Чувствительность местного населения к холоду оставалась вопросом, но видимо погода для них казалась не такой знойной, как для меня, что не мешало отправиться в путешествие. От меня исходило заметное марево, в то время как у людей изредка появлялся пар при дыхании. Какое-то время мы стояли в ожидании, когда все собирались покинуть окрестности небольшой крепости, которые мне теперь удалось разглядеть. С виду небольшой приземистый форт, в котором могло проживать не больше сотни человек. Все что мне удалось заметить по пути это глухие стены и конюшню, а возможно здесь это была зверюшня.

Меня вели предпоследним. Дорога уже была расчищена, а позади ехала телега, зачем-то везущая снег. Назначение ее оставалось неясным до тех пор, пока мы не свернули с тропы в лесную чащу, за которой виднелись вершины гор. Мелкая гряда верхушек на горизонте казалась мне не знакомой. Видимо это место находилось достаточно далеко, чтобы моя гора исчезла из вида.

Весь наш путь рабочие активно порошили снегом, заметая наш след. Глупо надеяться, что таким образом можно будет скрыться от преследования, только ветер и снегопад могли бы окончательно помочь в этом. Но это лучше, чем ничего не делать, если они хотели скрыться. За это время мне удалось определить пару простых слов на языке этих людей: «иди» и «стой». Понятия не имею, был ли это башкирский, эстонский или еще какой другой язык, но точно не английский. Я старался разобрать отдельные слова, когда рабочие получали четкие указания, другие бормотания членораздельно уловить было сложно. Пока мы шли, никто не пытался разговаривать и вести светские беседы.

К закату мы добрались до места назначения. Было похоже на пещеру, вокруг которой уже суетилось гораздо больше людей, чем тех, кто сопровождал мой караван. Они прибыли сюда раньше, чтобы обустроить все необходимые удобства на ночлег. Вход был завален камнями и заставлен ветвистыми кустарниками, оставался только едва заметный узкий проход между несколькими слоями стен из валунов. Мне пришлось ждать своей очереди, пока все повозки не разгрузили и не пустили на дрова, внутрь вошёл только скот. Меня вводили осторожно, оставались только рабочие, занимающиеся маскировкой.

Пройдя небольшой лабиринт, мы вышли на большую разрушенную лестницу бетонных развалин, напомнившую мне мое место появления. Поначалу вокруг лежало много камней и трещин, из которых все засыпало землей, но чем глубже мы спускались, тем более ухоженный вид обретали стены и пол. Походило на бомбоубежище, конечно основные его функции не работали, но стены держались прочно. От прежних дверей здесь ничего не осталось, все было перестроено и по мере возможности отреставрировано. Каменная кладка закрывала большие разрушенные проемы, а по коридору стояли деревянные распорки.

Никто не решался появиться на нашем пути, пока меня вели в новую камеру с новыми решётками и деревянной скамьей. Ритуал по освобождению моих рук повторился с той же перепалкой, что и раньше, оставив мои новые наручи при мне. Я не стал дожидаться, когда все разойдутся, оставив только охрану, а сразу расковырял металлические заклепки на браслетах когтями, вернув под изумленные взгляды их украшение. Затем, избавившись от нескольких камней на полу, мне пришлось сжечь деревянную скамью, сложив весь пепел в полученное углубление. Вся эта операция вызвала недоумение и шум, но мне было все равно. Хотя угля не хватало для целой кровати, я не собирался опять сидеть на каменном полу.

Постепенно все успокоились после того, как я принял свое обычное положение, обхватив колени руками, и даже спустя некоторое время мне принесли больше золы и угля, оставшегося в печах. Я не рассчитывал на перину, набитую перьями, за неимением лучшей альтернативы уголь был последним, что мне бы пришло в голову. Но для объяснений еще предстояло преодолеть языковой барьер. Оставалось только вздыхать, принимая все как есть.

Всю ночь было тихо, постепенно жилище приходило в движение. Отдельных камер для заключенных здесь не предусматривали, люди находились в общем помещении, разделенном каменными перегородками и проемами для отдельных комнат. Поэтому практически каждый разговор разносился по импровизированным комнатам достаточно хорошо. В таких спартанских условиях любой мог подойти к арке с решётками и уставиться, наблюдая за мной издалека как за диковинкой. Поначалу охрана отгоняла людей, иногда вызывая своего командира. Тот быстро находил для зевак задания, но когда большинство дел закончилось, они все равно возвращались.

Смельчаки подходили ближе, пытаясь разговаривать с уставшими от их набегов охранниками. Из этого мне удавалось узнать все больше и больше слов. Некоторые имена и местоимения медленно пополнили мой словарный запас, затем глаголы и немного прилагательных добавилось к ним. Большинство слов я не понимал и просто повторял про себя, чтобы запомнить произношение, но одну фразу, которую они повторяли, тыкая в меня пальцами, я заучил наизусть. – Угольная леди.

– Еще не узнали, чего хочет Угольная леди? – прошло не так много времени, прежде чем я начал понимать простые предложения. Но когда стало ясно, что означала фраза, которой меня называли, чувство дискомфорта поселилось во мне на долгое время. И когда голос маленькой девочки к концу вечера донесся через перегородку, чувство несправедливости вылилось через край.

– Я не леди! Прекратить! Не звать! – глупо что-то доказывать маленькому ребенку, но это должен был услышать каждый, кто так меня называл. Дремлющие охранники тут же проснулись от скрежещущего рева, которым звучал мой голос. Нервно оборачиваясь, они уставились на меня и медленно пятились, не зная, что делать, когда заметили, что я стою возле решетки.

Уставшие под вечер люди, лениво реагировали на новые события. Поднялся гул ропота, бормотание хлынуло по залу. Проскулил чей-то голос, что-то скрипнуло, а затем раздались торопливые шаги. – Смирно! – прозвучал знакомый тон командира, когда он подошел к решетке и увидел растерянных солдат. Затем пристально выжидающе посмотрел на меня.

– Я, НЕ, ЛЕДИ! – медленно повторил я, делая паузу между каждым словом, прижимаясь к решетке. В их глазах мелькнули искорки страха при звуке моего голоса.

– Все отдыхают, … тишина, – уверенно, но достаточно тихо произнес командир, выдержав паузу при обращении ко мне. А я сделал глубокий вдох, показывая свое раздражение.

– Я, не, леди, – повторил я еще раз, почти переходя на шепот, после чего развернулся и принял свою привычную позу, усевшись в углу. Возможно, сейчас самое время представиться, чтобы ко мне могли обращаться, но подумав, как это будет выглядеть, я вообще решил забыть свое имя. Как бы то ни было, все это давно в прошлом и человека с этим именем больше не существует. Есть только… Угольная леди?

Я даже не заметил, как слезы потекли у меня из глаз, когда я сидел, упираясь лбом в колени. Настала подозрительная тишина, я не слышал удаляющихся шагов командира, он все еще был здесь и чего-то ждал. Когда я поднял голову, он быстро переглянулся с охранниками и только после этого начальник неловко отправился восвояси. Его ждала дочь и жена, это все, что я мог узнать о нем из дневных разговоров. Машинально потерев правый глаз, я заметил оранжевую вязкую жидкость, раньше это вызывало небольшое пощипывание, но теперь я чувствовал только легкое тепло на пальцах.

После еще одного вздоха я наблюдал, как эта субстанция медленно темнела, становясь твердой, а затем спустя еще пару часов, лежа на каменном полу, стала похожа на бледный мутный кристаллик. Был ли я и раньше таким ранимым, или из-за повседневной суматохи у меня просто не хватало на это времени? Некогда обижаться, делиться переживаниями, а главное – не с кем. Неужели мне так чужда нормальная жизнь и общение, что хватало изо дня в день мотаться с работы на работу, для оплаты счетов и набивания желудка?

На следующий день в зоне моей видимости никто не маячил. Казалось, у них прибавилось забот, поскольку вчерашняя болтовня полностью прекратилась. Одиноким охранникам даже было немного непривычно после потери своей популярности, но позже днем появился их командир. Ему принесли наскоро собранный деревянный стол со стулом и пару наполненных мешков. Он долго не знал с чего начать и даже не обращал на меня внимания, копошась в содержимом, пока я не показал свою заинтересованность, упершись подбородком в руки, лежащие на коленях.