Смахнув с лица непослушные пряди, несколько раз моргаю, призывая себя окончательно проснуться.

Крики за стеной не стихают. Наоборот.

Прислушавшись, отчетливо различаю голос свекра. Вздрагиваю от стального тона. Пытаюсь разобрать слова.

– Это что такое я спрашиваю?! Что за цирк ты тут устроил?!

– Хочешь присоединиться? – пьяно смеется Глеб. Его я тоже узнаю. – Ну так давай, только не шуми. Вдруг жену разбудишь.

Снова прыскает от смеха, но глухой удар тут же заставляет его стихнуть.

– Ублюдок! – разлетается раскатистым эхом. – Да как ты смеешь так со мной разговаривать?! А ты? Чего уставилась?! Живо собрала свои манатки и пошла вон отсюда! Костя, – обращается к своему помощнику, – проследи, чтобы ее никто не видел…

На несколько секунд в номере воцаряется тишина.

Наконец, я слышу все отдаляющийся цокот каблуков, щелчок закрывающейся на замок двери и следом протяжный вздох.

Медленно встаю, стараясь не издавать лишнего шума. Накидываю на плечи халат. И едва успеваю перевязать пояс, как в дверь стучат.

– Снежана, дочка, выйди, – говорит свекр на удивление спокойным тоном. – Я знаю, ты не спишь. Как вообще можно спать в таком шуме?

Вопрос скорее риторический, но во мне он тут же находит отклик. Откуда не возьмись, вдруг появляется уверенность – Галицын-старший не простит игр сына. Его многочисленные измены, гулянки с утра до ночи, рукоприкладство… Все это теперь в прошлом.

В груди появляется странное волнение.

Безумно напоминающее радость.

Я делаю глубокий вдох. Трясущейся рукой берусь за ручку и нажимаю на нее.

Аркадий Леонидович встречает меня коротким кивком. Проходится сканирующим взглядом. Задерживается на припухших от слез глазах. Морщится при виде отметин на шее. Сколько я не пыталась спрятать их за воротником, они все равно выделяются на фоне бледной кожи.

Стыдливо отвожу глаза. В висках бьет автоматная очередь, заставляя внутренне сжаться.

Собрав всю волю в кулак, жду продолжения. Чувствую, как горят легкие. Их сносит огнем лютой ненависти, что волнами исходит от, притаившегося в ожидании расправы, Глеба.

– И? – первым нарушает тишину муж. – Чего ждем? Заводи шарманку. Мы же для этого собрались…

Скрестив руки на обнаженной, со следами алой помады груди, вызывающе смотрит на отца.

Будто специально выводит на эмоции, играет. Как за покерным столом.

А ставки все растут.

С каждым разом – все новые безумства.

Очередная попытка пробить дно. Проверка – на сколько нас хватит?

Прикрыв глаза, пытаюсь абстрагироваться.

Представляю, что нахожусь у моря.

Пустой песчаный берег… шелест волн…

И больше никого.

Ничего, что связывает меня с этим миром…

– Снежик, а ты че молчишь? Сама же его позвала, так давай, расскажи, какой у тебя ужасный муж! Ну?!

Резко встает, а я, отпрянув, вжимаюсь спиной в стену.

– Хватит! – грубо прерывает его отец.

Слегка дотрагивается до моего плеча, как бы успокаивая. Подбородком указывает на кресло рядом с собой.

Глеб громко фыркает и, не обращая ни на кого внимание, подходит к барку и наливает себе виски. Залпом осушает бокал.

Аркадий Леонидович дожидается, когда он повернется и начинает, холодно выплевывая слова:

– Хвали Бога, что ты мой единственный сын, и я в априори не могу свернуть тебе шею… Хотя, глядя на тебя и все, что ты творишь это единственное разумное решение.

Глеб меняется в лице. Улыбку сносит зачатками пробудившегося сознания, а в глазах вспыхивает понимание…

Предел.

Вот она – грань.

Дальше только пропасть…

– Так больше продолжаться не может! Посмотри на себя! Ты омерзителен! Не сын, а сплошное разочарование! Я угрохал в тебя кучу времени и денег, сколько раз мне приходилось разгребывать твое дерьмо?! Отвечай!

– Тебя никто не заставлял…

– Закрой рот, гаденышь! Все! С меня хватит! – смотрит на сына в упор. – Если к тридцати годам ты так ничему и не научился, то это сделаю я!

– А не поздно ли ты решил в воспитатели заделаться? Сын уже вырос, папочка! У меня у самого уже вон, – рукой указывает на меня, – свое семейство имеется. Так что, вы, господин Галицын. Ваш поезд давно сорвался с рельс.

– Хорошо, – неожиданно для всех соглашается Аркадий Леонидович. – Ты прав. У тебя и правда замечательная жена. Даже не верится, что ты с твоими куриными мозгами, смог выбрать такую хорошую девушку.

– Значит, все? Педсовет можно считать закрытым?

– Нет, Глеб, – Галицы-старший победно улыбается. – У меня есть другое предложение. Я даю тебе три месяца на исправление. Справишься – молодец, нет – уматывай на все четыре стороны. Больше я тебя терпеть не намерен!

– Ты что, из дома меня выгоняешь?

– Я даю тебе возможность стать человеком. Все просто. Ты забываешь, что такое алкоголь и гулянки, шлешь к черту всех своих шлюх и берешься за ум! Честно говоря, мне откровенно плевать, как ты это будешь делать, но если через три месяца я не увижу перед собой примерного семьянина, ты вылетишь из моей компании с волчьим билетом! И не дай бог я узнаю, что ты снова поднял руку на жену! Если хоть один волос упадет с головы Снежаны, я лишу тебя не только денег, но и фамилии! Это понятно?

Бледный, как чистое полотно Глеб коротко кивает. Переводит на меня полный ненависти и презрения взгляд.

Я же, замерев от шока, пытаюсь понять суть услышанного.

– Три месяца, Глеб, – повторяет с нажимом. – Либо ты исправляешь все свои ошибок, либо… пеняй на себя!

Повернувшись ко мне, внимательно смотрит в глаза.

Я нервно сглатываю, окончательно теряясь от происходящего.

– Собирайся, поедешь ко мне домой. Пока этот недоумок протрезвеет, пройдет несколько часов. Тебе лучше пока пожить у меня. Согласна?

– Да, – быстро киваю в ответ.

– Вот и славно. Я подожду тебя тут. Не волнуйся, – скупо улыбается, и я впервые за все это время вдыхаю полной грудью.

Глеб не справится с заданием, пускай даже ради денег. Его бунтарская натура просто не выдержит ограничений. А значит…

Сердце пропускает удар.

Я буду свободна…

***

Я плохо помню дорогу до дома свекра. Краем сознания отмечаю, что за окном еще глубокая ночь, до рассвета еще как минимум пару часов. Черный тонированный автомобиль бесшумно рассекает пустынную трассу, впереди и сзади едут два одинаковых внедорожника. Даже номера идентичны. Только регион отличается.

На автомате отмечаю, что заезжаем в элитный район. Сюда не пускают простых смертных. Цены на недвижимость космические. Величественные особняки, один краше другого, стоят на приличном расстоянии. Идеально ровная дорога с одной стороны ограничена огромным водохранилищем.

Бескрайняя зеркальная гладь приковывает взгляд. Манит угасающим отражением звездного неба.

Свекр молчит. В салоне играет ненавязчивая мелодия. Спокойная, расслабляющая. Меня до сих пор колотит нервная дрожь.

Воспринимаю происходящее фоном. Мысли далеко отсюда. Пульс скачет неровными ударами.

Водитель сворачивает налево, заезжает во двор и мягко тормозит у круглого фонтана.

Не успеваю опомниться, как дверь рядом со мной распахивается. Константин подает мне руку, провожает до крыльца.

Здесь нас встречает немолодой мужчина со смешными изогнутыми вверх усами. Приветливо улыбается и жестом приглашает войти.

Дом свекра напоминает мне дворец. В современном понимании этого слова. Элегантный, дизайнерский ремонт – здесь нет ничего кричащего и пафосного. Все выглядит стильно, лаконично, сдержанно. Под стать хозяину.

Тут уютно. Атмосфера не давит, стены не ограничивают. Я не задыхаюсь, как это происходит в нашем с Гордеевым доме. Наоборот. Мне становится комфортно. Даже отвлекаюсь от переживаний.

– Владимир покажет тебе твою комнату, – говорит Аркадий Леонидович, указывая на усача. – Расслабься и чувствуй себя как дома… В хорошем смысле.

– Спасибо, – благодарю искренне. – За все.

Не хочу думать, что было бы, оставь он меня там с Глебом…