Многие, даже в эти времена считающиеся классическими па балеринам удавались неплохо. Некоторые, требующие физической силы, выносливости, гибкости и скромного веса — с трудом. Там, где в мои времена по сцене буквально летали, касаясь пола носочком ноги на какие-то доли секунды, здесь и сейчас отбивали «чечетку», почти перекрывая оркестр. Преувеличиваю, конечно, но это из-за плохого настроения.

Профессиональная деформация нагнала меня раньше, чем я надеялся, и просто отдыхать, выкинув все из головы, я разучился. Куда ни глянь, с кем не разговаривай, голова все равно находит архаизмы — таковыми они выглядят только для меня, потому что «как будет» никто из местных не знает — и планирует способы их улучшения. Какие, нафиг, сети балетных кружков, когда у меня даже начальное школьное образование не готово? Казалось бы — сиди, отдыхай, отключи культурный «бекграунд» и любуйся на фривольно по нынешним временам одетых дам — фигуры, конечно, не «балеринские», но смотреть на них от этого только приятнее!

Интересно, как бы отреагировали хроноаборигены, если бы я показал им какой-нибудь кей-поп клип? Дело-то даже не в нарядах, за которые в этом времени сразу же в монастырь сошлют — в более радикальных религиях и вовсе забьют камнями! — а в хореографии, которую улыбчивые азиатки осваивают натурально тысячи часов.

Страдая от скуки, я не забывал отрабатывать основную цель похода в театр. Князь Кочубей — человек приземленный, конкретный, почти пожилой, с ориентированностью на образцово-показательную семейную жизнь, а потому ему что балет, что балерины были до одного места — он держал жену за руку и тихо о чем-то с ней говорил.

Князь Барятинский точно такой же, но в беседу между ним и женой вмешивалась Дагмара. К удовольствию всех троих, конечно — очень давно дружат и работают бок о бок.

Маленький Миша, пользуясь темнотой, гонял по поручню кресла металлическую игрушку-лошадку, таким образом иллюстрируя поведение «ребенка мечты» — пришел в скучное, взрослое место и никому не мешает.

Маленькая Оля смотрела на балерин с восхищением — в ее возрасте происходящее на сцене воспринимается комплексно, как бы по тегам: громкая музыка, много движения, пышные наряды — все это на выходе дает качественный в ее глазах контент. Это не хорошо и не плохо, просто так работают дети: им что мультики, что спектакль, что детский утренник. Нет, ребенок актуального мне времени предпочтет мультик балету с почти стопроцентной вероятностью, но у нынешних-то такого выбора нет.

Ксюша скучно и предсказуемо — просто как факт — пялилась на Сандро и время от времени завязывала с ним беседу. Кузен соблюдал формальную вежливость, светски улыбался и отвечал спинным мозгом, но бинокль — мутновата оптика, поэтому я свой почти сразу отложил — от глаз отрывал с явной неохотой, а еще у него, прости-Господи за прямоту, СТОЯЛ. Вот он, основной подход к балету в аристократических кругах — этакие смотрины с нюансами, о которых не говорят, и в моих папочках с компроматом имеется некоторые факты тайного посещения балерин Имперскими сановниками. Последние продолжат копиться, но Ксюшу за Сандро выдавать я чисто по-родственному не хочу. На авиацию поставить Сандро можно, особенно если учесть мой повышенный за ним контроль, а вот сестренку замуж выдать — извини, не хочу. Счастья в таком браке не будет никому, а потому возьму-ка я Ксюшу в «европейский круиз» с надеждой встретить какого-нибудь красивого и не шибко избалованного молодого-холостого аристократа. Если совсем уж цинично, принцесса — это ценный геополитический или на крайняк экономический актив, распорядиться которым желательно с практической пользой для государства.

Палка со свистом долетела до деревянных столбиков и с задорным треском превратила нехитрую конструкцию в руины.

— Ура!!! — отпраздновала попадание Ксюша.

Середина тридцатого дня сентября, тусклое солнышко на сером небе прекрасно сочетается с холодным, но слабеньким ветром. Голые деревья чернеют на фоне желтой, пожухлой травы, речка, на берегу которой мы осели играть в городки, несла последние опавшие листочки. Гатчинский дворец — слева, вдалеке. С этой же стороны, но гораздо ближе, расположились столики с закусками, Александр в специальном кресле — выбрали наименее болезненное положение «полулежа» — рядом с сидящей на обычном стуле Дагмарой. Вид у обоих довольный, кормят друг дружку кусочками пирожных. Мило и трогательно.

Мама в игре участия не принимает, поэтому одета в плотное — по погоде — кокетливо-неприметное (бывает же!) серенькое платье с вязанным руками княгини Барятинской платочком на плечах. Сестры, которым в платьях неудобно, нарядились в костюмы для верховой езды, а мы с Мишей выбрали этнические «луки» — косоворотка с жилеткой, простые штаны, сапоги. Комплимент Александру, который «русскую моду» уважает. Сам Император одет в «милитари-кежуал», утепленный любимым им барашком.

Мне хочется треники! Я мечтаю о шортах! Дайте джинсы, поло, худи и прочую удобную и легкую одежду! Да, ткани, в которые меня одевают, отборные, а портные дело свое знают туго, и от этого многочисленные слои тряпок на теле почти не чувствуются в любую погоду, но слово «гардероб» в последнее время кажется мне тяжелым и почти пугающим. Такое вот «богатые тоже плачут» — позволить себе ходить как нравится я смогу еще очень не скоро.

Лакей Андрей — приписан к Мише — составил новую конструкцию, и за дело взялась Оля, заняв позицию поближе — для справедливости, ей «городок» разбивать в силу возраста труднее.

Остаток лета и начало осени в работе пролетели почти незаметно, отпечатавшись в долговременной памяти яркими вспышками открытий и прорывов, теплых тонов пятнышками полезных знаний и серыми, пыльными шкафами с большой государственной работой в Госсовете. Воспоминания не очень, но без них от меня толку не будет — государственное управление это не беготня с утра до вечера и фонтанирование проектами, а миллионы миллионов цифр, отчетов и потраченных на совещания и обсуждения человеко-часов.

Некоторый эффект от посещений Госсоветов достигнут: как чисто технический, в виде обновления используемых формулировок и оптимизации некоторого документооборота, так и содержательный: все реформы документально готовы, и дело осталось за подготовкой базиса в материальном мире. Принят и ряд законов — появились такие штуки как «саботаж» и «диверсия». «Измену Родине» в нынешнем времени принять затруднительно. Но однажды — обязательно, а пока ограничились доработкой старых законов про шпионаж.

Особняком стоит моя гордость — «Закон об охране труда», который получился намного менее строгим, чем мне бы хотелось, но даже в нынешнем виде спасет десятки тысяч людей, позволит мне набивать казну штрафами и — в случае большого ЧП — прикручивать к бизнесу внешнее управление.

Палка влетела в цель, оставив стоять одинокий столбик.

— Ууу! — раздраженно топнула туфелькой Оля.

Мы утешили сестренку, и палка перешла ко мне. Когда я шел на позицию, взгляд зацепился за передовицу газеты на столе с фотографией моего «оперного дьяка». Восходящая звезда Петербурга, пользующийся большим уважением и производящий должное впечатление — над имиджем работал я, и подрезал из осевших в голове баек о Шаляпине общую линию поведения: заходит такой Савелий в ресторан весь в соболях, ахает шубу о пол и громогласно заявляет о намерении напоить всех за свой счет. Народ наш хороший понт всегда любил! Поначалу дьяк получался убыточный, а теперь на полном самообеспечении — выступает в салонах за большие гонорары, принимает от поклонников много подарков. Впечатлившаяся успехом Дагмара приняла на себя заботу о гардеробе — ей нравится нагружать портных.

— И-эх! — швырнул я снаряд в «городок», снеся второй этаж и оставив невредимым первый.

Не поддаюсь — я же не идеален и имею право оконфузиться не хуже других. Дав родне меня утешить — особенно старался Александр — я уступил место Мише — он бросает палку из «взрослой» позиции.