– Нет, милочка, мы не из ЖЭКа, – более уверенно произносит женщина. – Мы из органов опеки. На вас поступил сигнал, и мы пришли проверить условия, в которых проживают ваши дети. Вы Беляева Диана?

Делаю несколько глубоких вдохов, стараясь сохранить спокойствие. Чувствую, что к этому приложила руку моя бывшая свекровь. У нее есть приятельница, которая работает в нашей местной администрации, и без нее здесь явно не обошлось.

– И кто же этот добрый человек?

– Мы не разглашаем данную информацию, – приобретает дар речи ее коллега. – Вы впустите нас в квартиру?

– Покажите для начала ваши удостоверения или какой-нибудь другой документ, на основании которого вы будете осматривать мою квартиру, – тараторю я, пытаясь найти легальную причину, чтобы не впускать этих двоих. – У меня двое маленьких детей, и я не могу впускать сюда кого попало.

– Сейчас. – Первая начинает рыться в сумке и спустя несколько секунд все же достает и показывает мне документы. – А теперь открывайте дверь, иначе мне придется записать, что вы отказались впустить нас.

Делать нечего. Прикрываю дверь и снимаю цепочку. Видя, что у меня чистый ламинат, женщины нагло заходят в грязной обуви и проходят вглубь квартиры. Я хочу закрыть дверь, но не успеваю, потому как следом за ними вихрем влетает Давид.

– Здравствуйте, Диана, – возбужденно говорит мужчина.

– Вы не вовремя, – тихо произношу я, показывая жестами на ситуацию. Но мужчина игнорирует меня и идет следом за соцработницами.

– Доброе утро, дамы!

Грубый голос Давида заставляет их замереть и оглянуться.

– А вы, собственно, кто? – удивленно таращится на него старуха Шапокляк.

– А вы? – холодно чеканит он.

– Мы из опеки, – отвечает вторая. – У вас в квартире всегда так холодно?

– Третий день, – тихо произношу я и встречаюсь с угрюмым взглядом Давида. – Во всем доме отопление отключили. Порыв в подвале.

– Варвара Владиславовна, запишите: температура в помещении, где находятся дети, ниже нормы, – уверенно говорит Шапокляк и шагает дальше по квартире, оставляя грязные следы на полу. – Так а вы, мужчина, кто?

– Я друг, – стараясь быть вежливым, отвечает он.

– Друг? – Варвара Владиславовна приспускает на носу очки и смотрит поверх стекол. – А может, вы сожитель?

– Или того похлеще, – добавляет Шапокляк. – Родной отец. А вы у нас, милочка, числитесь как мать-одиночка.

– У нас много таких. – Поправляет очки обратно и что-то царапает ручкой в журнале.

– Каких? – рявкает Давид.

– Которые обманывают государство, чтобы незаконно социальные выплаты получать.

– Нет, – отмираю я. – Это просто друг! – Пытаюсь исправить ситуацию, чтобы они действительно не подумали, что между нами с Давидом что-то есть. У меня и правда нет никакого желания ссориться с государством и что-то кому-то потом доказывать. Мне совершенно не нужны дополнительные проблемы.

– Где второй ребенок? – спрашивает та, которая худая.

– Она спит в спальне. – На данный момент это единственная комната, в которой тепло.

– Покажите, – настаивает женщина.

– Может, не надо туда заходить? – умоляюще произношу я. – Давайте я вам немножко дверь приоткрою, и вы просто заглянете. Там чисто и тепло, поверьте на слово, – тяжко вздыхаю я, понимая, что уговорить этих дамочек мне не удастся. Легче показать им спальню, чтобы они побыстрее ушли, а потом убраться после их них.

– Нам надо осмотреться, – настаивает на своем соцработница.

– Вы туда сейчас холод запустите и грязи нанесете, – с нажимом произносит Давид.

– Ладно, – сдаюсь я и впускаю их в комнату. Давид остается стоять в коридоре. В спальне тепло. Анечка спокойно посапывает в кроватке. Несмотря на это, женщины даже не пытаются вести себя тихо. Они громко переговариваются, тем самым будят дочь, и она начинает хныкать.

– Так. Все. Хватит! – взрывается Давид. – На выход! – показывает рукой на дверь.

Я кладу в кроватку Даню и беру на руки Аню, чтобы успокоить.

– Что вы себе позволяете? – округляет на него глаза Шапокляк.

– Если вы сейчас же не покинете эту квартиру, то ощутите в полной мере то, что я себе позволяю, – цедит сквозь зубы мужчина.

– Ну, знаете ли, – угрожающе поднимает палец вверх та, что в очках. – Мы сейчас полицию вызовем.

– Вызывайте! Ни черта они мне не сделают! У меня сам министр внутренних дел зубы лечит, – рявкает он, и произносит это настолько уверенно, что даже я ему верю.

Женщины молча переглядываются, затем делают еще какие-то заметки и молча выходят из квартиры. Бросив напоследок, что возьмут нашу семью на контроль. Мужчина закрывает за ними дверь и возвращается к нам.

– Значит так, Диана, – переводит сбившееся дыхание Давид. – Собирайся. И детей собирай. Поедете ко мне.

– Зачем? – внутренне настораживаюсь я.

– Затем. Как врач я не могу позволить детям находиться в этом холоде. А у меня дом с автономным отоплением. Я тебе комнату большую выделю. Поживете там до тех пор, пока у вас отопление не сделают.

– Ты не врач. Ты стоматолог, – поднимаю на него глаза. В душе я понимаю, что надо соглашаться на его щедрое предложение, но мой мозг ищет какой-то подвох в его словах.

– Если быть точным, то я ортодонт, – вздыхает мужчина. – Впереди выходные. Вряд ли здесь в ближайшие два дня что-то изменится в лучшую сторону.

– И то правда, – сдаюсь я, трезво оценивая перспективу быстрой замены труб. – Мне нужно время, чтобы собраться.

– Не спеши. Спокойно собирайся. Я подожду тебя в прихожей, – говорит Давид и выходит из спальни.

Достаю из шкафа большой чемодан и бросаю в него нужные мне вещи: нижнее белье, носки, домашнюю одежду, несколько свитеров и джинсы. Прихватываю также косметичку и ванные принадлежности. Стараюсь мыслить практически, чтобы оставить в чемодане побольше места для детских вещей. Выбираю нейтральные цвета, чтобы подходили сразу для двоих – мальчика и девочки. Не знаю, влезет ли коляска в багажник. Она двойная. Снимаю с каркаса люльки, которые могут использоваться как автокресла. На автомате одеваюсь первой. Закрываю чемодан и вывожу его в коридор. Давид берет чемодан и спускает его к машине. Затем возвращаюсь и одеваю детей. Надо делать все максимально быстро, чтобы они не успели перегреться. На скорую руку расчесываюсь и закручиваю небрежный пучок. Волосы у меня длинные и очень тяжелые. Мимолетно смотрю на себя в зеркало. Вроде и не страшненькая, но замученная ужасно. Зато фигура стройная как никогда. С лоском пока проблематично, да и глаза давно уже не горят. Уставшая молодая женщина. Беру переноски с детьми в две руки и выхожу из спальни. Внутри появляется волнение, а правильно ли я все делаю? Давид возвращается в квартиру и забирает у меня детей. Я проверяю, все ли выключила, выхожу и закрываю дверь на замок.

– Давай, может, я одну понесу? – спрашиваю я, спускаясь по ступенькам следом за Давидом.

– Мне не тяжело, – отвечает он, глядя перед собой. Мужчина хорошей спортивной комплекции. Я заметила это еще в прошлый раз. С самого начала Давид произвел на меня впечатление доброго и порядочного человека. И тут надо отдать должное его родителям, потому как сразу чувствуется воспитание.

Выходим из подъезда и двигаемся к большому темному автомобилю, который припаркован недалеко от дома. На нас тут же налетает вихрь морозного ветра, который чуть ли не сбивает меня с ног.

– Достань, пожалуйста, в боковом кармане ключи.

– Пальто? – уточняю я.

– Нет. Джинс.

Давид поворачивается ко мне правым боком. Я смущенно сглатываю, опуская глаза на его крепкие бедра. Это, кажется, нарушение личных границ, ведь так? Прикрыв глаза и перед этим тяжело выдохнув, запускаю свои пальчики ему в карман и ловко выхватываю электронный ключ.

– Открывай машину, – командует мужчина, глядя на меня в упор, и я послушно нажимаю кнопку с открытым замком. Мужчина устанавливает на заднем сиденье переноски и фиксирует их ремнями безопасности.

Проверяю малышей и поправляю им пустышки. Щечки у них тепленькие.