Благодарю санитарку за информацию и отправляюсь в путь. Сделав глубокий вдох, шаг за шагом ковыляю в указанном мне направлении, к репродуктологии. Напряжение и тревога немного спадают. Прохожу мимо пациентов, которые тоже идут по своим делам. Вижу женщину на костылях; ей тоже нелегко, но она, пускай и медленно, но двигается вперед с упорством и решимостью. Мне кажется, она забинтована практически вся. Целой в ее теле осталась только голова. На ее лице видны следы усталости и боли, но она не сдается. Наблюдая за ней, я понимаю, что у меня не все так хреново в жизни.

Не с первого раза и даже не со второго, но я все-таки нахожу нужное мне отделение. Смазливая медсестра в коротком халатике и с доброжелательной улыбкой на лице показывает мне, где находится кабинет, в котором Виталина принимает своих пациентов.

Благодарю медсестру и настойчиво стучусь в дверь.

– Войдите, – слышится с той стороны.

– Привет, Вит. – Захожу и закрываю за собой дверь. Девушка поднимает голову, и я по одному ее взгляду понимаю, что она не очень рада меня видеть, хоть и удивлена.

– Добрый день. Вижу, тебе значительно лучше, – говорит она и презрительно сужает глаза.

– Да, – искренне отвечаю я, пытаясь понять ее реакцию. – Правда, голова немного болит и тело словно не мое.

Виталина напрягается.

– Как Диана? – Мой голос ломается от вопроса.

– Спроси у нее сам, – едко отвечает она.

– Смешно, конечно, звучит. У меня даже телефона нет. – Ерошу рукой затылок. – Своим не поделишься?

– Это шутка такая? – округляет глаза Виталина.

– Нет. Можно я с твоего номера Дине позвоню?

Она подозрительно смотрит несколько секунд, после чего достает из кармана телефон и недоверчиво протягивает его мне. Сжимаю его в руке, как некую ценность.

Набираю номер Дианы и жду. Гудок. Второй. Третий.

– Трубку не берет, – говорю я после того как звонок сам автоматически сбрасывается.

– Значит, занята, – фыркает девушка и мстительно добавляет: – Благодаря тебе.

– Мне? – удивляюсь я.

– Ну, не тебе. Родителям твоим.

– Не понял. Объяснись.

Отодвигаю стул и сажусь, напротив.

– К ней уже неделю комиссия из органов опеки ходит. Все нервы истрепали. Еще и какой-то вирус принесли – одна из сотрудниц чихала и сморкалась в комнате, где малыши спали. А сегодня у Ани температура поднялась. Диана не знала, что делать, и скорую вызвала. Сейчас в больнице с детьми.

Твою ж… Сердце срывается и начинает колотиться в желудке с такой силой, что подступает тошнота.

– Мать при чем? – От злости начинаю скрипеть зубами.

– Она решила через суд детей забрать. А ты что, не знал? Уже вроде несколько дней как в себя пришел. И ни разу Диане не позвонил, – обвиняюще качает головой.

Бросаю взгляд на настенные часы – половина второго.

– Вызови мне такси, – решительно произношу я и застегиваю спортивную кофту, вспоминая, что у меня даже бумажника здесь нет.

– В смысле – такси? – Шокированно смотрит на меня.

– И денег одолжи, пожалуйста. Я верну сегодня.

Говорю Вите «спасибо», беру деньги и выхожу на улицу. Такси подъезжает прямо к центральному выходу.

– Вам не жарко? – с усмешкой спрашивает таксист, когда я в тапках и спортивном костюме при минус двадцать сажусь в его автомобиль.

– Нормально, – рявкаю я в ответ. – Поехали, быстрее.

Водитель с пониманием кивает, заводит двигатель и быстро трогается с места. Пока мы едем, я смотрю в окно, наблюдая, как городская суета проносится мимо. Тем самым пытаюсь себя успокоить, но понимаю, что еще больше бешусь.

Меня просто бомбит, когда я думаю про свою мать. Злость переполняет меня, словно буря, рвущаяся наружу. Как она может даже задумываться о том, чтобы отнять у Дианы наших детей? Я не могу понять, как она, женщина, которая должна была быть родной и заботливой бабушкой, может причинять такую боль моим детям. В голове не укладывается ее поступок. А отец? Он тоже ее поддерживает? Как они смеют предпринимать такое против своего собственного сына? Так нагло вмешиваться в счастье и стабильность нашей семьи.

Я помню моменты, когда мать проявляла неприязнь к Диане, и понимаю – это лишь продолжение ее отношения. Она никогда не хотела, чтобы Диана стала частью нашей семьи. Эта женщина не понимает, что она одним своим поступком может уничтожить мою жизнь. Злость и разочарование – все, что я испытываю по отношению к маме из-за ее жестокости и эгоизма. Она словно не видит, что мы с Дианой можем создать прекрасную семью. Мне хорошо с этой женщиной, и наши дети будут расти, окруженные любовью и заботой. Зачем все это рушить? Я не понимаю.

Водитель бросает на меня взгляд в зеркало заднего вида:

– Вы что, из больницы сбежали?

– Можно и так сказать, – вздыхаю я. – С одной сбежал, чтобы попасть в другую.

– В детскую? – вскидывает брови.

– Да, – киваю я. – Ребенок заболел.

– Понимаю. – Водитель мастерски управляет своей машиной, ловко находя короткий путь и избегая образовавшейся пробки на дороге. – Дети – это святое. Когда они болеют, я сам в депрессию ухожу. Даже разговаривать ни с кем не хочется.

Таксист спешит скорее доставить меня по указанному адресу. Но время все равно кажется бесконечно тягучим в этом ожидании. Вскоре мы наконец-то приближаемся к больнице.

Во мне сейчас борются два чувства: облегчение и нервозность.

Водитель останавливает машину у входа в больницу, и я протягиваю ему несколько купюр, добавляя:

– Сдачи не надо.

Захожу в здание, и передо мной открывается коридор, битком набитый мамашами и их орущими детьми. Прямо-таки аншлаг какой-то.

Стараясь игнорировать этот шум и гомон вокруг, нахожу глазами табличку с надписью «Регистратура». Подхожу к окну и слышу за спиной писклявый женский голос:

– Тут очередь, мужчина!

– Кто крайний? – спрашиваю я, стараясь сохранять спокойствие и не нахамить в ответ.

– Передо мной еще женщина и вон тот мужчина с мальчиком на руках. Видите? – Тычет пальцем в противоположном направлении коридора.

– Вижу, – рычу в ответ, стараясь думать о том, что скоро увижу свою любимую женщину и наших детей.

Наконец подходит моя очередь.

– Добрый день. Скажите, Беляева Диана в какой палате? – спрашиваю я, слегка нагнувшись к окошку.

– Та-а-ак… Беляева… – тянет медсестра и ведет ручкой по списку фамилий в тетрадке. – В каком отделении?

– Не знаю. Ребенка с температурой привезли сегодня на скорой.

– Значит, инфекция. – Она задумчиво переворачивает листок и пробегает глазами по фамилиям пациентов. – Есть такая. – Поднимает на меня взгляд: – Сейчас налево. Там ступеньки. Третий этаж. Восьмая палата.

– Спасибо, – киваю я и бегу в сторону лестницы.

Поднимаюсь сразу на нужный этаж и слышу за спиной знакомый голос:

– Дава?

– Жека, – оборачиваюсь на голос, – здорова! – Пожимаю другу руку.

– Я не понял. – Разводит руки в стороны. – Мне Ольга Петровна сказала, что ты еще в больнице. Как ты себя чувствуешь?

– Я нормально. У меня тут ребенок заболел…

– Уже в курсе, – кивает он. – Я твою Дину под личный контроль взял. Она с детьми в отдельной палате.

– Как они? – спрашиваю нетерпеливо.

– Мальчик чувствует себя отлично. А вот у девочки подозрение на пневмонию.

– Воспаление легких?

– У младенцев так бывает. С утра насморк, а к вечеру уже воспаление. Но ты не волнуйся. Я как раз за описанием снимка иду. Сейчас будем смотреть, что к чему. Если что, антибиотик проколем пару дней, и будет твоя малышка здоровенькая.

– Спасибо, Жека, – хлопаю его по плечу.

Не могу сказать, что от его слов мне сильно полегчало. Но он хоть немного успокоил меня. Как минимум дал положительный прогноз.

Шаг, еще один, и я стою перед палатой с номером восемь, за дверью которой находится Диана и наши дети. Безумно хочу увидеть их. Хочу обнять свою женщину и сказать, что я рядом.

Без стука тихонько захожу в палату. С порога бросается в глаза больничная кроватка, в которой спит Даня. Мелкий улыбается во сне. На стуле ко мне спиной сидит Диана. Она держит на руках нашу дочь. Моя девочка, прижавшись, лежит у мамы на руках. Ее дыхание заметно учащено. Она еще такая малюсенькая и такая хрупкая.