— Живя здесь, я бы захотела полностью уединиться, потому что никогда не захотела бы уезжать.

Я плюхаюсь на диван, прежде чем оглянуться на него.

— Ты не хочешь принять душ перед тем, как мы поедим? Я тебя подожду.

Он странно смотрит на меня, прежде чем покачать головой.

— Не-а, я не хочу, чтобы пицца остыла.

Кейд садится рядом со мной, несмотря на остальные четыре подушки, на которые он может сесть, и его широкое бедро трется об меня. Я совсем не возражаю против близости.

— Есть какие-нибудь начинки, которые тебе не нравятся?

Он открывает первую коробку, чтобы показать выбор мяса, прежде чем отодвинуть её на край кофейного столика и открыть следующую.

— Я фанат пиццы с фруктами, так что, надеюсь, у тебя есть гавайская?

— Убирайся, — произносит он холодным голосом, граничащим с гневом.

Мое сердце останавливается, и я должна напомнить ему, чтобы оно билось снова. Мои глаза расширяются, когда я оцениваю выражение его лица. Он смертельно серьезен. Он выгоняет меня из-за ананаса в пицце? Какого хрена в самом-то деле?

Я начинаю подниматься, и черты его лица снова меняются, когда он смеется, качая головой.

— Правда? Ты думала, я говорю серьезно?

— Чувак! Ты выглядел серьезным!

Я бью его по руке, а затем улыбаюсь, облегченно выдыхая, когда Кейд достает гавайскую пиццу из самого низа стопки.

— Возможно, я был серьезен, если бы ты достала меня из-за всей этой истории с фруктами в пицце. Любому, кому не нравится сочетание сладкого, острого и пикантного на языке, доверять нельзя.

Я выдыхаю еще немного, приказывая своему организму успокоиться, прежде чем издать дрожащий смешок и тянусь за пиццей.

— Это именно то, что я чувствую.

— Видишь, я знал, что ты идеально подходишь мне. Я имею в виду, если отбросить в сторону недостатки из-за «Звездных войн».

Я снова бью его, на этот раз неловко, держа свою пиццу. Кейд поворачивается, бросая на меня такой обжигающий взгляд, что у меня между ног внезапно разливается тепло. Я вспоминаю, как хорошо я кончила прошлой ночью, представляя, как он вбивается в меня сзади, и мне требуется все силы, чтобы не застонать.

— Если ты продолжишь меня шлепать, мне придется связать тебе руки.

Можно ли кончить только благодаря словам? Потому что я думаю, что я только что это сделала. Мои пальцы сжимаются вокруг пиццы с такой силой, что ногти протыкают основу из теста, размазывая соус между пальцами.

— Обещаешь? — удается мне слабо пискнуть.

Он переводит взгляд с беспорядка в моих руках к моему рту.

— Ривер…

Между нами проходит доля секунды, а затем он хватает меня за шею и практически притягивает к себе. Не то чтобы ему требовалось так много силы. Если бы я могла летать, я, должно быть, сделала бы это, потому что в одну минуту я рядом с ним, а в следующую — у него на коленях, прижатая к его губам, как будто кислород вокруг нас больше не подходит для моих легких. Только его, только он — это все, что мне больше нужно.

Его мощная рука обхватывает меня за талию, притягивая вплотную к себе. Никогда в своей жизни я не считала себя крошечной женщиной в пять футов одиннадцать дюймов, но вот я здесь, впервые чувствую себя маленькой, когда он обнимает меня.

Давление его пальцев на мое горло божественно, когда они поглаживают мой пульс, который учащается от его прикосновений. Его язык скользит по моей нижней губе, обводя контур, когда он молча просит разрешения войти. Я открываюсь для него, задыхаясь. Весь жар, разливающийся по моему телу, концентрируется в моей сердцевине, когда его язык движется вдоль моего.

Когда я прижимаюсь к нему, его член твердеет, и на этот раз мне не нужно представлять, как это выглядит под его костюмом. Я собираюсь удостовериться, что то, что у него в джинсах, уничтожит меня наилучшим образом.

Стремясь углубить нашу связь, я пытаюсь найти правильный угол, чтобы приблизиться, пока мы целуемся вокруг его клыков, выступающих из нижней челюсти. Я обхватываю пальцами слоновую кость. Когда я дергаю, чтобы освободить его от костюма, его голова опускается и сталкивается с моей, заставляя звезды танцевать у меня перед глазами.

— Блядь!

Мы оба ворчим, когда я отклоняюсь назад, удивленно потирая лоб.

— Каким гребаным клеем ты пользуешься?

Я щурюсь от боли, расцветающей в висках, потирая быстро появляющуюся новую шишку.

Когда я снова смотрю на Кейда, он смотрит на меня в замешательстве. «Я чего-то не понимаю. Должно быть, так оно и есть». Оторвав руку от новой шишки с размером в гусиное яйцо, я снова провожу пальцами по клыку.

— Клей? — повторяю я.

Кейд удивленно смеется.

— Ух ты, ты понятия не имеешь, не так ли?

— Не имею понятия о чем?

Сказать, что настроение испорчено, — это самое меньшее из того, что нужно. О чем, черт возьми, он говорит?

— Клыки, кожа… Ты все еще не врубилась.

Я внезапно чувствую раздражение на него, словно он издевается надо мной, и я до сих пор не знаю почему. Слезая с его колен, я падаю обратно на диван и пытаюсь не пялиться на пятно от пиццы, которое я оставила у него на щеке, пока мы целовались.

— Что насчет этого? Это ведь твой костюм, не так ли?

— Нет, Ривер. Это не так. Это всего лишь я.

Я в замешательстве морщу лоб.

— Твое перевоплощение в роль впечатляет, но прямо сейчас мы не играем, Кейд. Это реальная жизнь.

— Да, — соглашается он, — это так.

Он наклоняется, хватает салфетку, которую принес вместе с пиццей, и облизывает ее, прежде чем потереть о лицо.

— Я мог бы пойти принять душ, но уверяю тебя, когда я вернусь, я все еще буду зеленым. А эти, — он дергает за клыки, прикрепленные к его лицу, — все еще будут там, потому что они встроены в мой череп.

Все мое тело замирает, пока я сижу там, переваривая то, что он говорит. Я понимаю слова и контекст, но это все равно не имеет смысла. Орки нереальны. Как бы сильно я ни желала, чтобы это было когда-то давно, реальность лишь раз за разом доказывала, что я застряла с настоящими человеческими мужчинами.

Когда я все еще молчу, Кейд дергает за свой клык еще раз и пробует снова.

— Я действительно орк.

Ладно… может быть, это и не так.

Кейд

— Это правда? — шепчет она, снова касаясь моего лица.

Простое прикосновение ее кончиков пальцев к моей щеке посылает взрыв жара, обжигающего мое лицо, опустившегося через грудь прямо к моему члену.

Это, должно быть, незаконно, что эта женщина оказывает на меня такое воздействие. Это кажется маловероятным, и все же, даже в разгар ее кризиса реальности, я все еще задаюсь вопросом, позволит ли она мне уложить ее на этот диван и поглотить.

— Это правда, — подтверждаю я кивком головы, цепляя ее запястье своим клыком, когда она удивленно отстраняется.

— Это реально, — восхищается она, ее глаза возвращаются к своему нормальному размеру, когда они встречаются с моими.

— Это слишком много для тебя?

— Нет. Я имею в виду, да, но нет.

Я смеюсь, потирая затылок.

— Что это значит?

— Только то, что, да, это много, но не в том смысле, что я с воплями собираюсь выбежать отсюда, чтобы вызвать полицию.

— Это хорошо, потому что, честно говоря, у меня никогда раньше не было такой реакции, поэтому я не уверен, как я справился бы с этим.

— Верно.

Ривер снова смотрит на меня, прежде чем покачать головой и тихо рассмеяться.

— Орки, охренеть, реальны. Настоящие гребаные орки.

Она проводит рукой по моему бедру, как будто подтверждает, что я настоящий, а у нее не галлюцинации.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке?

— Да.

Она смотрит на меня, но, что примечательно, не убирает руку.

Я воспринимаю это как хороший знак. Все еще прикасаясь ко мне, должно означать, что ее влечение ко мне не изменилось. В конце концов, я определенно этого не делал, и все это время я привлекал ее именно таким образом.