В доме тихо. Спускаюсь на первый этаж и тут же оказываюсь в большой гостиной. Мельком оглядываюсь по сторонам – весь дом обставлен в одном стиле и со вкусом. Мне нравится, что вся мебель и стены в светло-молочных тонах. И еще минимализм. Захожу на кухню. Вся техника встроена в мебель, поэтому я не с первого раза нахожу холодильник. Одной рукой достаю небольшую кастрюльку и ставлю ее на варочную поверхность. Мне надо поесть, потому как желудок уже подает сигналы бедствия.

Наскоро поев, я убираю за собой, мою тарелку и спешу вернуться наверх. Даня следует примеру сестры и тоже засыпает. Самое прекрасное, что может быть для матери, это когда дети сыты, у них ничего не болит и они спят. Я решаю сделать то же самое и ненадолго прилечь вместе с ними. Уснуть у меня не получается. Спина ужасно болит. Поэтому я просто лежу.

Какая ж все-таки сволочь, эта моя бывшая свекровь. Надо же опуститься до того, чтобы вызвать на меня опеку. И главное, за что? За то, что я отказалась помогать ее сыну? С какой стати я вообще должна была это делать? В конце концов, это ее сын изменил мне! Он выбрал другую, а не я. И если уж быть откровенной до конца, то я всегда знала, что эта женщина меня тихо ненавидит. В отличие от нее, для своих родителей я всегда была радостью. Поздний и единственный ребенок, отличница с примерным поведением. Они во мне души не чаяли. Всю свою жизнь только для меня и старались. При этом они не разделяли мой выбор относительно жениха. Вадим им никогда не нравился. Он всегда старался угодить им: поздравлял с праздниками, дарил маме цветы на восьмое марта. Я же, в свою очередь, никогда не жаловалась им на Вадима или его мать. Мне кажется, они и сами все понимали. После их смерти мне хотелось снова чувствовать себя дочкой, поэтому я пыталась всячески подластиться к свекрови. Но она была неприступна как скала. А потом я узнала всю правду про Вадика и сама с чистой совестью выставила его за дверь. На первых парах, когда только узнала про любовницу, было до смерти обидно. Я плакала дни и ночи напролет. Мне тогда казалось, что это я во всем виновата. Что это я сделала что-то не так, что я не такая, неидеальная. Только спустя время поняла, что дело было не во мне, а исключительно в нем. Он просто захотел другую, и все тут. Нет объяснений, почему он так сделал. Как и, впрочем, нет оправданий его поступку. От горьких воспоминаний на меня вновь накатывает злость. На себя, за то, что была набитой дурой, на него, потому что он обманывал и всячески использовал меня, и на свою свекровь, которая снова замаячила на горизонте.

Открываю в телефоне старую переписку с Вадимом. Перед глазами мелькают милые сообщения и веселые картинки, которые он присылал мне якобы из своих командировок. Эмоции берут верх над здравым разумом, и я пишу ему гневное эсэмэс: «Это подло и очень низко, пугать меня опекой! Если вы думаете, что я не найду управы на твою мать и ее подружек, то вы глубоко заблуждаетесь. Советую забыть мой домашний адрес, ибо я вспомню ваш! Если еще раз она позволит себе заявиться ко мне, то я за себя не ручаюсь!» – и нажимаю кнопку «отправить». От злости хочется залепить телефоном в стену, но он вовремя издает сигнал входящего сообщения: «??? Не понял. Что это было?»

У меня просто пропадает дар речи. Я не знаю, как на это реагировать и что отвечать. Это он, как обычно, притворяется или действительно не въезжает? Вдох, выдох. Надо успокоиться.

Сквозь приоткрытую дверь я слышу щелчок замка и шаги, которые доносятся с первого этажа. Встаю с кровати и медленно выхожу из комнаты. Если это Давид, то он вернулся как-то подозрительно быстро. Подхожу к перилам – нет, это не он. Внизу вижу средних лет женщину. В ее руках большие бумажные пакеты, из которых торчит хлеб и зелень.

Половица под моей ногой предательски издает противный звук. Женщина резко поднимает на меня голову.

– Здравствуйте! – строго произносит она.

– Добрый день! – отвечаю я.

Секунда, и женщина расплывается в добродушной улыбке.

– Меня зовут Марьяна Павловна. Я местная домработница, – с позитивом откликается она. – Как зовут вас?

– Меня Диана. Можно просто Дина, – говорю я и спускаюсь к ней уже знакомым мне путем.

– Очень приятно, Дина! – Смотрит на меня с интересом, улыбается. На вид ей слегка под пятьдесят. Худощавое, но безумно приятное лицо. Брюнетка. Одета достаточно интеллигентно и со вкусом. В жизни бы не подумала, что эта женщина может оказаться домработницей. Своей внешностью она больше напоминает учительницу.

– И мне, – улыбаюсь в ответ. – Вам помочь? – спрашиваю я, глядя на ее ношу.

– О, это было бы замечательно, – отвечает женщина и подает мне один из пакетов. – Они не тяжелые, просто очень объемные. – Идемте на кухню, – командует она. – Давид не предупреждал меня, что у него будут гости, – бросает мне через плечо.

– Не поверите, но сегодня утром я тоже не знала, что буду гостить здесь.

Минуя обеденную зону, мы проходим на кухню. Я ставлю пакет на широкую каменную столешницу, затем отодвигаю стул и сажусь напротив барного островка.

– Не обижайтесь на мою реакцию, Дина, – говорит женщина. – Просто очень необычно видеть девушку в этом доме.

Странно. Давид говорил, что с личной жизнью у него все хорошо.

– Все в порядке, – пожимаю плечами. – У Давида не бывает здесь гостей?

– Друзья разве что. И то очень редко. Хотите чего-нибудь? – вежливо интересуется у меня Марьяна Павловна.

– Спасибо. Я пообедала.

– Господи, и чем же вы обедали?! – охает женщина, открывая крышку кастрюли. – Позавчерашний суп!

Я чувствую себя немного неловко. Не знаю, что ей ответить.

– Я сейчас быстренько приготовлю что-нибудь посвежее. – Она достает из шкафчика фартук и принимается разбирать пакеты с едой. – Я сегодня хотела солянку сварить, а на второе гуляш приготовить. Еще соте к мясу. Как вы относитесь к телятине?

– Положительно, – улыбаюсь я. – Я вообще человек всеядный, хотя по мне так не скажешь, – хихикаю. Мои сорок восемь килограммов говорят сами за себя.

– Хорошо, – одобрительно кивает она.

– Только есть один момент. Я кормящая мама, и мне нельзя есть продукты, которые могут вызывать пищевую аллергию.

Марьяна Павловна слегка опешила, но тут же постаралась исправить ситуацию:

– Так это в корне меняет дело. Значит, приготовлю вам отдельно что-нибудь вкусное и диетическое.

– Можете не беспокоиться. Я здесь все равно ненадолго, – уверяю ее.

Со второго этажа доносится тихий детский плач.

– Извините!

Вскакиваю со стула и несусь в сторону лестницы.

– Конечно, конечно, бегите, – говорит мне вслед женщина.

Наверху я кормлю и переодеваю своих малюток. Они уже выспались, поэтому я кладу их в переноски и спускаюсь с ними в гостиную.

– Батюшки! – всплескивает руками Марьяна Павловна и с интересом заглядывает к ним. – Их же у вас целых два!

– Угу, – гордо киваю. – В персиковом наряде девочка. Ее зовут Аня.

– Господи, я уже и забыла, что они такими бывают. – Женщина нежно касается Анютиной ножки, затем переводит взгляд на сына: – А это у нас кто?

– Это Даня. Они двойняшки.

– Чудо-то какое! – не сдерживает восторга Марьяна Павловна. – А хорошенькие-то какие, словами не передать! Можно подержать?

– Конечно! – Наклоняюсь к переноске и аккуратно достаю оттуда Анюту. Женщина профессионально принимает ее на руки.

– У меня у самой трое. Взрослые все уже.

– Ого! Так вы мать-героиня, – улыбаюсь ей.

– Да куда уж нам, – смеется она. – У меня все мальчишки, и ни один еще не женат. Такие шалопаи выросли. Хоть бы внучку кто подарил вот такую, – поворачивает ко мне дочку. – Диночка, я вам там теплый чай заварила. Выпейте. Вам после кормления необходимо восполнить запас жидкости.

– Спасибо, – отвечаю я, а на глаза невольно наворачиваются слезы. В этот момент я вспоминаю о своей маме. Если бы только она была жива. Я уверена, что она точно так же заботилась бы обо мне. Вместе с папой они радовались бы внукам, нянчили бы их.