– Мне больно… больно, – кричу и вырываюсь, отскакивая в сторону, но Герман не реагирует на мои слова.

Мы уже на кухне и стоим напротив друг друга у варочной плиты.

– Ты знаешь статистику пожаров из-за невыключенных сразу электроприборов? – вопрос, который я слышу, приводит в состояние совершенного непонимания.

– Что?

Моя голова разрывается от хаоса, который он там учинил и продолжает это делать.

– Ты не выключила плиту, – тычет пальцем в сторону предмета раздора.

– Может быть, – соглашаюсь, кивая. – Иногда я забываю и…

– То есть тебя не волнует, что могло произойти? – голос мужа становится будто выше и упрямее.

– Послушай…

– Это ты послушай, Мила, черт возьми. Что с тобой такое? Это ответственность, Мила. Ты не можешь сказать в случае опасности «Я иногда забываю выключить долбанную плиту».

– Но так и было. Я просто забыла. Или вообще просто не докрутила ручку. Там что на шестерку стояло? Очень сомневаюсь.

– Какая разница? – выкрикивает он в очередной раз и позади, за моей спиной слышится детский всхлип.

Мы оба разворачиваемся и видим Оксану, которая слышала, видимо, всю эту ссору, смотрит на нас потерянная и напуганная.

– Солнышко, – подхожу к ней и обнимаю дочь, трясущимися руками. – Тише, милая. Все хорошо.

Мы ни разу не ругались с мужем так сильно, так громко и уж тем более на глазах Оксаны.

– Вы ругаетесь? – спрашивает она, смотря в мои глаза, запрокинув голову, но также крепко прижимаясь ко мне.

– Мы скорее… – поворачиваюсь к Герману, который снова стоит потерянный и не сводит глаз с нас обеих. – Мы просто громко обсуждали важность эксплуатации электроприборов.

– Как это? – шмыгая носиком, спрашивает она.

Хочу ответить, но он не позволяет мне это сделать, говоря сам.

– Твоя мама не выключила плиту, из-за чего мы все могли оказаться в опасности.

Никогда в жизни, столько укора и осуждения я в свой адрес не слышала в одном предложении.

– Правда? – дочка поворачивает голову от Германа и смотрит на меня, в то время как я чувствую и вину и что-то тягуче щемящее в груди от его слов и срыва в целом.

– Мамочка просто забыла, дорогая. Просто забыла, когда пошла встречать папу, проведя в ожидании его три часа, – не выдерживаю и пытаюсь уколоть в ответ той же иглой, но это не приносит никакого облегчения.

– Ничего страшного, мама, – она гладит меня по спине, продолжая обнимать. – Да, папа? Это ведь не страшно?

Когда я понимаю, что Герман не ответит, я вывожу Оксану из кухни и направляю нас в ее комнату.

– Пойдем-ка, займемся домашним заданием.

– Мне задали дописать цифры на листочках по математике, – в нетерпении дочь достает школьный рюкзак и вытаскивает книгу.

– Надо же. Этим и займемся значит.

Когда мы заканчиваем и выходим из детской, Герман сидит, как не в чем ни бывало на диване и смотрит телевизор.

На кухне чисто, но я понимаю, что он все же поел, судя по убранной в раковину грязной посуде.

Оксана ела еще в школе, перед дополнительными предметами, но я все равно зову ее, накрыв на нас двоих.

Пока мы едим с дочерью, к нам в гости входят приехавшие родители Германа, Инна, которая все-таки осталась на эти самые пару недель и на разговор между нами двумя не остается времени. А к ночи не остается уже желания.

Посреди сна меня будит снова кошмар мужа.

Несмотря ни на что я его успокаиваю. Обнимаю и жду, что он снова уснет.

Но Герман опрокидывает меня на спину и нависает.

От обиды, мои глаза тут же наполняются слезами.

– Сегодня я был неправ в выбранном тоне и словах. Я очень виноват, Мила. И прошу у тебя прощения.

– Мне было страшно и больно. И я не хочу, чтобы наша дочь участвовала в твоих срывах. Это неправильно.

– Клянусь, я буду говорить с тобой. Буду сдерживаться… Просто сейчас я вижу опасность кругом… Я переживаю за вас. Мила, я не со зла, клянусь, – упирается в мой лоб своим и его голос такой ломкий, что я не выдерживаю и обнимаю его сама.

– Ты можешь сомневаться в каждом, кто тебя окружает, но не во мне, родной. Я очень тебя люблю и готова быть рядом постоянно, даже если ты не вымолвишь ни слова.

– Знаю… Знаю, прости, – говорит, целуя губы, опускаясь к шее. – Я чертовски перед тобой виноват… И заглажу свою вину перед вами обеими.

– Меня не нужно подкупать ничем, – улыбаюсь, ощущая, как бретельки топа от пижамы сползают по плечам.

– Это не подкуп. Это попытка улучшить твое настроение, – бормочет, прикасаясь губами к моему телу.

– Тогда я сдаюсь в твою власть, – окунаюсь в омут страсти, веря, что мы все преодолеем вместе.

После того срыва мужа на кухне прошла уже неделя. Относительно спокойная.

Я терпеливо и с пониманием относилась к его снам. К тому, как он порой выпадал из реальности и сидел тихо с задумчивым лицом, кусая щеку изнутри. В то время как я рассказывала что-то, отвечая на его же вопрос.

Этот пожар, забрал его покой. Он забрал моего мужа, и я не знала, что с этим делать.

Я тревожилась. Обратилась онлайн к психологу. Рассказала все, в том числе свои тревоги на что получила ответ, что мне нужно быть внимательной и слушать его каждый раз, когда муж идет на контакт. Это предполагалось как начало сближения с Германом и поддержки.

Проблема была в том, что он мне ничего не говорил.

Отмахивался так, будто это уже в прошлом. Но также он дистанцировался, и это больше смахивало на замкнутость и отрешенность, а не подобие нормальности.

Радовало то, что он по-прежнему ходит к их штатному психологу. И я надеялась, что уже скоро мой муж снова вернется к нам рассудительным, спокойным… прежним.

Сегодня я задержалась на работе, потому что намечающаяся выставка юных художников требовала полного участия. Новые картины ребят, которые мы должны были закончить раньше, покрывались лаком. Раскладывались по стилям, чтобы не перемешивать их. В общем, я устала и мои ноги были распухшими, требуя отдыха.

Оксана уже была дома, Герман тоже, поэтому я зашла в кондитерский магазин за пирожными и булочками на завтрак для всей семьи.

Войдя в квартиру, я сразу поняла, что здесь что-то происходит. Что-то не очень нормальное, стоило заметить, что светильника из прихожей, который обычно стоит на тумбе нет, как и моего выпрямителя для волос, который я оставила этим утром тут, быстро поправляя волосы перед выходом.

Едва ли скинув туфли, я поспешила в гостиную, откуда доносились голоса и стуки, и застопорилась на пороге в нее.

– Герман, что ты делаешь?

Он сидел в центре, а вокруг него лежали электроприборы.

Дочери это казалось веселым, поэтому я обрадовалась, что не застала ее в слезах или испуге.

– О, привет, Мила, не слышал, как ты пришла, – он выглядел, как прежде. – Решил перепроверить вилки и провода. Согласись, что это нужно делать периодически? Неисправные приборы опасны.

– Конечно, – улыбка была натянутой, потому что я не хотела нервировать его и выдавать свое беспокойство. – Я с тобой согласна. Ты скоро заканчивать будешь? Я планирую вас пригласить на ужин через минут пятнадцать.

– Ага. Как раз освободишь кухню, я там немного поработаю.

– Хорошо.

– Мам, – позвала меня дочь, стоило мне повернуться и направиться в нашу спальню.

– М? Что зайка?

– А я крутила отверткой болтики. Папа разрешил.

– Здорово. Ты уроки уже сделала?

– А нам только литературное чтение задавали.

– И-и-и…

– Я его прочитала, а потом пришла к папе.

– Умница, – целую ее в макушку. – Я скоро буду.

Скрывшись за дверью, я постаралась сбросить с тела незаметную для других дрожь.

Я не знаю, почему эта картинка Германа меня так напугала и всполошила.

Он и раньше подкручивал приборы. Но перед этим на такие факты указывала я сама.

И я понимаю, что сейчас в нем присутствует страх, который невозможно вот так просто обуздать. Но я испугалась уже сама, и это не в первый раз. Именно поэтому я задерживаюсь еще на пятнадцать минут не в силах выйти за дверь и принимаю душ.