Но жизнь не школьная задачка, все может пойти совсем по-другому. А что, если четыре года спустя гонец прибудет на место встречи и не найдет меня? Лишь увидит на горизонте огни нашего лагеря и подумает: в чем причина, почему принц прошел за четыре года меньше обычного? Мой верный гонец войдет в палатку с пакетом нелепых, никому уже не нужных писем в руках и остановится у входа, увидев своего сюзерена, неподвижно лежащего на походной койке. По правую и левую руку от меня будут стоять два солдата с факелами в руках. И вся нечеловеческая скачка моего посланника окажется напрасной. Все может случиться – нет, шестого всадника никуда отправлять не надо!
Через два года прибыл последний, пятый всадник – тоже с письмами. На него была вся моя надежда, когда-то он был самым главным. Теперь стало ясно: этого гонца можно было не посылать. Следует, однако, признать, что он совершил настоящий подвиг: путь пятого всадника оказался короче других, но, уходя на задание, он был намного старше тех, что покидали лагерь совсем молодыми или зрелыми, полными сил мужчинами. О твоем подвиге, мой друг, я не забуду всю оставшуюся жизнь!
Прошло еще три года, и мы увидели красный песчаный берег и безбрежное синее море. На берегу была застава с флагами нашего королевства. Отмеренные мне пятьдесят пять лет после выхода из ворот столицы почти истекли. Я уже не мог ни идти, ни ехать на лошади. Меня везли в специальной карете, но я строго следил, чтобы группа каждый день неизменно покрывала расстояние в восемьдесят верст. Четыре офицера заставы встретили меня и оказали необходимые почести. Всадники эскорта помогли снять кольчугу, кирасу и меч с пояса – верные железные друзья больше мне не понадобятся; я просто сидел в кресле на берегу и смотрел на море и небо. Дневное светило за моей спиной готовилось к ночи, на вечернем небе можно было разглядеть свет Венеры и четырех звезд. Венера, казалось, улыбалась мне и говорила о любви, а звезды – о четырех добродетелях: мудрости, справедливости, мужестве и умеренности. Я взглянул на старшего из офицеров заставы: он показался мне похожим на Катона Младшего Утического, величественного стража Чистилища.
Подошли рыбаки, и я спросил их, чье это море.
– Это море вашего королевства, – ответили они.
– А далеко ли оно простирается и есть ли ему конец?
– Мы не знаем, есть ли ему конец, никому из нас не удавалось добраться на лодке до противоположного берега или увидеть его.
– А встречали вы когда-нибудь рыбаков с другого берега?
– Нет, – ответили рыбаки, – никогда такого не было.
«Значит, это не граница государства, – подумал я. – А застава стоит здесь просто потому, что ее нельзя поставить на море».
– Приходили к вам еще какие-нибудь письма? – спросил я офицеров.
– Писем больше не было, – ответил один из них. – Но три луны назад пришла депеша с новостями из столицы.
Он назвал дату, когда ее отправили сюда, это произошло через восемнадцать лет и четыре луны после того, как я покинул свой дом. В депеше говорилось, что мой брат, коронованный после смерти нашего отца, скоропостижно скончался и ушел в мир иной, власть и корона перешли его сыну.
Я поблагодарил своих спутников, раздал им все, что у меня было, и распустил отряд. Мне самому придется остаться здесь, потому что, скорее всего, я уже не переживу эту ночь. Позвав офицеров заставы, я передал им тяжелую шкатулку и сказал:
– Сюда, к вашей заставе, приближается отважный рыцарь, прекрасный принц нашего королевства. Возможно, он направит вам гонцов, чтобы узнать, где застава, или сам прибудет в сопровождении свиты. Вручите ему или его гонцам шкатулку с письмами. Что передать на словах? Ничего не надо передавать, все уже здесь. Впрочем, я, пожалуй, напишу ему еще одно письмо.
Мне вспомнилось послание отца – я получил его на сорок четвертом году моих странствий, но только сейчас, по прошествии еще одиннадцати лет, осознал, что он хотел мне сказать. И вот что я написал тому, кто шел вслед за мной: «Мой сын, единственная услада моего сердца. Ты, наверное, задаешься вопросом, что заставило меня выбрать и пройти путь, в пять раз больше расстояния до Луны, и как этот путь разместился на нашем небольшом и уютном земном шарике. Хотелось бы мне самому ответить тебе, но нам, увы, не суждено встретиться. Сколько отпущено моему сыну – пятнадцать, двадцать, двадцать пять лет? Каждому отмерено свое, и ты придешь сюда в последний день своей жизни. А я не смогу ждать ни двадцать пять, ни двадцать, ни пятнадцать лет, ни даже один год – моих сил хватит только на одну эту ночь. Буду смотреть в звездное небо и думать о тебе. Может быть, мне удастся встретить еще один восход солнца. Если до тебя дойдет это письмо, значит, ты совсем близко, значит, ни за что уже не повернешь назад и обязательно достигнешь края нашей земли. И потому настала пора сказать тебе главное. Ты должен понять, что мой старший брат, твой уважаемый дядя, к сожалению, так и не смог стать настоящим королем, а его коронованный и, возможно, весьма достойный сын тоже, видимо, им не станет. Я ухожу, и из тех, кто по-настоящему принял это королевство и копытами своих коней измерил его, остаешься только ты. Ты один и есть настоящий хозяин этой земли».
«Поймет ли сей славный муж, что означает “стать хозяином земли”? – подумал я. – Почему нет? Его безрассудный предшественник разобрался, и он сможет – в особенности если проявит интерес к смыслу и скрытой поэзии уравнения Дирака».
Положив письмо в шкатулку и вручив ее офицерам заставы, я почувствовал, что сделал все необходимое. Мне теперь не о чем жалеть. Интересно, как получилось, что отец, достигнув в свое время края нашего государства, сумел вернуться домой, а потом еще успел вместе с матушкой родить кучу мальчишек и девчонок и меня в их числе? И еще вопрос: если его нет теперь в столице королевства, то где он? Не отец ли прислал Венеру и четыре ночных звезды, чтобы поддержать меня в трудную минуту?
На душе было легко и радостно: вспомнилась веселая концовка песни о Мальбруке:
Четыре офицера, миротон, миротон, миронтень,
Четыре офицера за гробом шли его.
Один его кольчугу, миротон, миротон, миронтень,
Один его кольчугу, другой кирасу нес.
А третий – меч булатный, четвертый – ничего!
Только сейчас я понял, какую счастливую жизнь прожил. Они были правы, мои домочадцы, это действительно песенка обо мне:
Теперь мы все пропели, миротон, миротон, миронтень,
Теперь мы все пропели и песне той конец!
Течение жизни
Константин, высокий, элегантный мужчина, авторитетный предприниматель, как говорили в те годы, легкой походкой зашел в ресторан «Тихая жизнь», что напротив круглой башни милицейского общежития. «Тихая жизнь» – странное название для ревущих девяностых… В этом ресторане часто назначались встречи с важными людьми, за «дружеским» обедом решались большие дела.
Костю ждали солидняки – замгубернатора областного центра N, бледный человечек с непроницаемым лицом, и шустрый, бурно жестикулирующий олигарх. Оба – крошечные, почти лысые, хоть и молодые, один – белесый, молчаливый, другой – черноволосый, не в меру говорлив. Власть и бизнес. Такие разные… С виду. На самом деле – всегда вместе, не разлей вода. На самом деле – одно и то же, две ипостаси одного. Раньше это называли «руководящая и направляющая»… А сейчас? Трудно подобрать слово – элита, верхушка, избранные, сливки общества, суперэлита, истеблишмент, соль земли – ничего не подходит в точности, но понять можно – накипь такая, всплыла самозванно, прибрала к рукам рычаги общества, закрыла поры, перекрыла всем кислород, важняки-солидняки, по-другому не скажешь. Разные, очень разные, могут и в конфликте быть, могут душить, убивать друг друга, если потребуется, если обстоятельства сложатся, если карта ляжет… Без злобы, без ненависти – просто бизнес, ничего личного, что тут объяснять? Потому что хорошо понимают друг друга, даже симпатизируют, потому что социально близкие… Одному делу служат… Какому делу-то? Кому служат? Народу, наверное, стране, так говорят, во всяком случае…