— Принцесса, вам что смешно? — Мина, держа руки за спиной, подошла ближе и заглянула в глаза. — И что вас рассмешило? — хитро улыбаясь, она спросила.
Я и не заметила, что тоже широко улыбаюсь.
«Хоть бы все прошло хорошо. Я не хочу, чтобы улыбка, которая я вижу на лице прекрасной и смешной сестры передо мной, пропадала. Никогда!»
Закрыла глаза и стала мысленно просить:
«Прошу, великие сащин, сделайте так, чтобы сегодня все прошло хорошо!»
— Ты что молишься, Хваён?
Я немного разлепила глаза, чтобы увидеть то, что Мина рассматривала меня со всех сторон. Проигнорировав ее вопрос, снова закрыла глаза и закончила мысль:
«Пожалуйста!»
***
Пока время кабана не пришло, я сидела в комнате своего павильона. И чем только не занималась: и вышивала нежно-розовый лотос, и повторяла танец, выученный с госпожой Сон для празднования дня рождения первого брата, и читала разные, но не имеющие право занимать мое время стихотворения. Хотя из-за одного у меня все-таки заболело сердце:
Я в душной комнате
Иль в обществе дворян.
Хочу выйти, запрещают.
Хочу сказать, так мне рот закрывают.
Что ж я должен все-таки сделать,
Молчать иль чай разлить?
Это была работа незнатного мигукского поэта — Си Линя. Прекрасный, но с грустной историей автор. Так и проходило мое время до того, как я случайно уснула.
…
— Хваён… Хваён… Хваён…
Кто-то меня звал. Сквозь пелену сна, я слышала чей-то голос.
«Кто это?» — пронеслась мысль.
Из спящего состояние долго не хотелось уходить.
Мне снилось, что я стояла на торговой улице. Она была знакома и незнакома одновременно. Когда спишь, много не думаешь. Там, на улице, не было людей. Все лавки были открыты, ткань мелких торговцев разложена, товары лежали на местах, а там и тут висели круглые, сделанные из рисовой бумаги и объемные, благодаря натянутому деревянному каркасу, фонарики. Вечерело, и в них уже горели свечи.
«Где же люди?»
Я могла слышать сказанное, но не произнести. Голос как будто отдавался эхом в голове. Внезапно что-то мелькнуло рядом. Я повернулась налево, и там появились первые люди за все время хождения по улице. Они были как под дымкой, но все же немного проглядывались детали их внешности. Спиной ко мне человек был высоким и тонким, а рядом с ним — молодой парень или даже мальчик. Они о чем-то активно разговаривали и жестикулировали, и не казалось, что это обычный разговор. Тот, что был лицом ко мне — молодой парень, что походил на садори — отчаянно бросился вниз и сделал поклон, касаясь лбом и руками до земли. Это действия теперь точно подтвердило: один умолял другого, а точнее слуга — хозяина. Высокий мужчина стал улыбаться так гнусно, показывая желтые и редкие зубы во всей красе, что если бы я увидела его вживую, то не стала с ним разговаривать или иметь какие-либо дела. Между янбаном и садори сменилась обстановка: произошло какое-то действие, и господин часто и резко начал размахивал руками в разные стороны. Эта дымка так мешала все увидеть, что было непонятно из-за чего мужчина изменился в настроение. Молодой парень до сих пор находился на земле, но уже сидел на коленях. Он что-то пробормотал господину, и как только янбан махнул ладонью, из пустоты выскочили два жилистых гиганта, не имеющих на первый взгляд оружия. Во время праздников страже знатных людей запрещалось иметь при себе вещи, что могли навредить или напугать пришедшей развлечься народ. Однако все-таки они обычно их просто прятали, так как никогда не знали, что могло случиться с их господином.
Гиганты подошли к парню-слуге, взяли за подмышки и оттащили подальше от господина. Один из солдат достал из рукава веревку из грубого материала, а другой уже держал руки садори. Всего мгновения и связав беднягу, гиганты потащили его по земле в сторону востока. Их господин был рад.
— АААА!
«Кто-то кричит».
Не думая, словно призрак, быстро и без шороха проходила улицу за улицей в поисках звука. Земли я не касалась.
— АААА! — Неизвестный снова закричал. В этот раз намного сильнее и испуганнее.
Меня принесло в небольшой темный переулок. Без понятия, где он находился, главное: существовал. Сначала ничего не было видно, и мне хотелось уйти, как вдруг голос зазвучал вновь:
— П-прошу, гос-сподин, не у-у-убивайте меня…
Я все еще не видела людей, но это точно умолял молодой парень.
— Я-я с-сделал так, к-как В-Вы п-просили…
Послышался звук падения капель об камень.
«Он плачет?»
Речь не продолжалась, а было только рыдание. Но спустя пару секунд пропало и оно.
«Здесь ничего нет. Мне пора уходить», — отзывалось эхом в голове.
Мне или скорее духу было неинтересно оставаться там, где ничего не происходило. Только повернувшись, чтобы перелететь в другое место, внезапно перед глазами вспыхнул свет. Он был настолько ослепительным, что глаза сразу закрылись. Сильно щурясь и напрягаясь, пришлось потратить много времени, дабы увидеть невероятное. В воздухе появлялись прозрачные и переливающееся желтым, оранжевым и охровым светом круги. Когда они возникали, то выпускали пыль, похожую на порошок из золота. Это было очень красиво.
Засмотревшись, я сразу и не заметила, как из темноты появились силуэты. У каменной стены, полусидя на земле, плакал даже не парень, а мальчишка. Ему было где-то пятнадцать лет. Выглядел мальчик ужасно для своего возраста: черные ломкие волосы до плеч, нездоровая худоба и загорелая, сухая кожа. В заношенным, грязном в пыли, кровью и с дырами сером ханбоке и в соломенных сандалиях подросток с соплями, слезами, кровью из носа, виска и нижней губы и самое главное — с ужасом сидел и смотрел на мучителя. Тот, кто избил его, стоял и смотрел на жертву. Силуэт являлся мужским, по крайней мере на первый взгляд. В то время как подростка можно было разглядеть полностью, то мужчину — нет.
— Г-господин, п-простите м-меня… — сев на колени и опустив голову, со слезами снова начал вымаливать мальчик.
Неизвестный не слушал его, а просто стоял и смотрел. Не знаю, сколько времени прошло, но оно было так неважно. Подождав, силуэт двинулся. Он схватил за воротник дитя пэкчжона[5], именно на него больше походил мальчишка, и сказал лишь одну фразу:
— Клятвопреступник.
[5] Пэкчжон(백정) — люди, кто занимался забоем скота.
Силуэт, закончив говорить, поднял свободную руку над лицом подростка и без промедления вырвал у него язык. Когда с куска плоти на землю упала первая капля крови, мужчина испарился. Мальчик же жестко упал на камень и лихорадочно стал придерживать худыми руками рот, из которого неизвестно откуда хлынула кровь.
От такой жестокого видения, я не могла ни говорить, ни думать.
— П-помогите…
«Что?»
Я повернулась и увидела, что подросток заметил меня. Во всяком случае его глаза были обращены туда, где я находилась.
«Он ещё живой?»
— П-помогите…
Немного простояв или точнее попарив, я решилась. Однако, как только подплыла ближе, мальчик перестал говорить и начал дрожать. Он взмахнул ресницами, тряхнул головой, и длинные волосы упали на глаза. Мне хотелось хоть как-то его успокоить, поэтому моя рука потянулась их убрать. Пока мальчик кряхтел от того, что кровь попадала глубже горла, я причесывала волосы и заметила, что на левой щеке у него красовались три милые светло-коричневые родинки, напоминающее треугольник.
«Может еще есть шанс спасти?»
Я воодушевилась и встала, но… дитя схватило кровавой рукой то ли мой ханбок, то ли душу, то ли то, что из себя представляла.
— Прости, Чан… — прошептал последние слова подросток.
Его хватка ослабла, глаза остекленели и померкли, а тело перестало дрожать. Он умер. Он умер, и я проснулась.
***
Меня облили водой, и я сразу открыла глаза.
— Ну, наконец-то наша принцесса проснулась, — с улыбкой заявила Мина, держа в руке бронзовый кувшин для умывания.