– Ты ведь знаешь, кем работает папа?

– Угу, он пожарный. Спасает людей.

– Все верно, – с улыбкой убираю пару выпавших локонов за уши, продолжая говорить. – Это очень сложная и ответственная работа. И порой… Не все пожары можно потушить сразу. И не всех можно спасти, родная.

– Правда?

– К сожалению. И когда такое случается, это… это тяжело. Иногда нужно время, чтобы пережить.

– Как папе?

– Да.

Она смотрит на меня, затем опускает голову и ссутулившись говорит:

– Я думала… он больше тебя не любит.

– Что ты… Папа… он просто запутался, и ему нужна помощь.

– А почему он кричит? Мне страшно, когда он возвращается домой…

Шепчет так, словно рассказывает мне секрет, а мое сердце только что разорвалось от боли. Он должен слышать это. Должен понимать, что творит с нами всеми. Во что превращает нашу жизнь. Упертый и невыносимый мужчина.

Надеюсь, что он поймет это.

А пока…

– Оксана, посмотри на меня, пожалуйста, – жду, когда она сделает то, что я прошу. – Папа не причинит тебе вреда. Запомни это. Но, если ты видишь, что он в плохом настроении, посиди в комнате, ладно? Просто пережди этот момент, солнышко.

– Ладно.

Я не верю, что прошу об этом своего ребенка. Но и ничего другого я не могу предложить. Герман должен съехать на время. Пусть занимается лечением, а потом мы будем пытаться все исправить. Пока что это просто невозможно, если он считает меня врагом.

Я снова обнимаю Оксану и закрываю глаза, стараясь успокоиться самой.

– Мам?

– М?

– А можно к бабуле?

– Сейчас?

– Пожалуйста, мам. Я очень-очень хочу, – вцепляется в меня и сильнее обнимает, что я почти задыхаюсь.

Ведь когда я открываю глаза, я замечаю в небольшом проеме не до конца запертой двери моего мужа.

«Смотри… и слышь то, что происходит с нами всеми», – твержу ему мысленно и надеюсь, что глазами он это прекрасно читает.

– Конечно, милая. Бабушка будет очень рада.

Она не вскакивает на ноги, как это обычно бывает, если я говорю, что мы едем в гости к моим родителям. Она не кричит "ура" и не смеется.

Дочка встает, отпустив меня, и идет к своему шкафу, чтобы вытащить рюкзак и собрать необходимые вещи.

– Я пока что пойду оденусь, ладно?

– Хорошо.

Закрыв за собой дверь, я ступаю мимо Германа в спальню, зная, что он пойдет за мной.

Дверь в нашу комнату, я так же закрываю.

Он молчит и наблюдает за моим перемещением по комнате.

Наблюдает за каждым шагом.

– Так и будешь молчать? – не выдерживаю, вылезая из домашней одежды.

– Что ты ей сказала?

– О чем?

– Обо мне.

– Я сказала, что ее отец не причинит ей боли. И кричит он не потому, что маму разлюбил. А потому что у ее папы сложная работа и ему нужна помощь. Вот что я сказала нашей дочери, которая рыдала полчаса после твоего ухода.

Внутри меня было так много злости. Так много невысказанного.

Я же молчала, принимая его боль. Принимая его поведение и настроение. Я молчала, потому что я жена человека, который спасает жизни и, может быть, на стрессе, после увиденного и случившегося. Господи, да он же чуть не умер, спасая ребенка.

Я молчала, потому что так принято. Потому что так заведено. Потому что никто не поймет жену, которая уйдет от мужа, у которого ПТСР.

Но когда мой ребенок боится собственного отца. Когда он плачет, я переступлю через эти установки, вопреки тому, что скажут эти самые люди.

– Ты будешь молчать?

– А что я должен говорить?

Замираю с кофтой в руках и смотрю на мужа.

– Мы едем к моим родителям на выходные. Пожалуйста, отнесись к моей просьбе серьезно, Герман.

– Ты о том, чтобы разойтись?

– Я не говорила этого. Я сказала, что нам лучше пока что… – внезапно я осознаю, что до него будто ничего не дошло. – Господи, ты что не понимаешь ничего?

– Мил, просто уезжай. Мы поговорим потом.

Киваю, закусывая щеку изнутри.

– Ладно, – поднимаю ладони. – Хорошо.

Больше не говорю с ним ни о чем.

Видимо, съехать придется нам с дочерью.

Захожу к ней в спальню и нахожу Оксану уже готовой.

– Поехали?

– Ага. Я все взяла.

– Я тоже, – показываю ей свою небольшую сумку, потому что у родителей полно наших вещей.

Когда мы уже обуваемся, к нам выходит Герман.

Оксана не поднимает на него глаз, будто провинившаяся.

– Я вас отвезу.

– Не стоит. Такси нас уже ждет. Отдыхай, – отвечаю ему и с по-настоящему тяжелым сердцем выхожу.

Я люблю своего мужа. Но если все останется на том же уровне, то эта любовь быстро умрет в попытке оправдать мужчину, который причиняет лишь боль.

Герман

Несмотря на то что Мила попросила их не отвозить самому, с чем я согласился. Все равно спускаюсь с моими девочками вниз.

Эта передышка всем нам пойдет на пользу.

Мы с женой перестали слышать друг друга. Только вот в этом замешана дочка, и я не думаю, что Мила ее настроила против. Никогда не думал. Я знаю, что я не в порядке, просто не понимал, насколько это серьезно.

Сложно взглянуть со стороны на себя. Но в глазах дочери я увидел все что мог.

Оплачиваю дорогу, передав деньги таксисту и обойдя машину, встаю напротив Милы и Оксаны.

Дочка смотрит в пол, и я чувствую себя куском дерьма.

Жена, скорее всего, интуитивно понимает, что мне нужна минутка, поэтому открывает дверь и двигается дальше по сидению.

Мне этот шаг дается тяжело, так как я испытываю вину. А людям порой тяжело исправлять сделанное неосознанно.

– Оксан, – зову ее, и она медленно поднимает голову.

Ее потерянный взгляд не тот, что я боялся увидеть.

Она грустная, но сейчас там нет страха. Только детская боль, причина которой – ее родной отец.

– Я очень виноват перед тобой и мамой. И мне жаль, что я так себя вел. Я прошу у тебя и мамы прощения, а еще обещаю все исправить, слышишь?

– Я испугалась, – неожиданно делится она со мной и этот момент доверия, становится каким-то особенным для меня.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.