– Это из Москвы, Дед собственной персоной.

– Глазами хлопаешь… Что-то не понял, пиндос? Очнись, тебе только бы телок натягивать и водку жрать.

Кувалды нет и не будет! Ни для кого. Налей-ка моей пацанке…

– Но…

– Никаких «но»! Те не хватает чего-то? Водка, бабы, бабло, бои без правил, Тахо и дом понтовый рядом с губером… Все у тебя есть!

– Да ладно, Савва, я так… Дед просил передать: новенький тобой доволен.

Он понял, что жизнь клонится к закату. Старый лев решил покинуть прайд.

Казалось бы, у царя зверей не было причин сомневаться в своей силе и власти. Его бесчисленные потомки и сейчас еще держат в страхе обитателей степей севернее Сахары и лесов на подступах к Атласским горам. Пищи им хватает: на ступенчатых плато Северной Африки водится немало кабанов, оленей и степных антилоп-бубалов.

Кто может сравниться размерами и силой с великим львом – возможно, единственным берберийским львом, сохранившимся в Африке?

От его ночного рева в ужасе просыпались жители окрестных деревень. Огромная, черная, косматая грива, отрастающая у таких львов из-за избытка гормона ярости, вызывала страх у молодых самцов, блуждавших по пустыне в поисках добычи и самок, и в схватке была неодолимым препятствием для их клыков и когтей. Кто мог бы сравниться с самим царем? Разве что его собственные братья и сестры – какие они были красавцы! Живы ли они? Мы-то с вами знаем: многих из них отловили и содержат в зоопарках марокканского короля Хасана II и эфиопского императора Хайле Селасие I. Но есть ли еще на свободе дикие берберийские львы, кроме этого потрясающего самца, неизвестно.

Превратности судьбы не вызывали у немало повидавшего благородного животного ничего, кроме презрения. Чем можно удивить царя зверей, достигшего высшего уровня звериного величия, что нового, неизвестного для себя может он сотворить в этой жизни? Победить и прогнать еще одного молодого льва, сорок раз за день покрыть еще одну молодую львицу, сломать хребет еще одной самоуверенной и отвратительной гиене?

Семейные радости – рождение малышей, их писк и возня – не особенно радовали его и тогда, когда он был совсем молод, когда только сверг прежнего властелина и осваивал роль главного самца прайда.

Не особенно увлекала его и коллективная охота. Здесь все определяли ловкие добытчицы, быстрые и беспощадные львицы его семейства, а им помогали набирающие силу молодые львы. Не царское это дело – выслеживать, окружать, догонять и убивать жертву. Как только лев стал правителем, он только издалека следил за действиями семьи на охоте и в дальнейшем приближал к себе, отмечал своим особым благоволением наиболее отличившихся ее членов. Когда-то в этих краях близ Агадира и Марракеша во множестве встречались буйволы, жирафы и даже карфагенские слоны – их и сейчас можно еще встретить. Его львицы с помощью молодняка могли завалить даже таких гигантов звериного мира. Они брали на себя все труды и риски, проявляя чудеса отваги, – а ведь многие из них во время охоты получали увечья и даже гибли от ударов могучих животных. Сам же глава прайда приближался к добыче, лишь когда дело было сделано. Подходил не торопясь, члены семейства разбегались, и он получал свою львиную долю. Остальным разрешалось приступить к пиршеству лишь после того, как повелитель заканчивал трапезу и отходил в сторону.

Он владел здесь всем и вся, отгонял молодых львов, пришедших со стороны и посягающих на его место в прайде. Защищал самок и молодняк от нападения шакалов, гиен или леопардов и уступал дорогу только стаду слонов, если те пересекали место отдыха львиной семьи. И пока это у него прекрасно получалось.

Но прошло много ночей и лун, и царь почувствовал усталость. Самки, которые борются за место первой львицы. Постоянно путающиеся под ногами беспокойные детеныши. А надменные похотливые двухлетки, у которых уже прорастают гривы? Они уверены, что весь мир и все самки существуют только для них, – таких следует вовремя изгонять из семьи…

Уходите из прайда, ищите новые семьи и доказывайте там свое право стать вожаками. Сколько раз он все это уже проделывал!

Теперь бывший правитель уверен, что покинул прайд по собственному почину. Он достиг такого уровня царственности и достоинства, что может позволить себе жить один. Ему кажется, что теперь он будет по-настоящему счастлив и свободен. Но отчего так беспокойно рыщет он среди чахлого сухого кустарника, почему столь часто озирается по сторонам и принюхивается, что беспокоит его? Какие неясные звериные воспоминания теснятся в его огромной голове и мучают его? Почему он нарушает гармонию и симметрию природы и бродит теперь один по этой дикой саванне, где законом свыше предустановлено обязательное «каждой твари по паре»?

Нет, он ушел не из высших соображений – какие особые соображения доступны зверю, рожденному убивать? Всегда при нем все, что льву нужно для жизни: хитрость, ловкость, изворотливость, отточенные навыки охотника, грубая и несокрушимая сила, безжалостность, инстинкт властителя…

Но царю зверей не хочется признаться самому себе в том, что его просто выгнали из прайда. Он всем опостылел своим бездельем и претензиями на безоговорочное господство. Молодые львы сами уже в состоянии защитить молодняк от нападений леопарда или гиен. Зачем им нахлебник весом почти в двести пятьдесят килограммов?

Молодняк дружно отогнал старого льва от убитого бубала, а львицы не стали вмешиваться – возможно, они привыкли к нему, а привычка убивает страх. Это продолжалось уже несколько дней, его не раз оттесняли от добычи, допускали к пище чуть ли не в последнюю очередь. Вот и пришлось уйти, оставив свой прайд без доминантного самца.

Надо бы поесть, но вокруг не видно ни антилопы, ни даже мангусты – одни кусты и термитники. Он бродит в одиночестве три дня без еды и каждый день теряет в весе десять килограммов, становясь все слабее и слабее.

Солнце садится, и тень одиноко бредущего льва удлиняется. Зверь смотрит на свою тень, и ощущение собственной никчемности и неприкаянности на время оставляет его. Лев думает, какой он все еще огромный и мощный и что нет в природе другого такого величественного и могучего льва. Да нет, бывший повелитель саванны уже не столь велик и силен, как прежде, возраст, голод и одиночество делают свое дело. Тем не менее он еще производит впечатление монументального и царственного зверя и выглядит владыкой, в котором воплотился неукротимый дух дикой природы и таинственная магия доисторической тьмы, праматери нашего мира.

В этот вечер льву повезло – он встретил одинокого бородавочника, самца дикой африканской свиньи, одного из самых безобразных существ в мире. С возрастом у бородавочников вырастают огромные клыки, на морде вздуваются четыре бородавки, а за головой поднимается надменная холка, покрытая жесткой щетиной.

Почему бородавочник был один? Возможно, искал убежище на ночь, бежал, чтобы до темноты спрятаться в термитнике, в норе трубкозуба или дикобраза. На этот раз он не успел добраться до укрытия и стал добычей льва.

Но только бербериец приступил к трапезе, как невдалеке появилось незнакомое чудовище побольше буйвола. Негромко рыча, оно не бежало, но и не ползло, а двигалось как-то странно, направляясь как раз к месту львиной трапезы. Бывший владыка поднялся, явно не собираясь уступать добычу чужаку.

Мой спутник притормозил, развернул автомобиль так, чтобы нам хорошо были видны лев и его жертва.

– Не понял, зачем мы остановились? – спросил я. – Это ведь просто лев, решил поужинать бородавочником. Мы только что видели в ложбинке целый прайд таких львов, ты еще не насмотрелся?

– Нет, не просто лев, – ответил он. – Это берберийский лев, считается, что их еще римляне истребили, выпуская на арену для схваток с туранскими тиграми. Посмотри, какой громадный. Он старый и вскоре умрет. Давай подстрелим его, привезем домой красивую шкуру.

– Не надо, пусть живет.