Куда делся Давид? Может, к себе спать ушел?

Анюта начинает активно болтать ногами и мотать головой. Вылезаю из-под одеяла и забираю ее к себе. Пока кормлю ребенка, прислушиваюсь к тишине. Сквозь закрытое окно слышно, как на улице тихо подвывает ветер. В ближайшие дни гидрометцентр прогнозирует сильный снегопад. Перекладываю дочку в кроватку и беру на руки сына.

Когда дети снова засыпают, я надеваю теплый, мягкий халат и иду на поиски хозяина дома. В спальне на первом этаже его нет. Решительно толкаю дверь его кабинета вперед и замираю на пороге. Там тоже пусто. Внутри начинает колоть беспокойное чувство, а по спине прокатывает озноб.

К слову, а который сейчас час? По ощущениям где-то около четырех утра. Включаю на кухне свет и смотрю на настенные часы. Так и есть, начало пятого.

Что все это значит? Беру кувшин с водой, наливаю в стакан и делаю несколько глотков. Смотрю в окно. Там, где должен стоять автомобиль Давида, я замечаю пустоту.

Он уехал. Но куда? Да еще и посреди ночи, ничего мне не сказав. Почему он меня не разбудил?

Возвращаюсь наверх. Нахожу свой телефон. Подрагивающими пальцами снимаю блокировку с экрана. Никаких уведомлений или сообщений от Давида нет. Одним движением пальца нахожу его номер и нажимаю на вызов. Затихаю, пока слушаю длинные гудки. Слушаю их до тех пор, пока вызов не сбрасывается сам. Во мне просыпается паника. Выхожу из спальни и иду ванную. Чтобы привести мозг в порядок и начать рационально мыслить, я быстро умываюсь ледяной водой.

За окном глупая ночь. В доме только я с детьми. В любом случае, мне придется ждать утра, чтобы предпринять дальнейшие шаги и понять, что мне вообще делать.

В семь тридцать я слышу звук мотора и вижу из окна в спальне, как на территорию участка заезжает автомобиль и паркуется на том месте, где Давид обычно ставит свою машину. Из автомобиля выходит его брат. На этот раз он без своей супруги.

Что-то наверняка случилось!

Накидываю на плечи вязаный кардиган и бегу вниз открывать дверь.

– Доброе утро, – говорит Марк, переступая порог дома. Его голос звучит осторожно. – Ты прости, что я в такую рань, – мнется он, буквально подбирая каждое слово, а внутри у меня все холодеет.

– Что? – нетерпеливо спрашиваю я. – Говори, что случилось? – подгоняю его. – Что-то с Давидом?

Дышать становится тяжело.

– Да, – вздыхает он. – Он… – сглатывает, – в общем, он ночью в ДТП попал.

– О боже… – Я утыкаюсь лицом в ладони. – Он жив? – практически выкрикиваю я, чувствуя, как паника подступает к горлу. Ноги немеют от ужаса. Открываю лицо и смотрю мужчине в глаза. – Жив? – Чтобы не упасть, я хватаюсь рукой за выступ шкафа в прихожей.

– Жив, – спешит успокоить меня Марк. – А ну-ка, пойдем присядем. – Видя, что я бледнею, он берет меня под руку и ведет к дивану. – Садись. Воды дать?

– Не надо. – Мотнув головой, я опускаюсь на диван. – Что с Давидом?

– Он жив. В больнице. Может, все-таки воды? – снова предлагает он и косо поглядывает в сторону кухни.

– Нет. Спасибо, – говорю я, с трудом ворочая языком.

– Как знаешь, – выдыхает он и садится напротив.

– Марк, только рассказывай мне всю правду. Не жалей меня. Говори все, как есть.

Я слышу свой голос будто бы издалека.

– Давид жив. Он в больнице.

– Он в сознании?

Я дрожу всем телом и сглатываю ком в горле.

– Пока что нет. У него закрытая черепно-мозговая и пара переломов. Но прогноз хороший. Просто потребуется время на восстановление.

Немного расслабляюсь и перевожу дыхание.

– Как так случилось?

– Ночью шел сильный снег. На трассе фуру занесло. Повезло, что она пустой ехала. Давид хотел уйти от столкновения, но его раскрутило на дороге, и встречная машины въехала в бок. Благо подушки сработали.

– А куда он ночью ехал? – Возможно, я задаю неуместный вопрос, но мне жизненно необходимо знать все.

– Разве он тебе не сказал?

– Нет.

– Вчера Катя по роковому стечению обстоятельств тоже в аварию угодила. Я подробностей не знаю. Только знаю, что Давид к ней ехал.

– К ней? – Словно в замедленной съёмке, я поворачиваю к нему голову и несколько секунд смотрю не моргая.

В ответ Марк лишь коротко кивает.

– С ним точно будет все хорошо? – повторно задаю вопрос.

– Как доктор, могу тебя заверить, что все с ним будет хорошо. По крайней мере нет ничего, что угрожало бы его жизни.

– Это хорошо, – тихо отвечаю я. – Я могу ему чем-то помочь?

– Чем? Он сейчас в отдельной палате. У него должный уход. Даст бог, скоро придет в сознание.

– А в какой он больнице?

– Там же, где и Катя. В нашем медцентре.

– Там же, где и Катя… – эхом повторяю я. – Ну да. Все правильно.

– Дин, его отвезли туда, потому что там лучшие врачи. И еще, этот центр принадлежит его другу, – говорит Марк, словно пытается оправдаться.

– Я же говорю – все правильно.

– Марк, я могу попросить тебя об одной услуге?

– Конечно, – кивает он.

– Хорошо. Тогда, отвези меня в город, пожалуйста.

***

– Вит…

– Да не волнуйся ты! Я уж как-нибудь справлюсь с твоими малышами. Тем более что они все еще спят, – говорит подруга, покачивая коляску вперед-назад. – Иди. Тамара Николаевна тебя проводит.

Оставляю свой пуховик на кушетке.

– Бахилы надевать нужно?

– Она тебе все скажет. Иди давай! – кивает подруга на дверь.

Господи, как же я благодарна ей за все, что она для меня сделала!

Выдыхаю. Что-то я волнуюсь. Дышу через раз.

Пожилая женщина в белом халате встречает меня с той стороны двери.

– Вы Диана?

– Да.

– Идите за мной. На все про все у вас будет десять минут. Не больше.

– Я поняла, – шепотом отвечаю я, следуя за ней по длинному кафельному коридору. – Скажите, у вас точно не будет проблем из-за меня?

– Вообще-то нам не положено впускать к больным посторонних. Только близких родственников, – тихо отвечает она. – Но у наших сейчас пересменка. Обход будет не ранее чем через полчаса. Да и Виталина лично за вас просила.

– Спасибо, – кратко киваю я.

Мы поднимаемся этажом выше. Двигаемся по узкому коридору для сотрудников. Тамара Николаевна открывает передо мной белую дверь и пропускает меня в отделение интенсивной терапии, где сейчас находится Чернов. Врачи уверяют, что его жизни ничего не угрожает. Но при этом он будет здесь, пока не придет в себя.

– Халат. Бахилы. Шапочка, – командует медсестра и выдает мне все необходимое. – Ровно через десять мнут я постучусь в палату.

– Хорошо.

Послушно надеваю медицинскую экипировку и захожу в палату. Сердце волнительно выпрыгивает из груди.

На секунду замираю и не верю своим глазам, когда вижу Давида в разных проводках, лежащего на высокой кровати. В носу тут же начинает пощипывать от этой картины. Я еще ни разу не видела его таким беззащитным. Лицо в небольших ссадинах. На лбу запеклась кровь. Под носом трубка с кислородом.

Боже мой!

Подхожу ближе. Рядом с кроватью стоит стул. Я аккуратно отодвигаю его и присаживаюсь. Слева от меня работает прикроватный кардиологический монитор. Радует, что Давид дышит самостоятельно.

Беру его за руку. Слезы моментально подкатывают к горлу. Я пытаюсь собраться. Это невероятно сложно. Тяжело смотреть на беспомощное тело своего любимого мужчины. Меня сразу же охватывают воспоминания нашей первой встречи. Ведь я тогда тоже была в каком-то смысле беспомощной. Сглатываю нервный ком. Вдох-выдох. Глажу его теплую, сухую ладонь.

– Давид, – зову его тихо по имени в надежде, что он услышит меня и тут же откроет глаза. Но чуда не происходит. Он продолжает лежать с закрытыми глазами, словно крепко спит.

Отведенные нам десять минут пролетают как одна секунда, и я слышу стук в дверь. Это сигнал, что мне пора уходить.

Но мне мало десяти минут! Безумно мало.

Снова стук, и Тамара Николаевна заглядывает в палату:

– Пора, – произносит она как приговор, и я выхожу.