- Логично, - усмехнулся Астид. - Когда ты осознал свои способности?

- Мне тринадцать было. Я помогал деду в кузнице, и нечаянно опрокинул на себя котел с расплавленным металлом. В тот миг всё и случилось. Щит меня оборонил. А ты?

- Стащил кое-что.

Лейнолл рассмеялся.

- Колечко для подружки?

- Четверть буханки с кухни. Очень уж есть хотелось.

Оруженосец перестал улыбаться.

- Кем ты был до того, как стал служить своему лорду?

- Никем.

Лейнолл помолчал, ожидая продолжения, но его не последовало.

- Выходит, боги были к тебе щедры, - он дружески улыбнулся.

- Нет никаких богов, - с прохладцей сказал Астид.

Лейнолл недоверчиво и осуждающе покачал головой.

- На небе - боги, на земле – господин. Всё в их власти. Кто покорен богам и верен своему лорду – будет ими вознагражден.

- Нет богов, - повторил полукровка. - Есть только те, кто живут на земле – эльфы, люди, другие расы. Лишь они вершат зло и добро, никто не делает это за них. Неисчислимое количество времени назад, лежа на куче грязной соломы, я умел молиться. Я молился так пылко и горячо, что казалось – солома вот-вот вспыхнет и божественное пламя справедливости поглотит всё, что причиняет мне страдание. Понимание того, что я говорю с пустотой, не пришло в одно мгновение. Его в меня вдалбливали год за годом, затрещина за затрещиной, пинок за пинком. Но когда я понял, что не существует никаких богов, то осознал и еще кое-что – надо мной нет ничьей власти. Я свободен в своих поступках и мыслях. Но я же и ответственен за них.

- Но ты служишь лорду Гилэстэлу?

- Не так. Я возвращаю ему долг. Как сын возвращает отцу, ученик – учителю, спасенный - спасителю. Почему все используют только два понятия - «господин» и «слуга»? Никто не помнит о благодарности, о чести, о дружбе. Скажи, что с тобой станет, если ты откажешься служить Таэрону или перейдешь на службу к другому лорду?

Лейнолл в замешательстве моргнул и ненадолго задумался.

- Лорд Виго не позволит мне этого сделать.

Астид невесело рассмеялся.

- В этом и разница между нами. Ты говоришь не о том, что совершишь сам, по своей воле, а о том, разрешат ли тебе это сделать.

На рассвете тронулись в путь. В деревне было оживленно – хозяева выгоняли коз и овец на пастбище, сами торопились на поля и луга, неся на плечах грабли и косы.

У калитки памятного дома крестьянин отправлял на работу своих домочадцев. Обоз и сопровождающих его ратников и Лейнолла он проводил недружелюбным взглядом. Но, увидев ехавших позади всех Астида и Гилэстэла, посветлел лицом и согнулся в поклоне.

- Долгой жизни тебе, илан!

Стоявшие рядом женщины последовали его примеру. «Да благословят тебя боги, илан» - донеслись их тихие голоса до всадников.

- Что это с ними? – подозрительно покосившись на полукровку, спросил князь.

- Выказывают свою признательность, - пожал плечами Астид.

- За что?

- Свинью тут купил вчера.

- И сколько ты ему заплатил?

- Один золотой.

Гилэстэл только крякнул.

- Свинья стоит не больше трех медяков. А ты отвалил за неё целый орлик?

- Ваша светлость, видимо, забыли, где я вырос? Я знаю, сколько нужно потратить сил, чтобы вырастить скотину – вывести её на выпас, запасти сено на зиму. Хорошо жить на свободных землях или иметь собственное пастбище. А если за каждую съеденную травинку и скирду скошенного сена приходится платить хозяину земли? А владелец этих земель – Таэрон. Эта свинья точно обошлась крестьянину не в три медные монеты, и обобрали его дважды.

Гилэстэл удивленно выслушал горячую речь Астида.Оглянулся на крестьянина и его семью, все еще стоящих у ограды.

- Да, судя по поведению этого селянина, он глубоко шокирован непривычной щедростью Таэрона.

- Причем тут Таэрон? Я платил от вашего имени, мой князь.

- Все равно, это расточительство.

- Когда придет время, это окупится сполна.

- Это когда же? – поинтересовался Гилэстэл.

- Когда перед ним встанет выбор – вы или Таэрон.

- Ты думаешь, мне стоит раздавать каждому крестьянину в этих деревнях по золотому, чтобы заслужить их расположение? – насмешливо поднял брови полуэльф.

- Я думаю - дело не в количестве полученных денег, а в обстоятельствах, при которых они получены, - без улыбки ответил Астид. – Если вы разбросаете тысячу орликов на столичной площади, вы не добьетесь такого же эффекта, как сейчас в этой деревне. Слухи расползаются быстро, ваша светлость. От дома к дому, от селения к селению. И однажды перед жителями этих селений встанет выбор - чьих солдат накормить, а от каких спрятать зерно в тайные ямы.

- Да ты становишься политиком, - Гилэстэл одарил Астида оценивающим взглядом.

С Медвежьего перевала долина Таэрофарн предстала глазам путников драгоценной картиной: сапфирового цвета озеро сияло в окаймлении изумрудных лугов; леса всех оттенков зелёного покрывали малахитовым узором склоны гор, на чьих вершинах жемчужным ожерельем сверкали нетающие снега. На берегу озера располагался замок - угловатый, с четкими гранями стен и башен, коричневой черепичной крышей и обилием печных дымоходов. На шпиле над самой высокой башней лениво шевелился на ветру приспущенный штандарт с гербом Таэрофарна.

- Там мой дом, - голос Лейнолла дрогнул, когда он указал рукой на посёлок, расположенный неподалеку от замка.

Людей в повозках поубавилось – девятеро остались в своих деревнях. Лошади, почуявшие приближение дома, резво трусили под гору, а на лицах людей появились улыбки. Даже одноногий рыжеволосый парень, всю дорогу мрачно смотревший на свою культю и не проронивший ни слова, посветлел лицом при виде родного поселка.

- Сопровожу вас в замок, и домой, - Лейнолл улыбнулся Астиду и рассмеялся. – Представляю, как они обрадуются! Завтра сынишке поименование устроим. Ваша светлость, илан Астид! Не откажете ли мне в присутствии на моем семейном торжестве?

- Отчего же, - благосклонно кивнул Гилэстэл. – Я с удовольствием познакомлюсь с семьей своего спасителя.

Движущийся по дороге обоз встречала радостными криками детвора, пасущая скотину. Охали и иной раз подбегали к повозкам женщины с сенокоса, с надеждой и страхом расспрашивая о своих мужьях, сыновьях, братьях, оставшихся на северных пустошах. Кое-кто из вернувшихся выбрался из телеги и остался сидеть на обочине в обнимку со своей плачущей женой.

Въехали в поселок. Мальчишки, мчащиеся впереди, уже подняли суету – к повозкам из домов бежали люди, цеплялись за борта, обнимали встреченных мужчин, засыпали вопросами.

- Утис!

Растолкав народ, к телеге протиснулась женщина с выбившимися из-под чепца рыжими волосами.

- Утис!

- Мама! –молчавший до этого момента рыжий парень пустил слезу, стыдливо растирая кулаком влагу по веснушчатым щекам. – Мама… я… я теперь вот…

Мать глянула на культю, по которой Устис досадливо хлопнул ладонью, и, махнув рукой, зарыдала-засмеялась, обнимая сына, целуя его, лохматя покрытые пылью вихры:

- Живой! Хвала богам, живой! Стой, да останови ты телегу! Дай слезть-то!

Возничий натянул вожжи. Утис сполз с телеги, взял свой дорожный мешок, и, опираясь о плечо матери, встал на здоровую ногу. С другой стороны к нему подскочил мальчик-подросток, такой же рыжий и веснушчатый. Опираясь на плечи родных, неловко подпрыгивая и морщась, Утис скрылся за калиткой отчего дома.

Когда миновали поселок, телеги с ранеными опустели. Возчики отправились по домам, кроме тех, чьи повозки везли трофеи. Ворота замка были открыты, но там стояла охрана из четырех ратников. Увидев едущего впереди Лейнолла, один из стражей приветственно махнул ему рукой, а второй торопливо побежал внутрь. Всадники въехали на мощеный булыжниками двор, следом вползли погромыхивающие железом возы.

Во дворе замка на тренировочной площадке светловолосая эльфийка-лучница в облегающих брючках и легкой рубашке с закатанными выше локтя рукавами яростно всаживала стрелы одну за другой в плетёный щит. В центре мишени торчали не меньше десятка стрел. На стук копыт и дребезжание повозок девушка обернулась, и, не глядя, спустила тетиву. Стрела вонзилась в самый центр мишени, рядом с остальными.