Химическое производство — это хай-тек, и даже при закупке оборудования и критически важных специалистов за бугром, выходить на нормальные мощности и отбивать затраты оно будет годами.

— Я высоко ценю вашу откровенность, Георгий Александрович, — отвесил поклон Второв. — И клянусь оправдать доверие, которым вы меня удостоили. Благодаря вам мне и моим партнерам удалось хорошо заработать. Не столь хорошо, как отдельным мошенникам и задиравшим цены на анилин мерзавцам со всего мира — мы на людских жизнях греть руки не стали, но в течение месяца я смогу собрать восемь-девять миллионов. Ежели получится заинтересовать некоторых проверенных компаньонов, к зиме мы сможем предоставить вдвое большую сумму, — вздохнув, он смущенно отвел глаза. — Боюсь, это — всё, ежели учитывать озвученные вами условия.

Мировой анилиновый кризис больно ударил по текстильной промышленности, и без него Второв заработал бы гораздо больше. Что ж, сибирий того стоил — проблемы решатся, а лекарство останется.

— Признаюсь, я рассчитывал на меньшее, — приободрил я князя улыбкой. — Условие «без урона делам и угрозы разорения» — ключевое, Александр Федорович. Вы уверены, что оно будет соблюдено? Я намерен работать с вами к обоюдной выгоде многие годы, а потому прямо заинтересован в вашем финансовом благополучии.

— Будь этот разговор для нас первым, я был бы изумлен до глубины души, — улыбнулся Второв.

— Не все понимают прелести стабильной и последовательной работы на перспективу, — развел я руками. — Человек падок на сиюминутную наживу, особенно если она велика.

— Так, Георгий Александрович, — согласился князь и повторил ту же цифру. — 8–9 миллионов в течение месяца. Около шестнадцати, если привлечь компаньонов.

Нормально. Персональные инвестиции Второва пойдут на заводы взрывчатки — это штука стратегическая, и обилие пайщиков будет мешать контролировать — а «компаньонам» придется скинуться на химпром. В конце концов, текстильщикам кислоты и прочее и самим позарез нужны. Обрисовав Александру Федоровичу общий план, я пообещал не далее чем через неделю прислать ему для общения с компаньонами план конкретный, с цифрами. План гофмейстеры уже сочиняют и успеть обещали с запасом.

Напоследок Второв смущенно попросил:

— Георгий Александрович, могу ли я позволить себе личную, но способствующую нашим делам, просьбу?

— Разумеется, Александр Федорович.

— Сын мой, Николай, в солдатах ходит. Дело это почетное и важное, но все так закрутилось, что мне придется перенести головную контору сюда.

— Понимаю, кому-то нужно присматривать за сибирскими делами, — кивнул я. — Отправлю Александру Ильичу телеграмму.

Нынешнему тамошнему губернатору.

— Премного благодарен, Георгий Александрович! — поклонился Второв и покинул кабинет.

Посмотрев на карту Империи, я поморщился, мыслями вернувшись к предыдущему разговору. Положение рабочих в шахтах и на рудниках, мягко говоря, очень неприятное. Заводской-то чернорабочий живет ужасно, а тамошние натурально «одноразовые»! Долго так продолжаться не может — не только Гинцбурги работников за расходный материал держат, это, как говорится, мировая практика. Места — далекие, малонаселенные. Проверяльщики из центров власти падки на взятки и не очень-то хотят портить отношения с «донорами». И трудового кодекса нет! Нет даже специальных «костылей». Зато есть много вооруженных работников компаний — считай, ЧОП — которые с попустительства и к полному одобрению властей быстро заткнут недовольных. Не извольте беспокоиться, ваши высокоблагородия, это наши мелкие проблемы с дисциплиной. Не исключено, что прямо сейчас где-то «рихтуют» очередных доведенных до отчаяния бедолаг. «Забастовка» и «бунт» применительно к тем местам означают, что мужики передушили ЧОПы, и коммерсам приходится звать на помощь полицию и армию.

Ситуация аховая. Не хочу стрелять по собственным подданным. И выехать лично — поговорить и уговорить разойтись — физически не смогу. Кроме того, переговоры — палочка о двух концах. Ежели цесаревич разок договорился, значит и еще раз может выгореть. Да, «трудовой кодекс через пять лет», но я прекрасно понимаю тех, кто хочет жить нормально уже сейчас, потому что до кодекса рискует не дожить — пять лет по колено в ледяной воде. Вот соберутся мужики, передушат ЧОП, отметелят ненавистного коммерса и пойдут к условному губернатору искать управы. Стрелять по ним нельзя, слезоточивого газа и других гуманных способов наведения порядка нет — что делать? Если погромы чинить начнут — то понятно, уже уголовщина, и на этом этапе силовиков подключить жизненно необходимо. А если как на Урале? Просто будут бродить по улицам с лозунгами и не давать поводов себя скрутить. Придется договариваться, но о чем? Еще парочку юридических «костылей» выкатить можно, но, если таких случаев будет много, на всех не напасешься.

Пригрозить «внешним управлением» легко, но ввести его без последствий не получится даже с соответствующим юридическим сопровождением, совершенно законно и при полном общественном одобрении. «Кто следующий?» — этот вопрос в головах промышленников возникнет неминуемо. Особенно в свете моей гиперактивности в основании паевых обществ по добыче золота. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы прийти к простой мысли — цесаревич хочет подмять под себя все золото в Империи. Так-то недалеко от истины: доход от ресурсов должен идти в казну в как можно большем объеме, и здесь прекрасно смотрится ряд госкорпораций с сетью подрядчиков. Быстро их наладить у меня не получится даже при злоупотреблении административным ресурсом и принудительном выкупе рудников за счет казны. Да мне и не позволят — это же огромная мина под частный бизнес. Сегодня цесаревич отжал рудники, завтра — заводик, послезавтра вообще из дома выгонит. Не зря социализм ругает — на воре, как известно, шапка горит, и самый что ни на есть социалист Георгий наш и есть!

Твари. Человечные и честные промышленники у нас безусловно есть, но я же вижу, сколько дают «мои» прииски. Да, они доселе не разрабатывались, и сейчас собираются самые сладкие «вершки», но сколько «убыточных» рудников таковыми на самом деле не являются? Гинцбург — яркий пример. Простая логика — зачем упорно, годами вкладываться в убыточные рудники? Очевидно — их убыточность сильно преувеличена, чтобы не делиться доходами с казной. Жадность. Чудовищная, непростительная жадность, плоды которой придется пожинать мне лично.

В дверь постучали, и я похлопал себя по щекам, собираясь с духом. Может хоть Юсупов окажется нормальным человеком?

Князь Феликс Феликсович Юсупов, граф Сумароков-Эльстон был прекрасен. Отличные гены наложились на вдолбленное положением и воспитанием умение держаться, в итоге породив достойную вершин отечественной аристократии персону. Харизмой фонит за версту как моя сладкая мечта — ядерный реактор. На лице — непоколебимая уверенность в себе, и, полагаю, преданность Империи. Последнее нуждается в многолетней системной проверке, но в силу послезнания я возлагаю на Юсупова осторожные надежды — его сын Феликс, которому сейчас всего четыре года, в будущем, которое уже никогда не случится, был инициатором заговора по убийству Распутина. О последнем слухов и мифов столько, что черт ногу сломит, но одно Илюха знал точно: на пользу государству Гришка нифига не шел.

Существует небольшая проблема — о моей «амнезии» Феликс, как и почти все остальные, не знает. Георгий до Путешествия с ним конечно же общался, но в случае косяка я могу легко сказать, что просто забыл конкретный момент общего прошлого — это несколько обидно, но более чем простительно. На моей стороне и другое, обкатанное и привычное орудие — разница в положении, из-за которой в полном смысле слова со мной дружить никому нельзя. Грустно, но таких друзей как в прошлой жизни у меня бы и так не завелось, поэтому как-нибудь уж переживу. У меня есть пес Арнольд, есть хитрожопая и грозящая некоторыми проблемами, но все-таки семья и появится любящая жена. Как-то плакать захотелось на самом деле, но это — наносное, а потому долой!