Настолько, что Соколову, кончившему в презервативе прямо в попку, удается разрядить взведенную бомбу в моем лице, парой нажатий на горошину клитора, превратившуюся в оголенный комок нервов.

— А теперь спать, Маш, — слышу я, проваливаясь в беспамятство. — Ненасытная ты какая.

Ноу комментс.

Отстаивать сейчас свою репутацию я не готова. Сил нет, да и свидание на самом деле прошло «романтично».

Я просто выключаюсь, успев загадать напоследок проспать хотя бы пять часов и проснуться без члена в каком-нибудь отверстии.

А проснувшись, я осознаю все последствия «романтики».

Глаза я открываю, когда за окном во всю светит летнее солнце. Поднявшая меня нужда гонит в туалет.

Ну как «гонит»? Пошатываясь и морщась, я бреду по стеночке.

Блин, босс обещания выполняет, я реально еле иду. Его «ходить не сможешь» реализовано.

А в туалете выясняются и другие пикантные моменты. Попка ноет, щелка горит. Меня будто туда пчелы всю ночь кусали. Бедная моя Изольда…

После секса с бывшим таких ощущений не было.

Да чего уж там. Там и во время секса разница феноменальная…

А это, видимо, расплата.

Почему в эротических романах про такое не пишут? Я б, может, была готова…

В зеркало смотреть вообще страшно.

Никто не сушил вчера мои волосы после душа, ну и результат в отражении соответствующий. Губы распухшие, под глазами круги.

Если прикрыть засосы на груди, я — наглядный пример того, что переработка — это плохо.

Зато сколько материала насобирала. И все за один день. Можно прямо сборник выпускать. А то и диссер защитить.

Тут же в ванной обнаруживается мое платье, пережившее вчера нелегкие времена. Натянув на себя красную тряпку, я так же по стеночке выползаю из ванной и встречаю за дверью заспанного и лохматого Соколова, подпирающего косяк.

— Корниенко, ты прирожденная обломщица, — сварливо обвиняет меня он.

— Что не так? — жалобно спрашиваю я, предчувствуя какие-то санкции.

— Ты куда намылилась?

— Домой. Но сначала я бы попила кофе… — робко прошу я.

— Сбегаешь? — прищуривает Дима.

— Ну так… Мне правда домой нужно.

Компресс поставить на перетрудившиеся места. И в кучку мысли собрать.

Потому что думать, когда Соколов рядом, все сложнее. Феромоны он, что ли, излучает. Или что-то другое.

Сейчас я никакого секса не хочу. Сыта по самую маковку.

Зато хочется прижаться к нему и лапать эти волшебные мускулы, тереться о жесткую щетину и трогать его волосы.

А он мой босс.

А я тряпка.

Посверлив меня взглядом, ДК идет на кухню, а я плетусь за ним, гипнотизируя взглядом идеальную трапецию, бережно пакуя этот образ в дальний уголок памяти.

Сонный Дима выглядит по-домашнему. Варит мне кофе, делает яичницу, добавляя мне комплексов. У меня вот не так вкусно никогда выходит. То помидоры почернеют, то соль на зубах скрипит.

И утром я не выгляжу, как модель.

Гадство.

Настроение начинает портиться.

Когда из вредности выпив весь кофе и сожрав яичницу, я топаю в прихожую, Соколов пытается меня остановить:

— Подожди, я тебя отвезу…

— Не надо, — психую я, воюя за свои трусики, свисающие со слишком высокой для меня вешалки. — Я такси вызову…

Босс никак мне в моих потугах не помогает.

И в итоге я дергаю так сильно, что шарик, навинченный на острие крючка срывается снарядом. Трусишки, выступившие в качестве пращи, метко отправляют тяжелую металлическую фиговину прямо Соколову в лоб.

Твою ж мать!

Сидя на заднем сидении такси, я вцепляюсь себе в волосы.

Так эффектно закончить несколько часов разнузданного секса могу только я.

И я явно останусь незабываемой в памяти босса.

Как глаз-то не выбила.

Зато белье при мне.

Правда, в сумочке. Не до надевания мне было, у меня чуть инфаркт не случился.

— Ты еще и членовредительница, — шипит Соколов, отнимая руку от лица, демонстрируя высокую культуру и самообладание, он даже не матерится.

А я бледнею.

Я, что, и ТУДА попала?

Но остальные шарики вроде на месте…

Кошусь сначала на шарики босса, потом на шарики не вешалке.

Точно все.

Но потом до меня доходит, что Дима просто обзывается.

Не гад ли?

Это ему Вселенная отомстила за мое совращение.

Вселенная, кстати, мстит со смаком и неотвратимо. Шишка на лбу ДК начинает наливаться на глазах. Так что ледяной компресс, о котором мечтали мои отдельные зоны, достается Соколову.

Когда становится понятно, что непоправимого ущерба не нанесено, меня чутка перестает колбасить, и я огрызаюсь:

— Я не членовредительница, зато ты — дуб твердолобый, — и тут же спохватываюсь. — Не тошнит? Видишь меня хорошо?

— Еще как, — и начинает ржать. — Получить сотряс трусами — это было бы слишком… Об этом я в мемуарах не напишу…

— Не трусами, а фиговиной, — надуваюсь я. Можно подумать, я чугунные труселя ношу.

В общем, становится очевидно, что голова у Димы еще будет болеть, и я таки уезжаю на такси.

И теперь просто клюю себя за все косяки.

И начинаю с того, что трусы вообще не должны были находиться отдельно от меня.

Уже дома я закладываюсь в ванную, радуясь, что с недавних пор живу отдельно. Не представляю, как бы я маме объясняла следы сверхурочных.

А телефончик лежит рядом.

И от него ни писка. Ни звонка, ни сообщения.

Ну может, он отсыпается? Я ведь тоже, пока домой ехала, хотела спать. Зато сейчас ни в одном глазу, и караулю мобильник.

Сижу такая в пенной ванне с саднящей попкой и почти разбитым сердцем.

И сама звонить не буду.

Не дождется.

Маша Корниенко никогда не звонит первой.

М-да. Только шлет порнуху.

Спускаюсь с головой под воду. Чего делать-то? Мне надо срочно с кем-то перетереть. Совета там попросить. Но только как-то секретно, чтоб не спалиться…

Выныриваю на поверхность и мокрой лапкой набираю тетку.

— Саш, занята?

— Чего тебе, отроковица? — голос на том конце довольный. Слышен звон стекла. Крики: «Помидоры горят!». Кажется, это Янка верещит.

Судьба помидоров меня не очень волнует. В моей реальности у них всегда тяжелая карма. Но если там куча лишних ушей…

— Тебе некогда… — надумываю я дать задний ход.

— Не-не, нормуль. Они еще кабачки не обуглили. Я жду. После сосисок, пожаренных в целлофане, пока все скучно. Так что, излагай.

Помявшись, я решаюсь:

— Слушай, мне тут сюжет в голову пришел… Короче, героиня перепутала и отправила своему боссу неприличное письма. Она писательница горячего жанра, и вместо отчета прикрепила свое творчество… Ты слушаешь? — я беспокоюсь, что Сашка притихла.

— О-очень внимательно, — со странной интонацией отвечает она.

— Ну и босс решил, что это предложение. А героиня не сразу дотумкала, пока он не зажал ее в лифте… В общем, я не уверена, что это хорошее начало отношений… Что думаешь?

— Ага, — слышу, как Сашка задумчиво что-то отпивает. — А за сиську ты успела дать подержаться?

— Да… Нет! И вообще, это не про меня! А про героиню, и она не такая!

— Ну, конечно. Разумеется, не такая. По законам жанра, она — невинная дева, не нюхавшая мужского исподнего, а он — весь такой брутальный и властный… И это не сама героиня, а тело подвело. Так?

— Ды-а… — душераздирающие выдыхаю я.

— Так вопрос-то в чем? Дать или не дать героине супер-самцу?

— Поздно вопросы задавать, — ворчу я. — Он ее прям там в лифте и …

— Стоп-стоп-стоп. Таких подробностей про тебя, пардон, про твою героиню мне лучше не знать. Родственность еще никто не отменял.

— Короче, Маня-стажер сдалась. Босс-Дима одержал победу. Какие перспективы?

— Ну, мать… Перспективы на секс на рабочем столе…