– Соевого соусу?

Рицуко убрала пепельницу и поставила на стол блюдо с сасими.

Наоэ предпочитал пить виски не закусывая. Ему было достаточно соленых орешков, а если не было и их – просто запивал водой. Как правило, так и бывало, когда он в одиночестве сидел вечерами в своей холостяцкой квартире.

– Вы не любите рыбу?

– Почему же? Люблю.

– Вы, кажется, родились на Хоккайдо?

– В Саппоро.

– Хоккайдо богат рыбой.

– Это верно. Я вообще больше люблю рыбу северных широт. Может, оттого, что я привык к ней с детства. Мне кажется, там она вкуснее, дольше сохраняет свежесть.

Наоэ подцепил палочками ломтик тунца.

– У вас в Саппоро есть родственники?

– Мать.

– Она живет одна?

– С моим младшим братом и замужней старшей сестрой.

– Вам, доктор, тоже надо поскорее жениться.

Наоэ молча допил виски. Он пил крупными глотками, но медленно, стараясь продлить удовольствие. Острота ощущения от стекающего по горлу огненного сгустка уже немного притупилась.

– Я все думаю, не посватать ли вас… Рука Наоэ, державшая бокал, застыла.

– Не хотите? Такой интересный мужчина – и один! Просто жаль. У меня есть на примете одна чудесная девушка. Может, встретитесь с ней, посмотрите?

– Нет.

Ответ Наоэ прозвучал грубо.

– Жаль… – разочарованно протянула Рицуко. – А она бы с удовольствием.

Наоэ упорно молчал.

– Закончила университет К., отделение английской литературы. Ей двадцать шесть. Конечно, возраст… Но такая хорошенькая! И выглядит очень юно. Отец у нее ревизор в банке Т. Она в семье единственная дочка, и родители на нее не надышатся. Когда отца послали работать в лондонский филиал банка, жена осталась дома, а дочку он взял с собой, потому и засиделась в невестах. – От выпитого пива глаза Рицуко блестели. – Жила за границей, а совсем не зазналась. Скромная, чуткая… Просто прелесть. Я с ней лично знакома: она иногда заходит к нашей Микико.

Лицо Наоэ оставалось неподвижным, как маска; было непонятно, слушает он или нет.

– Мы с мужем на днях говорили об этом. И решили, что она очень бы вам подошла.

Рицуко вопросительно подняла на Наоэ глаза.

– Ну хоть на фотографию взгляните.

– Не надо.

– Я же прошу просто посмотреть!

Она встала, выдвинула ящик стола и вытащила из него белый бумажный пакет.

– Вот она.

Рицуко протянула Наоэ фотографию. Снимки были сделаны словно специально для показа женихам: на одном – девушка в кимоно, на другом – она же, но в европейской одежде.

Девушка в кимоно стояла на фоне соответствующего костюму пейзажа. Девушка в европейском платье непринужденно сидела на лужайке. Оба снимка были цветными. Рицуко не преувеличивала – она действительно была изящной и миловидной.

– Ну как?

Наоэ вернул Рицуко фотографии.

– Не понравилась?

– Дело не в этом. Просто мне она не нужна.

– А по-моему, девушка замечательная!

Рицуко еще раз с сожалением взглянула на снимки.

Наоэ молча глотнул виски.

– Почему же вы не хотите жениться? Наоэ пожал плечами.

– Особых причин нет…

– Вот и я так считаю.

– Просто я очень занят. Это, пожалуй, единственная причина.

Наоэ потушил сигарету.

– Вы спешите?

– Я не к тому.

– Хорошо, когда можно посидеть, поговорить, никуда не торопясь. Правда?

В комнате было уютно и спокойно. Даже не верилось, что они в больнице.

– Ах, сэнсэй, – вздохнула Рицуко. – Вы такой странный…

– Возможно.

– Не «возможно», а просто ужас! – Рицуко захмелела и держалась слегка фамильярно. – Может, вам нравится другая?

– Нет.

– Неужели? В это трудно поверить. Наоэ промолчал.

– Тогда почему вы отказываетесь жениться на этой девушке?

После неудачного сватовства Рицуко разозлилась. Ей вдруг очень захотелось уколоть этого непонятного, замкнутого человека.

– Вам-то, сэнсэй, что… А вот подружку вашу жаль! Наоэ нахмурился.

– Если вам нечего мне больше сказать, разрешите откланяться.

– Но вы же говорили, что никуда не торопитесь. Наоэ положил пачку сигарет в карман.

– У меня к вам есть разговор. Я не обманываю. – Рицуко протянула к Наоэ свои изящные белые руки. – Профессиональный разговор. Не уходите, пожалуйста.

Наоэ откинулся на спинку дивана и взглянул на Рицуко. Резкие черты ее лица смягчились – возможно, от действия алкоголя.

– Последнее время у меня очень болит поясница. – Рицуко приложила руку к спине. – Когда я нагибаюсь вперед, вот так, меня просто пронзает. И когда я кланяюсь или берусь за пылесос…

– Давно это у вас?

– Уже больше недели. Я переставляла дома цветочный горшок – и вдруг такая боль в спине! Вот с тех пор…

– Раньше с вами такого не случалось?

– Было раза два-три. Я пожаловалась мужу, но он сказал, что это обыкновенный прострел и, если полежать денька три в постели, все пройдет само. Даже толком осмотреть меня не захотел.

Не выпуская из рук бокала, Наоэ перевел глаза на талию Рицуко. Немного полновата, но плечи и грудь еще хороши. Чуть расплывшаяся фигура – полная противоположность тоненькой фигурке дочери – даже придавала Рицуко своеобразную прелесть.

– Но уже прошла неделя, а мне нисколько не лучше.

– Пальцы ног не немеют?

– Как это? – Рицуко удивленно посмотрела на Наоэ.

– У вас не бывает иногда такого ощущения, будто они чужие? Или будто вы прикасаетесь к ним через бумагу?

– Вообще-то… кажется, бывает…

Рицуко, как бы проверяя, потрогала кончиками пальцев ногу.

– В голень не отдает?

– Иногда. Особенно слева.

Наоэ допил виски и сложил руки на груди.

– Я принимаю алинамин и какие-то красные шарики, но никакого толку.

– А от них и не может быть толку. Лекарства тут не помогут.

– Неужели? – ахнула Рицуко.

– Правда, без снимка я не могу утверждать… Я ведь даже не осмотрел вас.

– Но как вы думаете, что у меня?

– Первое, что приходит на ум, – межпозвоночная грыжа.

– Это еще что такое?

– Позвонки сместились и ущемили нерв.

– Это лечится?

– Конечно.

– И что же вы посоветуете?

– Если это просто люмбаго, то боль действительно пройдет сама. Надо только спать, подтянув колени к груди. А если все-таки нерв ущемлен, но незначительно, можно ограничиться корсетом. А вот когда боль отдает в голень, необходимо хирургическое вмешательство.

– Операция?.. – Рицуко изменилась в лице.

– Ничего страшного, операция несложная.

– Нет, я боюсь!

– А в общем, я не могу сказать ничего определенного, пока вас не осмотрю.

– Так осмотрите!.. Как вы думаете, отчего это могло случиться?

– От возраста.

Наоэ окинул Рицуко профессиональным взглядом. На мгновение лицо Рицуко неприязненно исказилось, но она быстро овладела собой, только слегка нахмурилась.

– Какие ужасные вещи вы говорите!

– Я сейчас говорю как медик.

– Ну, знаете! Когда слышишь, что все дело в возрасте, то и в самом деле начинаешь казаться себе старушкой.

– Расцвет человеческого организма приходится на семнадцать-восемнадцать лет, после двадцати уже начинается старение. С годами человек изнашивается, и с этим ничего нельзя поделать.

– Выходит, дальше будет все хуже и хуже?

– Разумеется.

Наоэ поддел палочками аваби.[7]

– Что же будет, когда я стану совсем дряхлой?! – Рицуко в притворном ужасе приложила руки к порозовевшим щекам.

– Для своего возраста вы еще очень хороши.

– Для своего возраста?!

– Да. Знаете, обычно говорят, что каждый выглядит на свой возраст. Но о вас этого не скажешь. Вы выглядите гораздо моложе.

– Благодарю. – Рицуко театрально склонила голову.

– В двадцать лет многие красивы. С биологической точки зрения этот возраст наиболее благоприятен, так что быть красивой в двадцать – это естественно. А в тридцать, сорок наступает увядание. И это тоже закономерно. Что проку хвалить то, что естественно?..