– А чем большевистская пропаганда лучше? – Кондрат осторожно выглянул из укрытия. – Нет в моих планах больше места ни немцам, ни большевикам. Скоро сюда другие придут. Эти половчее гансов будут.
Уловив в словах полицая нечто важное, юноша подался вперед:
– Это кто еще собирается к нам сунуться?
– Тебе про то знать незачем! Ты, считай, уже труп.
– Нет у тебя никаких планов, кроме одного, как шкуру свою спасти. Слыхал, небось, Красная армия по всему фронту продвинулась? К границам Европы идет. Теперь даже в соседнюю Литву не попадешь. Кордоны везде выставлены. Посты армейские.
Слова партизана заставили вицефельдфебеля насторожиться:
– Какие еще посты? Нет там ничего. Не должно быть. Там немцы хозяйничают.
– Были допрежь. Нынче отовсюду побежали. Домой торопятся. К своим фрау-муттер. Говорю же – наши везде!
Николай блефовал. Что в действительности происходило в соседних республиках, он знать не мог. В нем сейчас говорил разведчик, желавший получить как можно больше информации о том, куда точно и зачем направлялись полицаи.
– Ничего, это ненадолго! – В голосе Матюшина уже не слышалась былая уверенность. – Скоро все изменится. Скоро мы вас всех окончательно зароем. И это будут не немцы, а анг…
Сплюнув с досады, что едва не сболтнул лишнее, Кондрат послал в партизана несколько пуль и рванул с места.
Решив, что сумеет догнать полицая, юноша брезгливо поморщился: «Побежал, крыса фашистская! А говорил: зароем всех, зароем…»
Осматривая в поисках документов карманы убитого Власенко, Сверчок в одном из них обнаружил ржавый сухарик. Огрызок лишь раздразнил аппетит. Пришлось снова обманывать желудок берестой и молочными корешками молодого камыша. В пути ему не раз попадались ягодные полянки, манящие спелостью земляники и малины. Но, следуя совету, некогда полученному от деда Захара, он их мало ел. «Изголодавшемуся организму толку от тех ягод немного, – говаривал старик. – Только аппетит дразнить да жажду вызывать».
6
Покинуть несколько лет назад родные степи и переехать в другую республику кубанского казака Захара Степаненко побудили особые обстоятельства. Новым соседям и знакомым виновник многочисленных слухов, которые обычно водятся вокруг всякого приезжего, рассказывал о смене климата, который ему рекомендовали врачи в силу слабости легких. Не мог бывший есаул открыться людям, что на родине у него возникли нелады с новой властью.
Встретив Первую мировую войну в звании подхорунжего, Захар Степаненко некоторое время служил в особом, пластунском отряде кубанцев. Пластуны в казачьих войсках отличались специальной подготовкой, и их охотно привлекали к различным операциям. В Карпатах, совершая рейды по тылам противника, казаки подхорунжего объединились с сотней есаула Андрея Шкуро. В скором времени имя атамана, создавшего особый отряд, названный им «волчьей стаей», станет известно всей армии. Своими жестокими набегами, грабя и уничтожая все на пути, «стая» наводила ужас на врагов. Во время Гражданской войны, к тому времени поднявшись в чинах до звания генерал-лейтенанта, Андрей Григорьевич Шкуро стал одной из ключевых фигур Белого движения. Но, несмотря на героизм, проявляемый его казаками, генерал-атаман уважения среди офицерства не имел… Судьба еще раз свела Захара Петровича с бывшим предводителем «волчьей сотни» в восемнадцатом году, в Ставрополе. Сюда, теперь уже есаул Степаненко, прибыл из Малороссии со своими казаками, чтобы служить под началом барона Врангеля. Встреча состоялась в станице Темнолесской, где, сменяя друг друга, короткое время располагались штабы генералов Шкуро, Покровского и Боровского.
Петр Николаевич Врангель не любил генерала Шкуро и партизанщину его не признавал. Считал разбойником, позорящим честь русского офицерства. Однажды, после очередной жалобы жителей из примыкавших к Ставрополю станиц на мародерствующих казаков Шкуро, даже отправил для его ареста отряд. Руководил им есаул Степаненко. Арестовать строптивого генерала, под началом которого к этому времени находилось десять тысяч сабель, не получилось. Не позволил генерал Деникин, руководивший объединенными силами Добровольческой армии, чей главный штаб находился в Ставрополе. В общей борьбе против большевиков Антон Иванович готов был собрать под свои знамена всех, кто представлял хоть какую-то силу. Шкуро такой силой обладал.
После победы Красной армии большинство из тех, кто боролся против советской власти, бежали за границу. Одни ушли на Восток и далее в Китай, другие в Европу. Покинули отечество и высшие офицеры Добровольческой армии.
Сразу после окончания Гражданской войны сотрудники ВЧК стали отслеживать всех, кто участвовал в Белом движении. Попал в особые списки и есаул Степаненко. Однако покидать родину Захар Петрович не пожелал. Жизни за ее пределами он себе не представлял. Решив затеряться на просторах новой, созданной большевиками страны, вместе со своими домочадцами он сначала перебрался в Грузию. Прожив три года на берегу Черного моря, семья переехала в Белоруссию, где и поселилась в одном из дальних районов. Здесь Захар Петрович устроился работать в лесное хозяйство.
Чета Степаненко вела тихий, замкнутый образ жизни, избегая ненужных разговоров и чужих глаз. Когда оба сына подросли, глава отправил их на родину, на Кубань, учиться выбранным профессиям. Там они и остались жить.
С началом германской агрессии, схоронив давно и тяжело болевшую супругу, Захар Петрович подался в леса, намереваясь прибиться к тем, кто с оружием в руках сопротивлялся врагу. Здесь и свели пути-дорожки старого казака с Федором Ивановичем Чепраковым.
Командир особой группы, заброшенной осенью сорок первого года из Москвы в Белоруссию для создания мобильного партизанского отряда, тогда только набирал людей. Он лично беседовал с каждым новым желающим попасть в его команду. Отбирал молодых и выносливых мужчин, способных безропотно переносить большие физические нагрузки. Предпочтение отдавал выходившим из окружения бойцам Красной армии. Но и тут решал, кого принять, а кого отправить в другие отряды, с которыми наладил надежную связь. В этой жесткой системе отбора старик Степаненко оказался единственным исключением. Захар Петрович удивил опытного офицера тем, что однажды ночью с легкостью обошел все посты и неожиданно появился возле его командирской землянки. Старый казак обещал показать слабые стороны охраны лагеря, если его возьмут в отряд. Отказать такому человеку, полному решимости даже в одиночку бороться с врагом, Чепраков не мог.
Для отряда Захар Петрович оказался настоящим кладезем знаний. Огромный военный и житейский опыт сделали его незаменимым во всем, что касалось партизанского хозяйства. Организовать быт, заготовить впрок провиант – все мог казак. Даже хвори некоторые умел врачевать, изготавливая снадобья из известных ему трав и корений, благо местная флора изобиловала лекарственным сырьем.
Умения Степаненко особенно пригодились в первые месяцы деятельности отряда. С помощью «адских машин», выпуск которых Захар Петрович наладил из немецких авиабомб, обнаруженных партизанами возле взорванного железнодорожного моста, не один вражеский объект был уничтожен. Это потом Москва станет регулярно присылать по воздуху взрывчатку, а пока приходилось самим разбирать детонаторы, выплавлять тол, собирать мины.
Для своей «лабалатории» деду Захару много места не требовалось. Достаточно было соорудить небольшой навес над головой. Мастерскую партизаны тут же прозвали «чертовой кухней». «Блюда» свои старый казак готовил, как заправский повар, начиняя всякими «специями». Даже командир, прошедший перед этой войной финскую кампанию, многое черпал для себя из общения с ним.
Была у Захара Петровича еще с Первой мировой заветная мечта – дойти до Берлина. Очень уж хотелось казаку пройтись победителем по германской земле, как предки его по французской хаживали.
– Можа, возьмешь с собой, а, Иваныч? – осмелившись, попросил он как-то командира.
