«Тэсон, возможно, я ношу ребенка под сердцем. Ты все еще хочешь помогать мне?»

«Конечно, Ильсуп! Я тебя никогда не брошу».

Прошло девять месяцев, как Ильсуп сбежала из дома и стала жить в лесном домике. Она, действительно, была беременна, а Тэсон, как и обещал, постоянно ей помогал. Через пару дней в морозный декабрьский день Ильсуп начала рожать. Её друг нашел лекаря, который бы скрыл роды, для этого он много заплатил хва из заработанных на продаже мяса денег.

«Давайте тужитесь, тужитесь!» — кричал старый лекарь.

Ильсуп сильно кричала: боль была невыносимее, чем растворения лица или нападения от янбана. Девушка чувствовала, что могла не дожить. Спустя четырнадцать часов ребенок наконец-то вышел.

«Почему я?» — в последний раз подумала Ильсуп и умерла.

Тэсон сильно горевал по лучшей подруге. Её тело он закопал где-то в лесу и поставил на могиле небольшую башенку из камней, в память о любимой. Перед могилой Ильсуп Тэсон пообещал позаботится о её ребенке. Парень не стал искать для него приемную семью или знакомить с бабушкой и дедушкой, вместо этого он сам усыновил дитя.

Неожиданно для всех Тэсон спустя много лет усердной работы стал старостой деревни и переименовал её в «Ильсуп». Что насчет настоящей девушки, то за ней закрепилось имя «санщильмёнгви́», означающее «демон с потерянным лицом». Всё из-за слухов местных жителей, которые утверждали о том, что видели или даже пострадали от нее. Она всегда появлялась внезапно из воздуха и задавала лишь один вопрос: «Я красивая?». Смотря на уродливое лицо, люди часто мешкались. Если сказать «да», то она вырывала глаза, а если «нет», то — сердце. Был способ спастись, но никто о нем не знал, кроме мертвого Тэсона, что одним вечером увидел санщильмёнгви.

***

Ночь. Луна все еще оставалась кроваво-красной и освещала деревья поблизости. Казалось, что все вокруг кровоточило. В деревни лунный свет менялся на обычный цвет, но стоило подойти к проклятому лесу, как атмосфера превращалась в ужастик. Мы с госпожой стояли напротив стороны леса, где находилась хижина паксу Ок, и топтались на месте.

— Мирэ, прежде чем мы отправимся в опасный путь, я хочу честно признаться: я фанатею по к-попу, ненавижу зеленый цвет и… я хочу с тобой дружить. Если мы выживем сегодня, могу ли я стать твоей подругой? — Мирэ повернулась в мою сторону и искренне ждала ответа. На фоне красного лунного цвета ее глаза блестели и были красивее, чем обычно.

— Конечно, госпожа Сон.

— Если так, то используй панмаль[4] и зови меня уже по имени.

— Кхоль[5], Хани!

[4] Панмаль (반말) — неформальный, невежливый стиль корейского языка, наподобие нашего «ты». Используется среди близких людей, родственников, ниже по статусу и возрасту людей.

[5] Кхоль (콜) — договорились, отлично, конечно

…

Не сразу, а с пятой попытки мы зашли в Тихий лес. Шаг за шагом мы все более соглашались с названием места: здесь и вправду не пели птицы или не шуршали лапки животных.

— Как тогда мы заметили кроликов?

— Думаю, в той части леса не все так плачевно как тут. Ты разве не чувствуешь давление?

Я остановилась и пыталась понять, что чувствую.

— Кажется, что душно, но ни дождя, ни туч нет.

— В том и дело. Я, конечно, не настоящая шаманка, но знаю точно: в хороших местах редко бывает плохо.

Согласившись на слова, я продолжила идти с Хани. В середине пути деревьев становилось все больше и выше, а их корни — массивнее и запутаннее. Ночью без фонарика было плохо, но если мы взяли бы хотя один мелкий факел, то стали первыми в списке агви на съедение. Справа промелькнула чья-то тень, и мои нервы стали натягиваться.

«Боже, мы идем на злобного духа, при этом не имея каких-либо сил, кроме мешочка с травами да оберегом. Хоть бы не умереть».

— Чувствуя, что мы совсем рядом, — настороженно шепнула Хани.

— Я красивая? — раздался звонкий голос напротив нас. Его издала женщина с глубокими как от огня шрамами, покрывающими всю поверхность лица, в красном ханбоке, похожим на ханьфу из-за верхней кофты, доходящей до колен и имеющую пояс.

На лице Хани читался или страх, или обида, что после ее слов снова появился тот, кто мог легко убить нас одним взглядом. Я не знала, что делать так быстро, как заметила улыбку писательницы.

— А мы красивые?

Я округлила глаза и удивленно посмотрела на неё, а санщильмёнгви тем более. Ей явно еще не задавали таких вопросов после стольких веков.

— Так что, мы красивые? — повторила Хани. Я бы подумала, что она в смятение и пытается найти решение. Но пока она заговаривала агви, незаметно пальцем указывала на мой рукав. В него я положила пучжок от паксу Ок.

«Она хочет…»

Хани дала еще один знак — быстрое подмигивание правого глаза. Я поняла и также незаметно кивнула. Резко достав оберег и рванув, с трясущимися руками побежала к лицу санщильмёнгви. Сначала все было как надо, но затем она среагировала в последнюю секунду и взмахом руки вызвала сильный ветер. Как острое лезвие он порезал мне щёку и ужасно глубоко поранил предплечье. Кровь хлынула незамедлительно, и мне пришлось сесть на корточки. Хани ужаснулась при виде меня и повернулась к злобному духу. Мне казалось, что я чувствовала весь гнев писательницы.

— Неужели вы думали, что все так просто? Дайте подумать: был ли когда-нибудь человек, что поранил меня. Ой, нет! — агви театрально похлопала в ладоши и рассмеялась.

Хани тоже решила действовать. Пока санщильмёнгви отвлеклась, у нее был прекрасный шанс. Травы, разумеется, не имели такой силы как у пучжока, но если паксу их дал, — значит, что они могли помочь. Хани в одну секунду подобралась близко к Ильсуп и попыталась кинуть травы. Агви легко отошла в сторону и её ничего не задело, ни один лепесток или веточка. От неудачи Хани испугалась и чуть подвернула ногу, вернувшись в прямое положение. Санщильмёнгви же подождала идеальный момент и, вызвав снова ветер, кинула ее резко в массивное дерево. Я услышала, как у Хани хрустнула спина.

— Хани! — я, не думая, крикнула. Силы покидали меня, тело тяжелело, а в глазах начинало темнеть.

— Если бы не он, Великий Владыка змей, то я бы не стояла здесь. Как же все-таки прекрасно иметь силы! — злобная Ильсуп снова рассмеялась.

«Владыка змей? Что же это за мудак такой? Мое время кончается — надо что-то сделать или я умру, оставив Хани тут одну».

У Хани, хоть и была в бессознание, но у неё медленно поднималась грудная клетка. Это облегчало ношу. Незаметно я сжала кулак, чтобы проверить пучжок. Когда санщильмёнгви направила свою руку ко мне, то я на всякий сжала ладонь покрепче. Кровь продолжала течь, и я боялась, что пучжок потеряет силу.

«Это мой последний шанс!»

У меня все еще оставалось немного сил на побег, но оставить умирать здесь Хани, я не могла. За две недели мы вправду подружились. К тому же наши интересы совпадали на девяносто, а то и сто процентов.

— Что такое, Сора?

Пока я раздумывала, а агви нахваливала себе, к ней подошла высокая, угловатая с косичками девочка. Она что-то шепнула Ильсуп и та злобно улыбнулась.

— Отлично! Скоро можно будет сварить суп из глаз и сердец. Мне не хватает пару девичьих, поэтому как раз можно будет начать с вас!

Санщильмёнгви стала идти в нашу сторону, а девочка осталась позади. Её глаза имели мертвенный вид, а радужки — серый цвет.

В последний раз я повернулась к Хани. Одна за другой появлялись капли слез, а сердце стучало невыносимо больно.

«Хани…»

Я заметила, как девушка двигает пальцами. До прибытия Ильсуп я немедля подбежала к ней.

— Хани… — хрипом я проговорила ее имя.

— Мирэ, я поняла. Нам нужно вместе использовать наши предметы, а потом произнести заклинание как в сказках. — Из ее рта немного потекла кровь. — Я, видимо, подвернула лодыжку, поэтому не смогу подойти близко.

— Хорошо-хорошо, что мне нужно сделать?

— Когда эта щипсэги подойдет ближе, я кину в нее травы, а ты быстро пучжок на её лоб и, бац, заклинание.