– Я пойду наверх, а вы посмотрите здесь.

Доусон вошел в бар, давя подошвами битое стекло. Здесь явно побывала веселая компания, оставившая после себя полупустые бутылки, грязные стаканы. Доусону захотелось выпить, но он подавил в себе это желание – сейчас было не до выпивки.

Он осмотрел первый этаж, но не нашел ничего, заслуживающего внимание и вернулся в фойе, где уже находился Уайетт. Лицо его было мрачно.

– Их нет, – сказал он, глядя на тело солдата, вокруг которого летали мухи.

– Как вы думаете, может, их увели солдаты? – предположил Доусон.

– Не знаю, – ответил Уайетт с тяжелым вздохом.

– Сожалею, что так все вышло, это из-за меня.

– Ну, это неизвестно. Нас в любом случае могли замести, – сказал Уайетт и вдруг почувствовал, что у него слегка кружится голова. Он сел на стул.

– Знаете что? – сказал Доусон, – озабоченно глядя на Уайетта. – Давайте поедим. Когда мы ели в последний раз? – Он вытянул свои забинтованные руки и сказал извиняющимся тоном. – Я бы сам раздобыл еды, но думаю, что не смогу открыть консервную банку.

– Вы правы. Надо поесть. Я пойду посмотрю, что там можно найти.

Десять минут спустя они жадно набросились на консервированное мясо. Доусону удалось левой рукой захватить ложку и, зажав банку между правой рукой и туловищем, он, несмотря на неудобство и боль, вполне мог действовать сам. Ему страшно не хотелось, чтобы Уайетт кормил его с ложечки, как ребенка.

– Что ж нам теперь делать? – спросил он.

Уайетт, прислушиваясь к артиллерийской стрельбе, покачал головой.

– Не знаю. Жаль, что они не оставили никакой записки.

– А может, оставили.

– В комнатах ничего не было.

Доусон задумался.

– А может, они были не в комнатах? А, допустим, в подвале. Услышали стрельбу, шум, ну и решили спрятаться.

– Здесь нет подвала.

– Ладно, тогда где-нибудь еще. Куда бы вы пошли во время артобстрела? Я знаю в Лондоне одного репортера, он, помнится, говорил, что лучшее место – под лестницей. Давайте посмотрим.

Он неуклюже положил ложку, встал и пошел к лестнице.

– Эй, – позвал он. – Тут что-то приколото на двери.

Уайетт со стуком опустил свою банку и бегом бросился к Доусону. Он оторвал записку от двери и стал читать.

– Костон исчез. Но остальным удалось выехать на машине Росторна. Она направились на восток, подальше от залива. – Он перевел дыхание. – Слава Богу!

– Прекрасно, я рад, что они уехали отсюда, – сказал Доусон. – Ну а мы что будем делать? Попытаемся их догнать?

– Вам, пожалуй, так и надо поступить.

Доусон посмотрел на Уайетта с удивлением.

– Мне? А вы что собираетесь делать?

– Я все время прислушиваюсь к артиллерийским залпам. Мне кажется, Фавель успешно наступает. Я хочу повидаться с ним.

– Вы что, не в своем уме? Вы попадете в самое пекло этой проклятой войны, вас же застрелят. Давайте лучше вместе пробиваться на восток.

– Нет, я остаюсь, – сказал Уайетт упрямо. – Кто-то должен сказать Фавелю об урагане.

– Почему вы думаете, что Фавель станет вас слушать? Вы уверены хотя бы в том, что вам вообще удастся добраться до него? Когда Фавель войдет в город, тут такое начнется!..

– Мне кажется, что Фавель разумный человек, не такой психопат, как Серрюрье. Если мне удастся попасть к нему, он меня выслушает.

Доусон застонал, но взглянув на решительное лицо Уайетта, понял, что переубедить его бесполезно. Он сказал:

– Вы упрямы, как сто ослов, вы прямолинейны и настырны, Уайетт, вы идиот, лишенный здравого смысла. Но если уж вы так настроены, я останусь с вами до тех пор, пока не увижу своими глазами, как вы будете расплачиваться за свое упрямство.

Уайетт с удивлением взглянул на него.

– Это совершенно необязательно, – сказал он тихо.

– Я знаю, но я остаюсь. Может, Костон был прав, тут есть материал для хорошей книги. – Он бросил на Уайетта полусердитый, полуироничный взгляд. – Вы станете ее героем, чего доброго.

– Нет уж, я предпочитаю не иметь отношения к вашим писаниям, – предупредил Уайетт.

– Можете не беспокоиться, мертвый герой мне не нужен.

– А мертвый писатель ничего не напишет. Так что лучше уж вы не ввязывайтесь в это дело.

– Я остаюсь, – повторил Доусон. Он чувствовал себя должником Уайетта и надеялся, что, оставаясь вблизи его, сможет как-нибудь оплатить свой долг.

– Ну, как хотите, – сказал Уайетт равнодушно и направился к двери.

– Подождите. Давайте не бросаться головой в омут. Обсудим, что происходит. Почему вы решили, что Фавелю удалось совершить прорыв?

– Некоторое время назад велся интенсивный артиллерийский огонь. Теперь он прекратился.

– Прекратился? По-моему, все осталось по-прежнему.

– Послушайте внимательно. Пушки бьют на востоке и на западе. В центре – молчат.

Доусон наклонил голову, прислушиваясь.

– Да, вы правы. Значит, вы считаете, что Фавель пробился к центру?

– Вполне вероятно.

Доусон сел.

– Тогда все, что нам нужно делать – это сидеть и ждать. Фавель сам придет к нам.

– Может, вы правы. – Он посмотрел сквозь окно с выбитым стеклом. – Улицы сейчас пустынны. Ни души.

– Эти люди все-таки соображают, – сказал Доусон. – Никто не хочет встретиться с наступающими войсками, паже если это войска Фавеля. Он сам, может быть, и разумный человек, как вы говорите, но люди с винтовками и автоматами, как правило, не рассуждают. Так что разумнее будет, если мы переждем здесь и посмотрим, как будут развиваться события дальше.

Уайетт начал ходить взад-вперед по фойе, и Доусон видел, что в нем нарастает раздражение.

– У вас есть сигареты? – спросил Доусон неожиданно. – У меня забрали полицейские.

– У меня тоже, – сказал Уайетт, прекращая свое бесконечное хождение. – Надо посмотреть в баре.

Он отправился в бар, нашел там пачку сигарет, сунул одну Доусону в рот и зажег ее. Доусон глубоко затянулся, затем сказал:

– Когда ожидается этот ваш ураган?

– Может, завтра, может, послезавтра. У меня сейчас нет о нем никаких сведений.

– Ну, и чего вы волнуетесь? Фавель идет к нам, ваша девушка в безопасности. – Доусон прищурил глаза, увидев, как Уайетт резко дернул головой. – Но ведь она ваша девушка, не так ли?

Уайетт промолчал, а Доусон сменил тему.

– А как отреагирует Фавель на ваше сообщение об урагане? – спросил он. – У этого парня голова забита военными проблемами.

– Ничего. Через два дня ему придется задуматься кое о чем другом. А если он останется в Сен-Пьере, он потеряет свою армию. Так что он должен будет выслушать меня.

– Будем надеяться, – произнес Доусон философски. Он поднял руку неуклюжим движением и попытался вынуть сигарету изо рта. Это у него не вышло, и рука упала на стол. Он зажмурился и застонал от боли.

– Давайте-ка посмотрим, что у вас с руками, – сказал Уайетт.

– Да не надо.

– Нет, давайте посмотрим, пока хуже не стало.

Уайетт посмотрел ему прямо в глаза.

– Я хочу взглянуть на них, не упрямьтесь. То, что в порядке в любом другом месте, в тропиках может обернуться бедой. – Он начал разматывать бинты на одной руке, и когда она открылась, в ужасе воскликнул: – Боже мой! Что они с вами сделали?

Рука представляла собой кровавое месиво. Два ногтя сошли вместе с бинтом, пальцы были сплошь синие или красные, как мясо бифштекса.

Доусон бессильно откинулся на спинку стула.

– Они били меня по рукам резиновой дубинкой. Кости, кажется, все-таки целы, но я думаю, мне еще долго не придется пользоваться машинкой.

– Теперь я нисколько не жалею о том, что убил Розо, – сказал Уайетт.

– А я и не жалел никогда, – отозвался Доусон с кривой улыбкой.

Уайетт был удивлен. Он не ожидал от Доусона такого самообладания, перед ним был не тот человек, который еще недавно от страха пытался угнать автомобиль. Что-то случилось с ним.

– Нужно чем-то смазать руки, – сказал он. – Да и укол пенициллина не помешает. Тут неподалеку есть аптека. Я схожу посмотрю, что можно достать. Если ее не разграбили, конечно.