Леонард очнулся, не понимая, где он. Боль пронизывала каждую клеточку его тела, помутненное сознание упорно отказывалось проясниться, а в ушах стоял гул, словно ревущий двигатель самолета. Он попытался двигаться, но движение причиняло невыносимую боль. Ему удалось едва разомкнуть губы, но ни звука не вырвалось. Мысли путались, как клубок ниток, и в голове пульсировала единственная мысль: «Что происходит?».

К Леонарду подошла медсестра, её лицо, словно выплывающее из тумана, постепенно обретало чёткие очертания. Белый халат с чуть помятыми карманов, говорил о том, что она не понаслышке знакома с больничной рутиной, а её вежливая улыбка не могла скрыть усталость.

– Наконец-то вы очнулись, – сказала она. – Вы были слишком долго без сознания, мистер Грейвс. Не двигайтесь, я позову доктора.

Леонард наблюдал, как дверь бесшумно закрывается за спиной медсестры. В палате повисла тишина, и, снова погружаясь в мысли, он попытался вспомнить, что произошло. В голове зияла пустота, не оставляющая и намёка. Вскоре в комнату вошёл доктор и остановился у кровати. Лео с трудом поднял на него взгляд.

Доктор начал осмотр с проверки пульса и реакции зрачков. С большим трудом охрипшим и слабым голосом Леонард спросил:

– Что… что со мной случилось?

Доктор тяжело вздохнул, остановился и посмотрел прямо в глаза пациенту.

– Вы попали в автокатастрофу, – сказал он. В этот момент, словно вспышка молнии в сознании Леонарда возникла картина: разбитое стекло, оглушительный грохот, боль… Он чувствовал, как сердце сжимается в груди, а дыхание становится прерывистым.

– Что с моими родителями? – его голос дрожал, слова давались с трудом.

Доктор замялся, его взгляд опустился вниз.

– Мистер и миссис Грейвс… они не выжили. Мне очень жаль.

Леонард почувствовал, как его мир рухнул в одно мгновение. Он пытался осмыслить услышанное, но в голове стоял оглушительный звон. Слёзы подступили к глазам, а в груди образовалась давящая пустота. Его родители больше никогда не вернутся. Их тёплые голоса, заботливые руки и мягкие улыбки в одночасье стали воспоминанием, а он сам был невообразимо покалечен. Он хотел закричать, но из горла вырывались лишь хриплые стоны. Тело дрожало, а грудь быстро и нервно вздымалась. Его накрыла волна истерики.

Медсестра, следуя указаниям доктора, ввела успокоительное, и Леонард погрузился в туманное забытье. Он чувствовал, как тело становится тяжёлым, словно его приковали к кровати. Обмякнув на больничной койке, словно тряпичная кукла, он ощутил, как слёзы стекали по его щекам, оставляя солёные дорожки на коже.

Ночь была чёрной, как бездонная пропасть, и дождевые капли барабанили по стёклам автомобиля, превращая дорогу в скользкое полотно. В салоне царила уютная атмосфера, пропитанная воспоминаниями о тёплом ужине у Хопкинсов. Пока родители оживленно вели беседу, Леонард, погруженный в свои мысли, смотрел, как отражение луны пляшет на мокром асфальте. Отец, широко улыбаясь, уверенно вел машину, часто поглядывая на сына в зеркало заднего вида.

– Лео, – его голос был мягким, но с едва заметной ноткой поддразнивания, – когда ты наконец сделаешь первый шаг? Вы с Джейн уже знаете друг друга четыре года. Она составила бы блестящую партию.

Леонард чувствовал, как в груди зарождалась волна лёгкого смущения, непривычного для него. Это был тот редкий случай, когда уверенный и властный молодой человек ощущал себя уязвимым – в присутствии своих родителей. Он глубоко вздохнул, стараясь собраться. Ему всегда казалось, что отец видит его насквозь, хотя они никогда не обсуждали личную жизнь столь откровенно. Медленно выдохнув, он вернул себе привычную уверенность.

– Папа, я взрослый человек… – начал Леонард, но не успел закончить.

Мать, сидевшая на переднем сиденье, с улыбкой смотрела на мужа и, повернувшись через плечо, ласково подмигнула сыну.

– Он просто стесняется, дорогой, не торопи его. Джейн такая милая девушка, – перебила она Леонарда. – Ты ведь знаешь, что тоже нравишься ей?

Слова застряли в горле, и он ощутил, как сердце забилось быстрее, словно предчувствуя беду. Время словно дало трещину. Мгновения растянулись, как тягучая карамель, превращаясь в вечность. Фары грузовика неумолимо приближались, заполняя собой весь мир, а пространство вокруг сузилось до ослепительного света и нарастающего визга тормозов. Леонард с болезненной ясностью видел, как капли дождя стекают по стеклу, как за окном мелькают деревья, как лица родителей в зеркале заднего вида искажаются от ужаса. Всё происходило, будто в замедленной съемке, превращая реальность в кошмарный сон.

Удар разразился внезапно, словно гром среди ясного неба, и всё вокруг Леонарда за долю секунды погрузилось в хаос. Металл скрипел, словно раненный зверь. Стекло треснуло, осыпав юношу градом осколков. Он услышал пронзительный крик матери, отчаянный вопль отца и почувствовал резкую испепеляющую боль. Тело Леонарда сжалось от удара, а правая нога оказалась раздавленной, словно хрупкая ветка. В этот момент в его голове промелькнула мысль: «Неужели это конец?». А затем наступила тишина, прерываемая лишь слабым стоном. Он не знал, был ли это его собственный стон или кого-то из родителей. Едва Леонард попытался собрать происходящее воедино, словно разбросанный пазл, сознание начало угасать, погружая его в тёмную, бездонную пропасть, из цепких лап которой казалось невозможным вырваться.

Похороны родителей стали невыносимым испытанием. Отец и мать ушли навсегда, оставив его одного в пустоте их отсутствия. Леонард, сидя в инвалидной коляске, стиснув зубы, старался скрыть от окружающих свою слабость. Его тело, словно запертое в железные оковы, не поддавалось управлению, каждая минута на кладбище была мучительным напоминанием о его беспомощности. Гости, одетые в чёрное, скользили перед его глазами, как тени прошлого. В их взглядах читалась смесь сочувствия и любопытства.

Серая мгла затуманенного сознания, спровоцированная мощными обезболивающими и успокоительным, делала всё вокруг неясным, словно происходящее было нереальным. Каждый жест, каждое слово, казалось, доходили до него через густую завесу. Он чувствовал себя не столько участником, сколько сторонним наблюдателем этого мрачного ритуала.

Гроб, окружённый траурными венками, медленно опускался в землю. Слова священника терялись в холодном ветре. Множество людей пришло на похороны. Лица, скрытые под зонтиками, казались безжизненными масками, холодными и отчуждёнными. Это были партнёры отца по бизнесу и некоторые из топ-менеджеров его корпорации. Никого из настоящих друзей, никого, кто мог бы разделить боль Леонарда. Кроме, пожалуй, Хопкинсов и Уинстона Смита, управляющего хозяйством в особняке Грейвсов.

В голове Леонарда вновь и вновь всплывал момент катастрофы. Разбитое стекло, запачканное кровью, запах бензина, крик матери, полный ужаса, и возглас отца, оборвавшиеся в один миг. Его рука тщетно пыталась дотянуться до них сквозь пелену боли и ужаса, а затем пришла тьма и поглотила его сознание. На мгновение он вновь ощутил ту боль и страх, которые въелись в его сознание, словно ядовитая заноза, не дающая покоя.

Леонард сидел в мрачной задумчивости, пока к нему не подошли мистер и миссис Хопкинс. Их присутствие принесло с собой пусть небольшое, но утешение, столь необходимое в этот момент.

– Леонард, мы так сильно сочувствуем тебе. Не передать словами, как мы переживаем о случившемся с Робертом и Джулией, – сказала миссис Хопкинс мягко, её глаза блестели от едва сдерживаемых слёз. – Если тебе что-то нужно, если есть хоть что-то, чем мы можем помочь… Пожалуйста, не стесняйся обратиться к нам.

Мистер Хопкинс крепко сжал руку Леонарда с молчаливым обещанием: «Я с тобой», дав почувствовал в этом простом жесте всю глубину человеческого сострадания.

– Я не могу понять… – прошептал Леонард, отрешенно глядя перед собой. – Как я буду жить без них?