– Послушай, Ютаро. Микико, кажется, снова собирается отказать, – проговорила Рицуко, рисуя перед зеркалом брови. Черты ее были резковаты, и Рицуко подбривала свои густые брови, подводя их тоненькими полосочками, чуть книзу.

– Если все снова сорвется, у нас больше нет никого на примете, – оторвался от газеты Ютаро. – Просто не понимаю. Парень из приличной семьи и собой хоть куда… Что ей в нем не нравится?

– Говорит, слишком обыкновенный.

– Обыкновенный? А что в этом плохого?

– Что ты меня-то спрашиваешь? Откуда я знаю?! Рицуко аккуратно подвела правую бровь.

– И учился хорошо. Медицинский факультет – это, знаешь ли, не шутка! И работает теперь прекрасно, профессора не нахвалятся…

Отчаявшись направить по медицинской стезе собственного сына, супруги Гёда твердо вознамерились компенсировать неудачу замужеством дочери: Микико непременно должна была выйти за медика.

– Послушный, хороший парень…

– Вот это-то ей, кажется, и не нравится, – вздохнула Рицуко.

– Ничего не понимаю. А ей, случаем, не приглянулся кто-нибудь другой?

– Чепуха. Этого не может быть. В университете учились одни девушки, а после окончания она работать не пошла… Сидит целыми днями дома, помогает по хозяйству – где ей было познакомиться с мужчиной?

– Не понять эту нынешнюю молодежь! – Допив последний глоток, Ютаро поднялся.

– Ведь уже двадцать три, а ей хоть бы что. Смеется, говорит, из подружек еще и половина замуж не вышли.

– Спроси ее как-нибудь, какие парни ей нравятся, – буркнул Ютаро.

– Лучше тебе это сделать.

– Ты что, рехнулась? Ведь я же отец… мужчина. Микико была главной слабостью Ютаро. Он слепо обожал свою единственную дочь, потакая ей во всем с самого младенчества, и теперь, когда Микико выросла, никакие нравоучения отца не могли возыметь на нее действия.

– Ох, да мы совсем опаздываем!

Рицуко открыла рот, чтобы позвать дочь, но та уже спускалась по лестнице.

Микико была хороша собой: огромные глаза, маленький точеный носик. Чуть холодновата, но все равно – красавица, вылитая Рицуко в молодости.

– А Юдзи еще спит!

– Оставь его. Скоро сам проснется.

Рицуко села в машину. Ютаро устроился рядом с женой на заднем сиденье, Микико села впереди.

– Счастливого пути! – помахала с порога служанка Томиё.

Машина выехала на кольцевую дорогу № 6. Уже давно пробило десять, и дорога, в ранние утренние часы пик обычно забитая машинами, сейчас была довольно свободна.

– Ты ничего не слышал насчет Наоэ и Симуры? – спросила вдруг Рицуко.

– Симуры? Симуры Норико?

– Да.

– А что такое?

– Кажется, между ними что-то есть.

– Сомнительно.

– Уж поверь мне!

– А что? Что такое, мама? – подскочила на сиденье Микико.

– Тебя это не касается, – одернула ее мать и закончила, повернувшись к мужу: – Мне об этом сказала Сэкигути.

– Сэкигути? – Физиономия Ютаро приобрела кислое выражение.

Цуруё Сэкигути была старшей сестрой клиники «Ориентал». Ей исполнилось сорок два. Три года назад она развелась и осталась вдвоем с сыном, который еще ходил в школу. Медсестрой Цуруё работала очень давно и опыт имела немалый, но у нее был один существенный недостаток – Сэкигути любила посплетничать.

Для четы Гёда она, пожалуй, была в своем роде сокровищем: Цуруё исправно доносила хозяевам обо всем, что делалось в клинике, и ничто не могло ускользнуть от ее бдительного ока. Однако информация поступала не столько к главному врачу, сколько к его супруге, и Ютаро, сам не раз попадавший впросак из-за длинного языка старшей сестры, не слишком ее жаловал.

– Говорят, они частенько встречаются в Сибуя…

– Вот как? – Как и подобало мужчине, Ютаро отнесся к новости довольно равнодушно.

– Между прочим, их отношения носят отнюдь не невинный характер!

– А что, есть свидетели? – невозмутимо осведомился Ютаро.

– Да ведь Симура ходит к нему домой! Наоэ жил в Икэдзири, неподалеку от клиники.

– Ну и что? Из этого вовсе не следует, что они спят.

Рицуко фыркнула.

– Наоэ – холостяк.

– Я тоже слыхала такие разговоры, – поддакнула с переднего сиденья Микико. – Симура почти всегда остается в его дежурства.

– Вот-вот. И Сэкигути об этом говорила. Удивительно: на этот раз Рицуко и Микико выступали единым фронтом.

– Ну хорошо, допустим. Но нам-то какое дело?

– Да, но… – Рицуко даже задохнулась от возмущения.

– Ты пойми, для нас большая удача, что мы заполучили Наоэ. Пусть это дело прошлое, но он преподавал в университете, был доцентом, а теперь работает у нас.

– Да разве дело в Наоэ? Это все штучки Симуры!

– Ого-го! – насмешливо протянул Ютаро. – Да ты никак ревнуешь?

– Что ты несешь? Глупости какие! – Рицуко одарила супруга убийственным взглядом.

– Пусть он делает свою работу, а остальное меня не касается. – И Ютаро махнул рукой.

– В том-то и беда, что с работой у него тоже не все в порядке.

– У Наоэ?

– Да. Помнишь того старичка, Исикуру?

– Исикуру?..

– Из палаты второго класса, на четвертом этаже. Ну, того, с раком желудка…

– А-а! Ёсидзо Исикура, – вспомнил наконец Ютаро.

– Так вот. Наоэ все время держит его на наркотиках.

– Наверное, чтобы облегчить страдания?

– Как знать. Может, и по другой причине.

– Да какие еще могут быть причины? – Ютаро недоуменно поднял брови.

– Это, конечно, слухи, но… – Рицуко наклонилась к уху мужа. – Говорят, он дает Исикуре наркотики, чтобы ускорить его смерть!

– Ты что городишь? – Ютаро неожиданно рассвирепел. – Хватит молоть чепуху!

– Я только повторяю то, что слышала.

– Это тебе тоже Сэкигути на хвосте принесла?

– Она просто сказала, что ей так кажется… – От неожиданной вспышки мужа Рицуко слегка растерялась.

– Как она смеет! Какая-то медсестра… Да и ты хороша: смотришь ей в рот! А, да что с тебя взять!

Пока Гёда бранился, машина подъехала к клинике. Ютаро, Рицуко и Микико зашли в канцелярию. Управляющий и девушки-конторщицы поднялись из-за столов, приветствуя хозяев.

– Чудесная сегодня погода. – Словно забыв об инциденте в машине, Рицуко непринужденным движением скинула шарф и выглянула в окно, на внутренний дворик. На крохотном, стиснутом каменными стенами клочке земли густо багровели сальвии.

– Только что заходил доктор Наоэ, – почтительно доложил управляющий. Югаро вопросительно взглянул на него. – Сказал, что хочет с вами о чем-то поговорить.

– Передай, пусть зайдет ко мне прямо сейчас.

– Хорошо.

Управляющий поднял телефонную трубку. Главный врач, присев на диван, взял со стола сигарету.

– Доброе утро!

В комнату влетела Цуруё Сэкигути. То ли она уже знала о приезде главного врача, то ли просто точно рассчитала. Все медсестры в клинике, включая стажеров, носили белые колпаки, и только колпак Сэкигути украшали две черных полосы. Внушительная полосатая шапка была явно велика для крохотной – как говорили в старину, не более пяти сяку[5] ростом – Цуруё. Маленькое личико с глубоко посаженными юркими глазками, таящими умудренность прожитых лет, было исполнено подобающего старшей сестре достоинства.

– Похолодало сегодня, – сказала она.

– В самом деле. Совершенно необычная для ноября погода! – поддержала беседу Рицуко.

– О-о, вы сегодня сделали новую прическу!

– Да, решила зачесать волосы наверх, но, право, не знаю, стоило ли…

– У вас же чудесный овал лица! Вам очень идет, – елейно улыбнулась старшая сестра.

– Да? А я беспокоилась…

– А волосы, волосы какие густые, послушные. И лежат – просто загляденье. Наверно, их легко укладывать.

– Да. Я даже сама не ожидала.

Нахваливая жену, Цуруё не забывала польстить и супругу.

Управляющий кончил говорить по телефону и положил трубку.

– Доктор Наоэ сейчас на обходе. Как только освободится, сразу же придет.

– Благодарю.