Телохранители мгновенно развернулись на месте и бросились на легионеров в последней отчаянной попытке защитить своего вождя. Квенатак рванулся на Фигула,  так, что  вены на толстых мышцах его  предплечья вздулись, а его тело задрожало от негодования, и свет от факелов перед входом в резиденцию слабо высветил хмурое выражение на его покрытом шрамами лице. Кенатак издал дикий рев. Затем он направил свой длинный меч в горло оптиона, сочетая жестокую силу и скорость. Фигул парировал удар, взмахнув щитом вверх, отразив выпад в самый последний момент, а затем спрятавшись за щитом. Вождь безумно заревел, когда телохранители вступили в схватку с другими солдатами, размахивая своими копьями перед легионерами,  удерживая их вне досягаемости мечей. Кенатак сорвал с себя плащ, обнажив мускулистую, и покрытую шрамами грудь. Затем он зарычал и сплюнул на землю перед Фигулом.

- Римская сволочь! - прошипел он на своем языке.

- Подойди и возьми меня… - ответил Фигул на том же наречии.

Вождь выпрямился и удивлённо прищурил глаза-бусинки на Фигула. Затем он покачал головой и снова бросился на галла, на этот раз, направив свой выпад низко, в пах противника. Фигул прочел атаку и отразил ее, взмахнув щитом по широкой дуге перед своей грудью. Острие меча лязгнуло, отскочив от выступа щита, и отклонилось вправо от оптион, инерция удара перенесла Кенатака вперед на полшага и подставила его туловище для атаки. Фигул низко наклонился и прицелился вождю в ногу, не желая убивать человека, а просто вывести его из строя, согласно полученному приказу. Кенатак резко зашипел сквозь стиснутые зубы, когда острие меча его противника рассекло кожу и оставило глубокую кровавую рану на его бедре.

К  его удивлению, вождь остался стоять на ногах и, борясь с болью, нанес яростный удар Фигулу, ударив клинком по щиту галла с такой яростью, что последний почувствовал, как рукоять содрогнулась в его крепкой хватке.  Быстрый, как молния, Кенатак снова набросился, ударив здоровой ногой по основанию щита Фигула и толкнув его вперед. Фигул почувствовал, как его хватка ослабла. Теперь Кенатак сжал мускулистой рукой металлический обод щита и потянул его на себя, после чего нанес резкий удар основанием меча сбоку по шлему оптиона.  У Фигула на мгновение поблекло сознание, и он ощутил вкус крови во рту. Его меч выпал у него из руки. Затем он почувствовал, как рукоятка щита выскользнула из его хватки, когда Кенатак вырвал у него щит.

- Теперь ты мой! - прохрипел он, исказив черты лица в дикой ухмылке, своему беззащитному противнику.

Он бросился на Фигула, но сосредоточившись,  оптион нырнул влево, откатившись с линии атаки и потянувшись за выпавшим мечом. Крепко обхватив рукой рукоять, он вскочил на ноги и ударил рукоятью меча по позвоночнику вождя. Раздался резкий звук, словно ветка сломалась надвое, и Кенатак застонал, непроизвольно выпустив свой длинный меч. Вождь согнулся пополам, и Фигул пнул его на землю, перевернув на живот. Кенатак посмотрел на галла, моргая.

-  А сейчас погаснет свет! - сказал Фигул.

Навершием своего меча  он ударил вождя по затылку. Кенатак застонал, его глаза закатились , а тело обмякло. Последние телохранители вокруг Фигула, увидев, что человек, которого они поклялись защищать, взят в плен, сдались. Один или двое попытались бежать, но Блез повел людей за ними, и они были зарублены прежде, чем смогли скрыться через помещение резиденции. Фигул медленно поднялся на ноги и отдышался. Битва закончилась через некоторое время после того, когда весть о поимке Кенатака распространилась по поселению, и даже самые слепо преданные туземцы увидели, что игра проиграна. Большинство бросило примитивное оружие, которое было у них в руках, и сдалось батавам. Несколько безрассудных особей повернулись и побежали, надеясь спрятаться среди домов. Остальные были порублены в безумии мерцающих лезвий мечей. Когда пал последний человек, на узких улочках Линдиниса наступила относительная тишина, а стук в ушах Фигула заглушил стоны раненых и тихое дыхание вечернего ветерка.

Все кончено, сказал себе Фигул. Его миссия была завершена.

Он смахнул с глаз соленый пот и посмотрел на Рулла. Двое мужчин обменялись понимающими взглядами, оба подумали об одном и том же. Но только Фигул сказал это вслух.

- Кровавый Аид, как мы были близки от него!

Вечером того же дня Фигула вызвали в апартаменты имперского посланника. Солнце село, и горизонт приобрел ярко-оранжевый оттенок, подчеркивая голые ветки далеких деревьев. Постоянный поток раненых выносили на носилках через восточные ворота и доставляли в лазарет, чтобы дождаться своей очереди для лечения медикусом  форта и его небольшим штатом помощников. Они изо всех сил старались оказать помощь людям, требующим их внимания, и делали все возможное, чтобы залечить раны тех, кто остался в живых, и облегчить кончину смертельно раненых. Санитар шел вдоль очереди раненых, наклоняясь, чтобы осмотреть тяжесть ранений каждого человека и делать пометки на вощеной доске о том, надо ли этому человеку предоставить приоритет для лечения или он может подождать еще немного.

Стоны и вопли, доносившиеся из лазарета, заставили Фигула содрогнуться, и он пробормотал безмолвную благодарность богам за то, что потерял не так много своих людей. Он нахмурился, внезапно устыдившись этой мысли. А вспомогательные войска заплатили ужасную цену за помощь в разгроме Кенатака и предотвращении полномасштабного восстания против римского владычества. И действия ауксилариев предотвратили катастрофу, даже если их участие в этом грязном бою осталось бы незамеченным в великих военных историях, которые еще предстоит написать.

Когда Фигул покидал свою каморку в казарменном блоке, он заметил пленных, стоявших на коленях на плацу. Их запястья и лодыжки были туго связаны веревкой, лица опущены вниз, плечи уныло обвисли. Их должно было быть не менее сорока, как заметил Фигул, - слишком много, чтобы поместить в маленькой тюрьме внутри форта. Среди центурионов ходили разговоры о строительстве временного помещения для заключенных за стенами форта. Самого Кенатака, ожидавшего допроса,  держали в отдельной камере рядом со зданием штаба, вдали от его верных последователей.

Фигул нашел Сциллу в удобно обставленной комнате в главном здании. Ковер из медвежьей шкуры давал скромное тепло против пронизывающего вечернего холода, и Фигул с завистью смотрел на дымящуюся миску с похлебкой, стоявшую на его рабочем столе. Посланник указал на табурет напротив своего стола. Он, казалось, был в хорошем настроении и налил две чаши вина, одну из которых протянул Фигулу.

- Фалернское, - сказал он. – Неплохая партия. Из личных запасов префекта. Он широко улыбнулся и предложил тост.  -  Мои поздравления, оптион. Кенатак низложен и находится под нашей опекой. Теперь мы можем возвести  Тренагаса в качестве Великого Правителя дуротригов.  В конце концов, все прошло по плану.

- Наверное, да, - угрюмо ответил Фигул, глядя на вино в своей чаше и думая о людях, которых он потерял только за один день. Трое погибли в засаде возле Линдиниса. Еще двое погибли, отбивая ворота. Он попытался утешить себя тем, что если бы он и его люди не открыли ворота, их потери были бы значительно выше. Он посмотрел на посланника, пробуя вино на вкус.   

- Значит ли это, что мы возвращаемся во Второй легион?  - спросил он.

Сцилла поставил кубок с вином и поморщился: - Боюсь, что нет. Ты и твои люди нужны здесь, по крайней мере, на какое-то время. - Он встретил озадаченный взгляд оптион и снова улыбнулся. - Тренагасу нужен телохранитель, так как его люди погибли во время засады. Я решил, что ты отвечаешь всем требованиям.

- Почему я? - спросил Фигул.

- Почему ты?  - повторил Сцилла. -  Ты сегодня спас жизнь  Верховному правителю, вот почему! Не один раз, а дважды! Кто лучше обеспечит ободряющее спокойствие своим  присутствием рядом с ним? Я уверен, что ты отлично с этим справишься.