«Может послушать тетушку и просто сбежать? Вернутся к истокам нашей истории», — с иронией высказалась Лори, все еще думая о море, о бушующей силе океана, и спокойного дна морского.
Погружаясь в мечтания, девушка подняла взгляд на одну из башен академии. Солнце слепило в глаза. Прикрыв рукой убийственные для нее лучи, Лори увидела, как на вершине красовались две фигуры.
«Больные морты», — фыркнула Лори.
Ни один ученик в здравом уме не полезет на вершину, скользкой неустойчивой неравномерно выстроенной из черепицы поверхности.
«Кроме бестолковой горгульи!»
Лори продолжала смотреть на двух безумцев. Там, наверху они зашевелились, группируясь, явно что-то замышляя. Лори видела, как Гин садится на спину Авроре. Девушка в свою очередь раскинула резкими движениями широкие костлявые крылья.
«Ты что больной, волк?»
На площадке перед башней начали собираться другие студенты от мала до велика. Всех привлекло зрелище. Под всеобщие аплодисменты студенты просили устроить представление. Уверенно продолжали хлопать, а кто-то даже подвывать лишь бы те, кто на крыше не передумал прыгать. Настроившись, Аврора и Гин, что стояли на крыше башни, громко отсчитывали: три, два, один и…
Прыжок.
Раздался оглушительный крик Гина, смех Авроры, и восторженный визг студентов внизу, опасающихся и одновременно радующихся за жизни безумцев, а Лори улыбнулась, испытывая счастье от того, что Гину мягко говоря, некомфортно.
«Волки боятся высоты».
Под всеобщие завывания и восторг Аврора плавно приземлилась в самом центре дворика. Дети хлопали и перекрикивая умоляли: «Покатай нас!».
«Будто она лошадь, а не горгулья! — снова прокомментировала Лори, подходя ближе к безумной парочке. — А в них что-то есть».
— Остановитесь! — послышался крик директрисы Кой.
«А вот и ответные действия», — не прекращала злорадствовать Лори.
Малышня в испуге визжа разбежалась, думая, что это за ними; из своего комфортного кабинета выскочила строгая Кифания Кой, на ходу поправляя мантию, не успев оставить свою похрюкивающую крысу на столе, что не могла не радовать Лори.
Девушка считала, что это ее персональное достижение за время учебы в академии и произведение искусства на уровне величайших изобретений мортов.
«Что-то великое!», — похвалила себя Лори.
— Вы двое, — указала директриса на отчаянных исследователей полетов, Аврора улыбаясь гордо подняла голову, а Гин сделал шаг вперед, сразу признавая, что он виноват, только не в очередной гадости для Кой, а для развлечения детей и собственного, возможно, удовольствия.
Он еще не определился, но улыбка не сходила с его обезумевшего от восторга лица. Морты бы сказали, что у него шок, дали бы теплое шерстяное одеяло и налили бы крепкий горячий чай с сахаром.
— Вы двое, в мой кабинет. Быстро!
***
Даррен любил занятия с малышней, они любопытные, не усидчивые, но, если заинтересовать, показав несколько трюков с заклинаниями или химией, при которых что-нибудь взрывается, горит или исчезает, они будут смотреть на лектора, словно на божество или диковинное существо, вроде волшебника из сказок, фокусника, что вытаскивает кролика из шляпы, приглашая в удивительный магический мир.
Подросткам не интересно; они уже выучили все хитрости и уловки Даррена. Старшие могли вообще не приходить на лекции неделями, а потом войти с ноги, будто так и надо. Даррен не злился на них, скорее смотрел в зеркало, видя период того времени, когда он был студентом и во время учебы его подруги выдавали такие выступления; например, в один из зимних дней, Гема под руку с Лори вошли в аудиторию в самый разгар учебного часа, при этом громко хохотав от уморительной, только им понятной шутки.
С малышней на занятиях по магии и заклинаниям было весело, временами они удивляли его, задавая на первый взгляд странные вопросы, которые никогда не приходили в голову Даррена; удивляли своим нестандартным мышлением, будто находясь на совсем другом, выше чем он, — уровне. Видя вокруг что-то только им доступное.
После затянувшейся лекции и после того как Даррен отпустил малышню во двор, он аккуратно поправил книги на краю стола, собрал листки с записями, уже направляясь выйти из большой аудитории — замер. Показалось, что он что-то услышал, явно постороннее, то чего не должно быть. Вокруг была тишина.
Показалось?
Вместо двери из помещения, он решил перепроверить и медленно поднялся по лестнице, заглядывая на каждый уровень в поисках источника.
— Саша? — окликнул Даррен девочку, что сидела на самом верху в углу у стены, подобрав под себя ноги. Глаза ее опухли, а по щекам катились ручейки слез, — что-то случилось?
Девочка отвернулась, продолжая всхлипывать носом; она вытерла рукавом белой рубашки слезы, спустя паузу подавленным голосом, запинаясь произнесла: «ничего».
Даррен расслабился, не чувствуя враждебность от маленькой, возможно испуганной или обиженной сирены — не обращая внимания на дорогой сшитый на заказ костюм — сел рядом с Сашей на пыльный пол, внимательно смотря на нее.
— Знаешь, когда-то давно, когда я был твоего возраста, я тоже прятался, — вытягивая ноги, Даррен говорил медленно, чтобы она его услышала. — Меня отправили в академию так рано, что я не запомнил, как выглядит моя мать, — продолжая плакать, Саша повернулась к Даррену, — на первом году мне дали синий галстук, большинство магов начинают с низших знаков; мой отец не появлялся на пороге академии целых два года. Тогда я подумал, что это место предназначено для детей от которых открестились родители, как от безнадежных, как от самых слабых представителей своей семьи. — Даррен слегка хохотнул, — а на третьем году низшей ступени я видел, как академия проводила свой очередной бал для привилегированных, как смотрины невесты перед тем, как выдать ее замуж. Я видел, как отец был почетным гостем на нем, в своем расшитым золотом костюме, видел, как он возвышался на пьедестале в главном зале под звуки музыки с бокалом самого дорого шампанского. Наверное, в тот момент он представлял себя императором мира. — Даррен сдержал прилив эмоций, не выдал, что зол, — тогда я впервые услышал чужие мысли: мерзкие и грязные. Мой лицемерный папаша думал о таком, — он смолк, понимая, что девочке шести лет не нужно этого знать.
Даррен посмотрел на Сашу, та стихла, перестала хлюпать носом, слезы больше не проступали, она внимательно слушала его, обнимая свои колени.
— В тот вечер я прятался в башне, пытался понять, что я сделал не так, чем заслужил такое отношение от отца; почему мать не желаем меня видеть и почему в моей голове столько голосов. Знаешь кто мне помог? — Саша покачала головой, — Лори. Она довольно жестко спустила меня с лестницы, прямо с той башни; держала меня за шиворот, вот так, — Даррен показал, сжимая пиджак в руке, не сдерживая яркую улыбку, согретую воспоминаниями, — у нее столько силищи. — у Саши вырвался короткий смешок, она чуть кивнула, будто подтверждая слова своего профессора.
— Она холошая, — тихо добавила Саша, девочка все еще не могла выговаривать букву «р»; то, как она произнесла слово «хорошая» — умилило Даррена и заставило улыбнуться.
— Лори привела меня в свою компанию, где собрала самых ужасных сознающих из всех; надо мной стали издеваться, шутить, подтрунивать, злить еще больше, чем было до этого. Мне нравилось быть невидимкой. Нравилось прятаться. Но уверенная Лори, вспыльчивая Гема, кроткая Яэль, скромная Дора и сильный Тай — заставили меня выползти из тени. Нет, — осекся Даррен, — они вышвырнули меня из тени на свет своими ужасными выходками и бесподобным, одновременно злобным, чувством юмора, своей сплоченностью. Показали, что мир интересный, загадочный, многогранный, чем в серой каменной коробке. И время, выделенное нам, нельзя просто тратить на прятки от всего этого мира… Они стали моей семьей, — после долгой паузы, добавил Даррен.
«А теперь наша семья по кирпичику распадается», — тут же добавил Даррен про себя, но не осмелился озвучить печальную действительность.