— Что-то не так?

— Наоборот, — ответил за двоих Хосок, загадочно улыбнувшись.

— Тогда. Быстрее. Домой. Кто последний, тот дурачок! — я закричала для эффекта неожиданности и побежала первой.

— Эй, так нечестно, Мирэ, ха-ха!

Хани присоединилась ко мне.

— Как всегда. Как всегда, вы недооцениваете своего нанимателя. Кто последний, тот не будет есть морепродукты!

Хосок резко рванул и легко обогнал нас. Мы с Хани решили не сдаваться хитрому Квон Нэгыму и использовали всё второе дыхание ради победы. Будто настоящие дураки, мы втроем со смехом обгоняли друг друга на улицах Химана. Местные определенно испугались нас. Долго тянущаяся ночь одним мгновением превратилась в день, полный новых эмоций, чувств и главное — воспоминаний.

***

Плотно поев, вечером мы с Хани сразу же уснули на мягких воздушных подушках. Дэванъкальмигви забрал все наши силы, поэтому долгий отдых рекомендовался обязательно. Ветер успокаивающе шелестел листьями, охраняя наш сон.

— Прошу…

Сквозь прикрытые глаза, виднелся мужской силуэт, а до носа доходил легкий аромат гранатовых шишек.

— Прошу, помогите ему… — искренне, с теплотой в голосе попросил он.

*Если суждено, то мы встретимся и за тысячу ли — китайская пословица (有缘千里来相会), у которой есть продолжение: «если на то есть судьба, то встретимся вопреки большому расстоянию, если не судьба, то и сидя друг напротив друга, не познакомимся»

***

Благодаря господину Квону через пять дней мы добрались до столицы Михвы — крепости Хватан. Хосок оказался не таким мелочным, поэтому дал нам хорошее жалование в виде двадцати пяти золотых хва, дал именные таблички от его имени на вход и предоставил повозку до столицы.

«Квон Нэгым, ты жесток! Сколько мы тебе теперь должны? — как плачущий мемный котик до меня временно дошло. — Мирэ, скоро и это забудется, но ты же знаешь, что воспоминания все равно всплывут как говно весной», — мой внутренний кот заплакал сильнее».

Вообще в Михве существовала интересная система денег. Они представляли собой отчеканенные монеты — хва, имеющие на двух сторон опознавательный знак подлинности — цветок персика и номинал. Золотой хва больше всего зарабатывали чиновники, получая примерно десять в месяц. Три серебряных хва чаще служили обменной монетой в торговле на одну золотую. На неё саму обменивали из пяти бронзовых, три из которых обычно выдавались некой зарплатой в месяц для простого слуги. Если взять в расчет, что нормально поесть на одного человека обойдется в одну серебряную, то Хосок обогатил нас, не оставив жить нищими шаманками без определенного жилья.

«Интересно, а если бы нам не повезло и мы реально стали бомжевать то, как бы сложились нынешние дела?»

— Денежки, у нас есть денежки, — радостно пела Хани. — Как хорошо иметь денежки.

— Я вот призадумалась, а что если мы не встретились с другом гг, то как бы ещё заработали деньги?

Хани промолчала и продолжила вприпрыжку идти по улице. Повозка остановилась у главных городских ворот, поэтому мы медленно, пешочком добирались в сторону дома, который снова же любезно предоставил Хосок.

«Можно ли себя уже начать считать Мэри Сью? Хоть бы счастливые случаи не заканчивались, пожалуйстааа», — молила я мысленно всех богов.

— О, Мирэ, смотри, тут продают танхулу с яблоками.

— Плевать на трудности, пока существуют в нашем мире яблоки, я готова свернуть горы, хе-хе, — призналась шепотом про себя и, уже перейдя на нормальную высоту голоса, громко ответила онни: — Бегу!

***

Хватан, несмотря на древний антураж, обладал всеми шансами привлечь не только любителей исторических дорам, но и тех, кто ценил эстетику. По всей области крепости построили высоченные гранитные стены, а внутри располагались одно-двух этажные деревянные здания с столбами и изогнутыми темно-синими или фиолетовыми керамическими черепичными крышами; у некоторых богатых из них вдалеке под фронтом виднелись красно-зеленые-желтые горизонтальные орнаменты. Повсюду у зданий нередко висели разноцветные квадратные фонари, которые днем не использовались.

— Смотри, Мирэ! Эти фонари называются чхонъсачхорон. Обычно их использовали в королевском дворце или на торжествах. Здесь же люди используют их также привычно, как мы лампы. Чхонъсачхорон состояли внутренней свечи, где сверху натягивалась шелковая ткань. Для удобства на фонарь также приделывали посередине кольцо, соединённое с крепкой опорой-палкой, чаще всего бамбуковой. А ещё-ещё если сверху вешали тканевые фонари, то для ношения или для подсветки с пола, использовались в квадратной деревянной основе с вырезанными геометрическими или цветочными орнаментами. Правда, там вроде это лампа называется чжаудын. Хм, угу, чжаудын.

— Скажи, Хани, а ты случайно не хочешь продавать фонари с мемами? — пошутила я. Хани легонько ударила меня и, показав язык, пошла дальше.

— Такую идею для бизнеса сгубила, ай-яй-яй, Хани, — продолжила я выдавать шутки и догнала онни.

Прогуливаясь по протоптанным дорогам, порой замечались либо конструкция с одной деревянной дощечкой, похожей по форме на надгробную, либо длинная и прикрепленная к одной из стен бумага, с написанной на ней названием заведения.

С каждой стороны Хватана кипела жизнь: торговцы заманивали покупателей; слуги торговались ради господинов, пока они — янбаны — стояли в теньке и обмахивались веерами от продолжительно непроходимого зноя; а санмины-мужчины тащили повозки с соломой или бочками. Кое-где слышались куриное кудахтанье и поросячий хрюк, а с лавками косметики стояли молодые девушки, в то время как их обегали пара-тройка играющих детей.

— Мирэ, мы увидели только часть Хватана, но предстоит ещё столькооо увидеть. Надо как-нибудь сходить на любой мост или улицу, где протекает река Самбок по водным каналам.

— Хорошо-хорошо.

К тому же была одна любопытная деталь: каждая улица Хватана делилась по своим функциям. Пока мы гуляли, то прошли торговые, жилые и туристические. Помимо этого, как паучья сеть, торговые улицы делились на разные рынки, где в одной стороне могли продавать всё для внешности, а в другой — только овощи, фрукты и уличная еда. Туристическими считалось то, что оставалось в невидимом замкнутом круге центра: рестораны, постоялые дворы, гостиницы и местные лавки с ценой втридорога, чем через три переулка у какой-либо хватанской бабушки. Столица в своих владениях не исключала и дом наслаждений. Он находился на краю города, где янбаны могли не натолкнуться случайно на ненужного знакомого. Хотя что там они могли скрывать, если почти половина молодых аристократов уже побывала в объятиях кисэн. Единственное, что мы с Хани не могли рассмотреть детальнее, так это королевский дворец. Он смотрел фасадом на юг, откуда мы прибыли с городских врат.

— Интересно, как там во дворце?

— А мне интереснее, не знак ли это того, что твои слова сбудутся, и мы попадем туда?

— Ты так думаешь, онни? Там опасно?

— Разумеется, один король, более ста наложниц, два принца, одна любимая принцесса и борьба за власть между королевой и двумя главными наложницами. Так и просится табличка: «Осторожно, убьет!».

— Два принца и одна любимая принцесса… Наверное, им тяжело, если они ещё и от разных матерей.

— Так и есть! Та борьба, о которой я сказала, это борьба между тремя матерями. Если хочешь жить мирно, то лучше их не трогать.

— По-ня-ла. Так куда мы сейчас?

— Хочешь немного прогуляться по торговой улице Поздней юности, там продаются самые качественные украшения?

— Угу.

— А ещё мы там сможем закупиться кое-чем другим, — злобно захихикала про себя Хани.

— Это что же?

— Увидишь, Мирэ, увидишь.

***

Хани потащила меня по улицам и переулкам, будто жила здесь много лет. Спустя примерно двадцать минут постоянной ходьбы мы дошли до оживленного места, где слева стояли лавки, а справа — восточная городская стена. На рынке я заметила столько разных драгоценных камней, металлов, украшений, сколько в жизни не видела. Практически каждый торговец имел навес, поэтому волноваться о внезапном дожде было не нужно.