– Нет, – искренне ответила я.

А потом вдруг спохватилась и добавила:

– Ну то есть, да! Я тоже хочу в Лабиринт Стужи, почему все участвуют, а я – нет?!

Таких претензий он точно не ждал. Кажется, только при мне у него бывает такое удивленное лицо. 

– У тебя нет байланга, – напомнил он.

– А это кто? – спросила я, продолжая поглаживать скалящуюся собаку.

– Не твой байланг? – иронично спросил куратор. 

– А чей же?

 Но скепсис в моем голосе его не убедил.

– Управлять байлангом без метки связи невозможно. Она должна выбрать тебя. Признать новой хозяйкой. Это не происходит сразу. Кроме того, другие адепты летают два с половиной года. 

– А кто-то вообще не летает, – обвиняюще заявила я. 

– Но учится владеть клинками. И если ты про Эллингбоу, то ей там ничего не грозит. Ты сама слышала, что сказал Крон. Он сделает все, чтобы я проиграл. Неопытный всадник – проблема всей группы. И кроме того…

Его взгляд скользнул по моему запястью, на котором красовалась черная повязка.

– Ты и сама подозреваешь, что Багрейн догадался. Если так, ты уже в опасности. А устроить несчастный случай в Лабиринте еще проще. Хочу напомнить, что Багрейн и Крон со своими группами тоже будут внутри, и мы с ними будем соперниками. 

Я опустила взгляд, продолжая медленно поглаживать собаку. Та перестала скалиться, но продолжала подозрительно смотреть на Вестейна. 

– Считаете, я – слабое звено группы? 

Мой голос дрогнул, но я решительно посмотрела в глаза куратору. А он не отвел взгляд и сказал:

– Нет. Ты моя личная слабость, и если хоть единая живая душа об этом догадается, вредить начнут уже не мне, а тебе. И я этого не хочу. 

Вот как можно одной фразой одновременно расстроить и порадовать до мурашек? 

– Хорошо, – выдавила я, снова опуская взгляд. – Буду паинькой. Не подхожу к Свейту. Не варю зелья. 

– Сюда следовало бы вписать пункт – не приручаю взбесившихся байлангов, но уже поздно, – вздохнул куратор.

Моя ладонь замерла на голове собаки, и я спросила:

– Мы создали много проблем?

– Ты даже не представляешь сколько. Но не бери в голову, – отмахнулся он. – Сделай так, чтобы Бешеная сидела в загоне, а с остальным я разберусь. 

– Мы будем паиньками, – пообещала я уже за себя и за собаку. – Только надо бы узнать, как ее раньше звали. Нельзя же и дальше называть ее Бешеной. Она такая хорошая.

Моя питомица в этот момент решила, что хорошего понемножку, и снова оскалилась. Правда, рычание было адресовано Вестейну, а не мне. 

Куратор даже не взглянул на нее и сказал:

– Старое имя она потеряла вместе с гибелью хозяйки. Выбери новое сама. Правда, она может его не принять. 

Я почесала белое ухо и задумчиво произнесла:

– Раз ее нашли в Лабиринте Стужи, может, назвать ее Стужей?

Куратор удивленно вскинул бровь и сказал:

– Смело. Ах да, ты же не знаешь…

– Не знаю чего? – тут же насторожилась я.

– В прошлом было несколько байлангов с таким именем. И все довольно выдающиеся. Так что имя с претензией на величие. 

Я посмотрела на собаку. Она смотрела на меня и даже рычать перестала. 

– Будешь Стужей?

Она скупо качнула хвостом в ответ. Я посчитала это согласием. И тут заметила, что куратор внимательно смотрит на мою руку.

– Что такое? – спросила я, начиная разглядывать ладонь. 

– Кольцо, – нахмурился Вестейн. – Откуда оно у тебя? 

Подарок Бакке уже стал привычным. Поэтому я не сразу сообразила, что речь идет именно о нем. А когда поняла, то заколебалась. Можно ли рассказывать о том, кто мне подарил его? Но все же решилась и медленно произнесла:

– Бакке подарил. Сказал, что это память о человеке, который уже умер, а я на нее похожа. Только это тайна, наверное.

Вестейн задумчиво кивнул и продолжил внимательно смотреть на меня. Но его взгляд был странным, и я спросила:

– Почему ты так на меня смотришь?

От волнения, я снова перешла на “ты”, но его это совершенно не смутило. Вместо ответа куратор попросил:

– Прикажи ей сесть и выпрямиться.

Я повернулась к байлангу и замешкалась. Но Стужа, рыкнув на Вестейна для проформы, поднялась на худых лапах и гордо вскинула голову.

– Прислонись к ней, – сказал куратор, и я послушно выполнила его очередную просьбу.

Он продолжал внимательно смотреть на нас, и я не выдержала:

– Да что происходит?!

– Прости, – тут же откликнулся он. – Пытаюсь вспомнить, где уже видел это кольцо. 

Я шагнула в сторону от байланга и вопросительно посмотрела на куратора. И он продолжил:

– Теперь я уверен. На портрете.

– Вы так хотели узнать, кто подарил кольцо Бакке? – удивилась я.

Этот вопрос почему-то удивил Вестейна. Несколько мгновений он смотрел на меня, часто моргая, а затем недоверчиво спросил:

– А ты сама разве здесь не для этого?

– Для чего – для этого? – не поняла я. 

Куратор сделал шаг вперед, но притихшая было Стужа снова зарычала. Поэтому Вестейн послушно отступил к двери и понизил голос:

– Ты же прибыла сюда не только из-за отчисления, верно? У тебя есть цель. Твой рассказ о Гольдбергах заставил меня сомневаться, но теперь… Ты и вправду хочешь сказать, что прибыла в Академию Севера не специально?

Теперь уже я смотрела на куратора, хлопая глазами, пытаясь сообразить, куда он клонит.

Я скрестила руки на груди и возмущенно произнесла:

– Специально для чего? Меня сюда отец отправил! Я думала, что поеду в Академию Драконов Востока. Но он нашел моим талантам лучшее применение…

С этими словами я многозначительно провела рукой по белым волосам. И едва не взвыла от досады. Кто ж знал, что в этой Академии я так вляпаюсь? 

Вестейн вздохнул и признался:

– Я был уверен, что ты решила найти своих родственников. 

Пришлось напомнить куратору:

– Моя мать умерла…

– Допустим, – оборвал меня он. – Но неужели тебе не хотелось бы узнать, кем она была? У тебя сильная магия стражей…

– И она могла перейти через поколение, так Бакке сказал, – возразила я. – Так что, скорее всего… Кто-то из вашей аристократии согрешил с моей бабкой. 

– Возможно, все не так, как ты думаешь.

В сарае воцарилось молчание. Вестейн смотрел на меня так многозначительно, что я растерялась. С тем, что моя мать умерла, я смирилась давно. Герцогиня Карина все эти годы твердила о моем низком происхождении. Конечно, в детстве я мечтала, что однажды порог перешагнет кто-то из любящих родственников. Но эти мечты в детстве и остались. Отец никогда не мешал своей жене вбивать мне в голову мысль о том, что я дочь – падшей женщины или нищенки. Да и разве он решил бы отправить меня сюда, если бы предполагал, что я встречусь с родственниками? 

Наконец, я медленно выдохнула и проговорила:

– У тебя есть какие-то догадки?

Он заколебался, но потом ответил, взвешивая каждое слово:

– У меня есть вполне конкретные догадки.

Не знаю, как в этот момент выглядело мое лицо, но куратор шагнул вперед, невзирая на рычание байланга, и спокойно добавил:

– Вижу, что ты и правда о такой вероятности не думала. Что ж, дам тебе время осмыслить это. Не хочу быть голословным, так что… Перед соревнованиями в Лабиринте нас ждет бал. Картина, о которой я говорю, находится в Большой галерее дворца Правителей Севера. Там собраны портреты всех выдающихся представителей аристократических родов. Я покажу тебе этот портрет. И ты сама решишь, можете вы быть родственниками, или нет.

На миг мне захотелось вытрясти из него все предположения и догадки разом. Но я тут же поняла, что куратор прав. Какое бы имя он сейчас ни назвал – не поверю. Все это звучит слишком нереально. Мне нужно время, чтобы принять мысль о том, что у меня могут быть живые родственники. Да и нужна ли я им? 

Немного подумав, я кивнула. И только после этого спохватилась:

– Это тот самый бал, на который берут только лучших учеников? А разве я туда еду? Отец же запретил мне покидать Академию!