пасхальные каникулы я тайком с ним встречалась. Я подумывала о том, чтобы снова встретиться с ним, когда узнал, что смогу посещать здесь школу в этом году, но я не был уверен, хочу ли я этого. Не то чтобы я была безумно влюблена в него, когда мы шныряли туда-сюда, но он был хорошим отвлечением.

— Эй, мы можем поговорить? — говорит он, когда доходит до меня.

Я оглядываюсь в поисках кого-нибудь из семьи Коста Мафия, но никого не вижу. — Я не могу сейчас говорить. Я напишу тебе, когда смогу ускользнуть.

Он хмурится, морщины глубоко врезаются в его лоб. — Я слышал, Марсело выполз из могилы.

Я снова иду к лифту, и он идет рядом со мной.

— Я же сказала тебе, что не могу сейчас говорить, — шепчу я.

— Просто скажи мне, что это значит для нас.

Я добираюсь до лифта и нажимаю кнопку вверх. — Я даже не знаю, что это значит для меня, Лоренцо. Позволь мне хотя бы разобраться с этой частью, прежде чем мне придется заставить вас чувствовать себя лучше.

Дверь лифта звенит и открывается, обнажая пустой ящик. Я вступаю, и когда я оборачиваюсь, я понимаю, что если есть кто-то, кто воспринял этот поворот событий так же тяжело, как я, так это Лоренцо.

— Обещаю, я напишу тебе, и мы сможем встретиться, хорошо? Но может пройти несколько дней, прежде чем меня разберут.

Его губы все еще смотрят вниз, но он кивает, когда двери закрываются.

— Чепт! — кричу я, когда лифт поднимается на пятый этаж. Появление Марсело портит мне жизнь, а он вернулся менее чем через двенадцать часов.

Звонит лифт, двери распахиваются, и меня бьют футбольным мячом в грудь.

— Merda, я виноват, — говорит ближайший ко мне парень.

Что парни вообще делают на нашем этаже?

Другой парень, играющий в мяч, ухмыляется и неторопливо идет ко мне по коридору. Его, я знаю. Данте Аккарди. Следующий в очереди на престол в юго-западной части страны.

Я поднимаю мяч, который приземлился у моих ног, и бросаю его первому парню, затем потираю грудь. Потому что это чертовски больно.

— Я могу поцеловать его лучше, Мира, — говорит Данте со здоровой дозой намека.

— Извинений было бы достаточно.

Я скрещиваю руки.

Он хихикает, но, конечно, не выдает.

Лифт звякает за моей спиной, но я не обращаю на это внимания, потому что кто бы это ни был, он может ходить вокруг меня. Я ни за что не отступлю перед этим придурком.

Ясно, что Данте может сказать, и он говорит: — Тебе придется просить милостыню, и пока ты стоишь на коленях, есть еще кое-что, что ты можешь сделать, пока ты там внизу.

Мои глаза сужаются. Было совершенно ясно, что не каждый парень в восторге от того, что женщин пустили в клуб их маленьких мальчиков пять лет назад, и те, кто, кажется, не возражает, похоже, хотят от нас только одного. Как будто они допустили нас, чтобы мы могли быть их маленькими игрушками.

Я открываю рот, чтобы возразить, но прежде чем я успеваю, рот Данте открывается, и я слышу его голос позади себя.

— Надеюсь, я не только что слышал, как ты предложил моей невесте упасть на колени и сосать твой член, stronzo ?

В моих ушах звенит едва сдерживаемая ярость в голосе Марсело.

Быть в присутствии человека, который олицетворяет потерю моей свободы, почти стоит того, чтобы увидеть выражение лица Данте. Очевидно, он единственный человек, который не слышал новости о том, что Марсело все еще жив.

— Единственный мужчина, перед которым она падает на колени, — это я.

Он обхватывает меня сзади за шею, но я отстраняюсь от него.

— Иди нахрен.

Марсело ухмыляется. — Постарайся не быть такой нетерпеливой, dolcezza . Всему свое время.

Я рычу, сжимаю кулаки и топаю по коридору, проталкиваясь плечом мимо Данте. Пусть эти два придурка разберутся. Меня не волнует, если они забьют друг друга до смерти. Они оба сделают мне одолжение.

Я отпираю дверь и вхожу в свою комнату, сердито швыряя сумку на кровать.

Комната больше, чем большинство комнат общежития, которые я видела по телевизору и в кино. И у нас есть собственная ванная комната, что является бонусом, даже если в ванной все еще есть писсуар.

Я плюхаюсь в одно из наших двух кресел, невероятно разочарованный, не в силах поверить, как сильно изменилась моя жизнь за несколько часов. Все, что, как я думала, было в пределах досягаемости, теперь у меня отнимают.

Раздается тяжелый стук в дверь, и я игнорирую его, точно зная, кто это. Он звучит снова и снова, а я продолжаю его игнорировать. Менее чем через минуту после того, как стук прекратился, дверь резко распахнулась и ударилась о стену.

Я смотрю на Марсело, затмевающего открытую дверь. Ублюдок взломал замок.

— Что ты хочешь?

Он входит и хлопает дверью. — У меня есть кое-что из твоего.

Я усмехаюсь. — У тебя нет ничего, что мне нужно, уверяю тебя. Я стою, чтобы постоять за себя с ним.

Его темные глаза осматривают меня с головы до ног, и я изо всех сил стараюсь не корчиться под его взглядом. — Ты все равно возьмешь.

Он преодолевает дистанцию, пока не оказывается передо мной, стоя с протянутой рукой.

Мой лоб морщится, и я смотрю на его раскрытую ладонь. В его большой грубой руке почти деликатно укрыто мое обручальное кольцо весом в пять карат огранки «кушон».

— Ты сошел с ума, если думаешь, что я ношу это.

Я скрещиваю руки на груди и иду в другой конец комнаты, подальше от него и его, по общему признанию, соблазнительного запаха. Я не знаю, какой у него одеколон, но он божественный, а это слово я отказываюсь ассоциировать с этим человеком.

Он следует за мной, пока моя спина не прижимается к стене. — Ты ошибаешься, принцесса . Я не прошу.

Блеск в его глазах побуждает меня отказать ему.

Вызов принят.

— Ты так говоришь, будто меня это волнует.

Без предупреждения его рука обвивает мою шею, нежно сжимая. Не настолько, чтобы причинить мне боль, но достаточно, чтобы дать понять, что он мог бы, если бы захотел.

Я смотрю ему прямо в его темные глаза.

Уголок его рта приподнимается из-за моего отказа запугать его. — Осторожно, мне нравится, когда ты сопротивляешься.

Он водит большим пальцем вверх и вниз по моей яремной вене, и мои предательские соски напрягаются.

Что со мной не так?

— Иди к черту.

Я поджимаю губы и плюю ему прямо в лицо.

Вспышка ярости обжигает его лицо, и он вытирает мою слюну тыльной стороной ладони. — Это единственный раз, когда я позволю тебе проявить неуважение ко мне. Считай это подарком на помолвку. В следующий раз я посажу тебя на колено и отшлепаю, как наглого ребенка.

Почему от этого образа у меня болит сердце?

— Оу. — Он выгибает бровь и нежно проводит костяшками пальцев по моим твердым соскам, торчащим из-под белой рубашки на пуговицах. — Принцессе это нравится.

Я втягиваю воздух.

Моя дверь открывается, но я ничего не вижу, потому что Марсело намного больше меня. Он мешает мне видеть.

— Вот дерьмо, — говорит София.

Темные глаза Марсело встречаются с моими, прежде чем его свободная рука перемещается к моей левой и надевает кольцо мне на палец. Рука, обвивающая мою шею, дергается, когда он это делает. — Если я найду тебя без него, я приклею его к твоему пальцу.