— Ты замерзла. У тебя зубы стучат, Ян. Нужно срочно согреться.

Мужчина отрывает ладонь от моего лица, поднимает меня на руки и куда-то несет. Я не знаю, куда, и думать с трудом удается. Когда он так близко, мне гораздо теплее — не так трясет и губы меньше дрожат. Я не хочу этого чувствовать, не хочу наслаждаться его близостью. Он должен быть мне отвратителен, неприятен. Поэтому в своих неправильных ощущениях я обвиняю ослабленное состояние моего тела. Я просто замерзла и простыла, и не могу здраво оценивать свои чувства и реакции. Вот и все.

Мы направляемся наверх, точнее я так думаю, потому что темно и ничего не видно, сил нет даже в ладоши хлопнуть, чтобы зажечь свет. Убеждаюсь в том, что мы на втором этаже, только когда отчим кладет меня на кровать. Спина касается мягкого одеяла, а руки Рустама Довлатовича начинают скользить вниз по моим плечам, задевают живот и замирают на ширинке джинсов.

— Нет… убери… — пытаюсь приподняться, но слабость пригвождает меня обратно к постели. Дрожь прокатывается по бедрам, кровь ударяет в виски, после чего устремляется вниз. Я поджимаю пальцы на ногах, зажмуриваюсь и из последних сил пытаюсь подавить в себе то, чего не вправе испытывать. То, что чувствовала в казино, то, что накрывало меня в торговом центре. И вот теперь. Снова.

Трепет.

— Тише, дурочка, я всего лишь хочу снять с тебя мокрую одежду и согреть.

Я слышу звук расстегивающейся молнии, ощущаю, как руки Рустама Довлатовича начинают медленно тянуть джинсы вниз. Мокрая ткань с трудом сползает с моих бедер, кожа покрывается мурашками, когда ее, ничем больше не защищенную, обдает прохладным воздухом. Глухой шорох сообщает о том, что отчим отбросил джинсы в сторону. Через мгновение его горячие ладони ложатся на мои обнаженные ноги, скользят выше, заставляя меня содрогаться и сильнее нервничать. Его пальцы пробираются под ткань свитера, задевают низ живота, и я рефлекторно напрягаю мышцы. Рука Рустама Довлатовича замирает. Он заметил. Заметил, как напрягся мой живот, когда он его коснулся. В панике я обхватываю ладонями его мощное запястье и пытаюсь убрать руку мужчины от своего тела, но он не позволяет мне этого сделать.

— Я сама. Уходи, — хриплю чуть слышно, но мужчина игнорирует мой глухой протест, вместо этого его рука вновь приходит в движение. Он приподнимает край свитера, тянет вверх, второй рукой обхватывает мою талию и слегка прогибает, чтобы снять мокрую вещь.

— Сама ты сейчас даже душ принять не сможешь, — тихо произносит Рустам Довлатович, когда свитер оказывается в куче вместе с джинсами. На мне остается лишь майка и нижнее белье. Я чувствую себя беззащитной, беспомощной и безвольной. В темноте комнаты я почти не вижу глаз мужчины, но знаю точно, что он видит меня, он рассматривает мое тело, его взгляд я чувствую, как если бы он меня касался. — Остальное тоже придется снять, Яна. Белье насквозь мокрое.

Его ладонь ложится на мои трусики, и меня прошивает электрическим разрядом. Я вскакиваю и что есть сил толкаю его в грудь несколько раз.

— Не смей! Никогда не смей трогать меня так! — кажется, что этот крик и гнев, что я пытаюсь в него вложить, высасывают из меня энергию до последней капли. Я практически падаю на грудь Рустама Довлатовича, он приобнимает меня одной рукой, вторая все еще покоится на трусиках, я ощущаю, как она соскальзывает чуть вниз и почти невесомо касается половых губ. Я впиваюсь ногтями в плечи мужчины, надеясь сделать ему больно, горло сжимает спазм, а на глазах выступают слезы. Он не смеет! Не смеет пользоваться моей слабостью! Это неправильно. Не хочу!

— Пусти меня… Я могу сама раздеться… Мне не нравится, что ты меня трогаешь… — почти умоляю отчима. Голова падает на его плечо, в висках стучит так, что любое лишнее движение отдается резью в глазах. Как же мне плохо…

Где-то в тумане уплывающего сознания я отчаянно пытаюсь ухватиться за слабые проблески реальности. Чувствую, как палец мужчины оттягивает резинку трусиков, костяшка пальца задевает клитор, отчего из моего горла вырывается невнятное хлюпанье, низ живота обдает жаром. Слышу, как мужчина тяжело сглатывает, коротко вдыхает и выдыхает, затем тянет трусики вниз, и когда тонкая ткань начинает скользить по бедрам, я к своему абсолютному ужасу и стыду замечаю, что ткань слишком влажная. Оставляет следы теплой влаги на моих бедрах.

— Боже… Я ужасная… Ты ужасный… — стучу кулаками по спине мужчины, он резко поднимается, быстро стягивает с меня майку и расстегивает лифчик. Грудь вмиг перестает сдавливать. Прохлада касается сосков, превращая их в твердые бусины, но это нестрашно. Страшно то, что между ног возникает приятная пульсация, когда Рустам Довлатович притягивает меня к себе снова. Он снял свою рубашку. Моя обнаженная грудь теперь прижимается к его обнаженной груди. Соски трутся о жесткие волосы. Мужчина совершает какое-то движение рукой, видимо, отбрасывает одеяло, потом садится на кровать и тянет меня за собой.

— Ты раздел меня… Все. Хватит. Уходи.

Он не слушает. Ложится на постель, а меня роняет на себя. Сверху укрывает нас одеялом. Я оказываюсь в коконе из жара, который исходит от мужчины снизу, и тепла, которое дает одеяло.

— Шшш… Согрейся. Ты не ужасная, Яна. И я ничего тебе не сделаю. Обещаю. Поспи. После сна станет легче.

Его ладони начинают медленно поглаживать мою спину, поясницу, но ниже не спускаются. Я не могу расслабиться, потому что боюсь того, что может быть дальше. Мои мысли спутаны, во всем теле слабость, я не уверена, что смогу дать ему отпор, если сейчас его действия станут более настойчивыми, но проходит минута, две, три… и может, намного больше, но Рустам Довлатович все также гладит меня по спине, тяжело дышит, но ничего лишнего не делает. Мои бедра прижимаются к его бокам, промежность к животу. Мягкие волосы на животе щекочут клитор, и эти ощущения сводят меня с ума.

— Ты обещал… что мы просто поговорим.

— Мы поговорим. Завтра. Когда ты поспишь и тебе станет легче.

— Как ты можешь вот так вот лежать со мной? Как я могу тебе доверять? Ты ведь… хочешь меня, — не знаю, как получается сказать все это, потому что даже мысли об этом меня пугают и бросают в дрожь. Неправильность происходящего и то, что я ничего не могу изменить, еще сильнее туманит мой разум.

— Хочу, Яна, — хрипло выдыхает мужчина мне в волосы. — До безумия. Но я хочу, чтобы ты также меня хотела. И чтобы отдавала отчет в своих действиях.

— Такого никогда не будет…

На миг Рустам Довлатович задерживает дыхание и замолкает. Я слушаю тишину, с каждой секундой все больше ожидая, что вот-вот и она обрушит на меня что-то непосильно тяжелое, то, что я не сумею принять и вынести. И она обрушивает. Его рука проскальзывает между моих ног, пальцы с хлюпающим звуком собирают влагу с половых губ и размазывают ее по ягодицам, сминая их.

— Будет, Яна.

— Ублюдок…

— Так и есть. Спи.

Мне жарко. Я чувствую, как жадные пальцы рыщут по моему телу, скользят по спине, ягодицам, бедрам. Они сминают и гладят, ласкают, но не щадят. Мне приятны ощущения, которые дарят эти пальцы, и одновременно с этим отвратительны. Я знаю, чьи это пальцы. Я хочу, чтобы они исчезли и перестали терзать меня, но закричать или хотя бы зашептать не получается. Из моего горла вырываются лишь тихие жалкие стоны.

Почему меня парализовало? Что он сделал со мной?

Делаю резкий рывок, изо всех сил пытаясь оттолкнуть… его, и… просыпаюсь.

В постели я совсем одна. Лежу под одеялом, голая и сильно вспотевшая, тяжело дышу, и вслушиваюсь в окружающие звуки. Тишина. Кроме моего шумного дыхания ничего не слышно. Рядом вроде никого нет, но чтобы убедиться, я все же слегка приподнимаюсь и оглядываю свою бывшую комнату. Утро совсем раннее, поэтому в ней стоит полумрак, и тем не менее света достаточно, чтобы хорошенько осмотреть спальню. Рустам Довлатович ушел, вещей его тоже нет, и вообще ничего не говорит о том, что он спал здесь ночью. Со мной. И если бы я не была на сто процентов уверена во всем произошедшем накануне, я бы подумала, что спала одна, а остальное было лишь сном, наваждением. Но, к сожалению, сном это не было.