— Ты что сделала с собой и платьем?

Я посмотрела на платье вниз, ну да. Платье пришлось перекрасить в бледно желтый цвет. Ну а что, все будут обращать внимание на директора, а я буду рядом.

— А что не так то?

Я удивленно посмотрела на лорда Лейского.

— А то, что моя женщина не может выглядеть так.

— Твоя?

У меня аж лицо покраснело от злости. В ответ этот нахал ухмыльнулся.

— Конечно, ведь ты идешь туда в качестве моей дамы и должна выглядеть соответственно. Какой уж вывод сделают остальные — должно быть всё равно. Сейчас нравы стали меняться и на отношения между противоположными полами уже смотрят мягче.

И вроде бы он говорил то, что я знала и так. Но то, что вбили в меня с самого детства, не давало расслабиться. Но неожиданно для себя мне помогло то, что я представила, что это роль, которую мне предстоит отыграть.

Когда я подошла к машине, Алексис протянул мне букетик, который прятал за спиной. И этот букетик опять был из роз: маленьких бутончиков розового цвета. Да чтоб его! Только не ругаться. Я себя держу в руках. Хотя внутри всё клокотало. Маленькие букетики было принято брать с собой, а значит, все на встрече будут считать, что у нас с артефактором романтические отношения.

Мне с довольной улыбкой открыли дверь и предложили сесть. Ну как предложили. Опять касание к кончикам пальцев, которые отпустили только тогда, когда я расположилась на сидении. Опять дорога в окружении охранников, которые сидели на мото-ци-клах. Уф. Правильно запомнила название. Я несколько раз в памяти крутила его. Но приехали мы не в ресторан, или ещё куда-то там, а в салон красоты.

Яркая вывеска говорила сама за себя, а запах духов просто отбивал всё обоняние на расстоянии нескольких метров.

К нам вышла красивая изящная женщина лет сорока, а директор, усмехаясь, произнес:

— Реконструкция платья в исходное и приведение внешности в достойный вид для посещения праздничного банкета. За скорость двойной тариф.

Он уселся на сидении и стал наблюдать, как вокруг меня стали бегать несколько девушек. С меня быстро убирали чарами прежнюю косметику. Зашили разрезы, приготовленные для оружия, и вернули платью красивый сочный зелёный цвет, в обрамлении позолоченного кружева. Я смотрела на себя в зеркало и видела, как на глазах становлюсь более яркой даже без косметики. Русый цвет волос стал более золотым и ярким, грустные бирюзовые глаза вообще останавливали на себе взгляд. Я понимала, что красивая, но абсолютно не нравилась себе.

— Лорд. Тут дополнительные предметы. Что делать изъять или замаскировать?

Спросила одна из девушек, с удивлением глядя на меня.

— Изъять, конечно.

Сказал директор. А я одновременно с ним произнесла.

— Замаскировать.

Женщина, что нас встретила, посмотрела на меня, на директора и произнесла:

— Платит он. Поэтому убрать.

Она захлопала руками.

— Так работаем девочки.

Я недовольно поморщилась, смотря как меня, начали разоружать.

Рядом росла горка оружия, а у Алексиса взгляд становился всё более странным и задумчивым. Когда дошли до набора игл и духовых трубок, я заставила девушек остановиться. Ловко вывернулась от их рук и сказала:

— Достаточно. От вас не требовалось убрать всё.

И на глазах удивленных сотрудниц начала всё оружие запихивать обратно, пока не услышала, как одна из сотрудниц сказала:

— А как же полупрозрачность платья, заметно же будет на свету?

Я зло посмотрела на Алексиса и сказала:

— Прозрачность уберу.

На глазах у девушек вернула платью до конца исходный вид и сделала ткань более плотной. Потом отвернулась от артефактора и начала запихивать остальное оружие, но так, чтобы его уже не было видно от слова совсем. Потом подошла к зеркалу и сама ловко нанесла очень красивый макияж, который мы в школе называли «боевой». Быстро забрала волосы в элегантный высокий пучок. Когда я поворачивалась, Алексис уже рассчитывался за неизвестно что.

Я первой вышла из салона красоты и очень недовольная тем, что произошло, юркнула в машину. Рядом сел директор и он молчал. Долго. Потом, похоже, не выдержал и спросил:

— И для чего вот это всё? Столько оружия?

— Просто предосторожность.

Мы подъехали к огромному ресторану, то я сразу поняла, что что-то не так. Газетчики. Даже поморщилась когда увидела, как они стали что-то быстро записывать на бумагу.

— Будем выходить — улыбайся и не забудь букет.

Мне не нравилось всё это, но пришлось сделать так, как Алексис сказал. На глазах огромной толпы я вышла из машины. Стерпела когда на мою талию легла мужская рука и под вспышки фо-то-аппаратов прошла, с Алексисом в ресторан. Я злилась, но не позволяла ни одной эмоции показать себя.

По краям зала стоял полумрак, в котором прятались столики с огромным количеством людей. Весь свет был направлен на небольшую круглую сцену, которая была посередине. На ней стоял, держась за высокую стойку, какой-то мужчина и произносил торжественную речь.

При нашем появлении он замолк, а потом начал восхвалять лорда Лейского на всевозможные лады. Перечислять последние новинки, которые теперь наводнили все магазины. Я в это время сканировала зал, на вероятную угрозу, но пока не видела таковой. А потом почувствовала взгляд из темноты: тяжелый, давящий, неприятный.

Со стороны я походила сейчас на красивую куколку, которую первый раз вывели свет. Хотя, наверное, так и есть. Через несколько минут нас отпустили, и мы подошли к столикам, где сидели очень солидные мужчины с супругами. Я сканировала гостей взглядом и видела обычный интерес, пока не зацепилась взглядом за очень красивую женщину чуть больше тридцати лет. Азиатский тип внешности не оставлял сомнения, что передо мной та самая графиня, канерманка. Именно её я почувствовала пару минут назад. Напрягло то, когда я увидела заколки в её голове, которые держали густые длинные волосы. Это было известное оружие для женщин, называемое дзифа — тонкая спица, которой владели лишь те, кто имел выучку схожую с моей. Наша школа позаимствовала много боевых техник каганата, которые ездили изучать наши маги несколько веков назад.

Когда была последняя война и наша страна выиграла, то в качестве откупа потребовала у каганата Канерман часть восточных территорий. Но они существовали как бы отдельно от нашей страны. Там был свой наместник, который руководил этой частью страны.

Почему так сложилось? Да очень просто. В Канермане не рождались маги и систему управления, с помощью артефактов, там выстроить было невозможно. Так и получилось, что эта часть страны была своеобразной резервацией.

И сейчас я смотрела на женщину, которая явно была не из резервации. Эта канерманка прожигала сейчас ненавидящим взглядом нас. Точнее меня. Алексис, казалось, не замечал взглядов женщины, общаясь с мужчинами. А я про себя твердила установку: я слабая, маленькая, наивная девушка, которую первый раз вывели в свет. Но очевидно моя рука сильно сжала директора, поэтому он посмотрел на меня внимательно:

— Танцевать умеешь?

— Что?

— Не важно.

На глазах всего ресторана Алексис вывел меня на подиум, с которого уже ушел мужчина и унесли стойку, которая больше играла декоративную роль. Заиграла медленная музыка, и все осветительные артефакты оказались направлены на нас.

В глазах мужчины, стоящего напротив меня, было веселье и легкий кураж. Он положил мои руки себе на плечи и за талию привлёк к себе. Танец не был похож ни на один из тех, что я изучала с сестрой. Но я послушно начала танцевать в такт красивой мелодии. Чувствовала, как мужчина нажатием ладони подсказывает, в какую сторону мне двигаться. Постепенно темп музыки стал ускоряться, но я успевала за ним. Больше всего сейчас меня смущало не то, что на меня глазела уйма народа. Я не видела их. Меня волновало то, как Алексис прижимал меня к себе. Казалось, его руки были похожи на каркас, который не позволял отстраниться. Мы кружились в танце все быстрее и быстрей, и в один миг он подсадил меня на ногу, и прогнул в талии назад. Его голова была наклонена к моей груди, и я чувствовала кожей мужское дыхание. Если бы в этот момент не кончилась музыка, и не раздались аплодисменты со всех сторон, то я точно бы вырвалась и ушла. А сейчас я медленно отходила от того, что и танцем было назвать нельзя. Это было чувственное соблазнение у всех на виду. Я ощущала, как к щекам прилил румянец и меня немного трясло.