— Как-то не политкорректно звучит, — кашлянул Вернадский. — Не то чтобы я был религиозным или отрицал существование тех или иных качеств у кого-либо, но такое заявление неожиданно. Или я, может, не понимаю, что вы имеете в виду?

— Да тут всё просто. Вот, например, ты знаешь, что, когда бомбили Хиросиму и Нагасаки, американские женщины делали причёски в форме ядерного гриба?

Кирилл попытался припомнить. В те времена действительно была популярна тема ядерных бомб. Даже купальники бикини по сути были названы в честь пляжа-полигона, на котором проводились испытания.

— Допустим, — осторожно ответил Кирилл, но заметив хмурое выражение на лице пенсионера, решил поправиться: — Хотя звучит, конечно же чудовищно.

— Так да, прям делали себе такие причёски и радовались, что американские солдаты убивают бедных япошек пачками. Так-то. А ты знаешь, например, как назывался тот снаряд, который сбросили на Хиросиму?

— Ума не положу, — подавив вздох, ответил Кирилл. Порой Семён Сергеевич не следил за выражениями, хотя то же название Японцев было не самым приятным.

— Бейби. Малыш. Ребёночек, то есть, по-ихнему. А как ты думаешь, как этот пилот, который сбросил бомбу, назвал свой самолёт-бомбардировщик? — с ожиданием спросил пенсионер.

— И как же? — чтобы поддержать беседу спросил Вернадский.

— В честь своей мамы! Представляешь? И как после этого можно говорить что у них есть хоть что-то хоть отдалённо напоминающее духовность?

Кирилл понимал, что судить по одному пилоту о нации нельзя, но решил не перечить, чтобы не прерывать разговор. Семён Сегеевич явно был взбудоражен, а в таком состоянии не терпел споров.

— Да быть такого не может! — вполне естественно воскликнул Кирилл.

— Именно так, я тебе говорю. Так что американцев и русских сравнивать нельзя.

— Не, ну не думаю, что всех стоит грести под одну гребёнку, — возразил таки Кирилл. — Ведь есть среди них нормальные люди, да и многие эмигрировали в Америку из России. Что, у них тоже нет этих качеств?

— Именно так. Как только нога русского пересекает границу Америки, он тут же теряет всё самое прекрасное, что составляет широкую русскую душу! — Безапелляционно заявил старик. — Их страна всю жизнь только и делает, что завоёвывает всех вокруг и уничтожает, а потом паразитирует на бездыханных трупах государств. Они совершенно не думают о совести и о последствиях. Ты вот знаешь, что наш народ, при каждом конфликте, не в силах терпеть агрессию, в качестве протеста покидали страну. Протестовали насколько могли. Что это как не проявление духовности?

— Так это разве говорит о хорошем? Они же не поддержали свою страну. — совсем запутался Кирилл.

— Как посмотреть? С одной стороны, не поддержали, а с другой стороны, показали, что умеют сопереживать.

Кирилл давно смирился с тем, что в суждениях Семёна Сергеевича порой была сложная, нередко противоречащая себе, логика в которой легко было потеряться.

— Ну, как же? Вы вот говорите, что у американцев духовности и сопереживания нет. А у них хиппи тоже восставали против войны во Вьетнаме и пытались её остановить, — припомнил Кирилл.

— Не надо сравнивать нашу элиту, способную заявить о своём мнении, программистов и других работящих людей с инфантильными хиппи, которые не отвечали даже за свою жизнь. И где они закончили? Снаркоманившись, закончили жизнь где-то в подворотне, вот так. Они тоже без души, просто по-своему. Решили поиграть в гуманизм под опиоидами.

Кирилл глубоко вздохнул.

— В который раз убеждаюсь, что с вашими утверждениями невозможно спорить, — не удержался от иронии Кирилл, но пенсионер, к счастью, ничего не заметил.

— Ты просто не понимаешь всю широту российской души и силу нашего гуманизма. Вот смотри. Ты же знаешь, что делали немцы в концлагерях с русскими, евреями, поляками и другими народами? — не останавливался пенсионер.

— Конечно, нам в школе преподавали на уроках патриотизма, — кивнул Кирилл.

— А ты знаешь, что делали с пленными немцами, которых в Россию привозили, чтобы они восстанавливали разрушения?

— Нет, не знаю, — помотал головой Кирилл.

— Наши женщины видели, что они голодные, и давали им краюху хлеба. Вот как они отплатили за все те горести. Это говорит о том, что наш народ очень эмпатичный и добрый. Гордись, Кирилл.

Иногда беседы с Семёном Сергеевичем и на более мирные темы. Например, на тему литературы.

— Я помню, ты любишь читать Терри Пратчетта? — спросил он как-то.

— Да, хороший писатель. Один из моих любимых, — признался Кирилл.

— Ты читал у него книжку «Удивительный Моррис и его учёные грызуны»? — спросил вдруг пенсионер.

— Да, читал, — кивнул парень, — Считаю это его лучше произведение.

Кирилл припомнил о чём было в том произведении. В книге рассказывалось о необычной команде авантюристов. О разумном, говорящем коте, оторый был мозговым центом команды, стайке мышей, что по случайности обрели разум и вдруг осознали себя, и о несмышлёном мальчишке, который был лицом их команды, для общения с людьми.

— А ты понял, о чём в этой книге говорится? — хитро взглянув на парня спросил пенсионер.

— Нет, Семён Сергеевич не понял, — ответил Кирилл. Это была лучшая тактика. Всё что бы не ответил парень, было бы отвергнуто. Поэтому проще было сразу капитулировать.

— Эта книга о свободе. Кот хотел быть свободным и не согласился на то, чтобы жить спокойной жизнью. Лучше свобода, чем комфортная неволя.

Кирилл промолчал, хотя на самом деле был совершенно с ним не согласен.

— Я считаю, что эта книга совсем о другом, — заявил Кирилл. — Она о выходе за рамки. Я не согласен с вами.

— С чего это вдруг? — спросил он. — Ну-ка, поясни.

— А что тут пояснять? Практически все из героев вышли за рамки своей природы. Кот отдал свою жизнь идеологическому врагу, то есть мыши. Стая мышей, да, с костылями в виде обретённого разума, но превзошли свою природу и перестали есть себе подобных. И смерть, несмотря на то что имела конкретную функцию, пошла на поводу у кота и позволила мыши выжить. Это книга о взрослении.

Семён Сергеевич задумался. Кажется, это первый раз, когда Кириллу удалось его смутить.

В любых произведениях, каждый видит нечто своё, актуальное в тот или иной период жизни. Видимо Семёну Сергеевичу не хватает какой-то своей свободы.

Сегодня с мирами Кириллу не везло. Хотя, всё относительно. Первое место, в которое он попал, был небольшой островок посреди огромного океана. Во все стороны расстилалось море. Причём море было тёплое, да и солнце жарило неслабо. Единственное, что огорчало — островок был совсем маленький, едва ли двадцать на двадцать метров. Был он песчаный и на нём росла всего лишь одна пальма, на которой росли бананы.

Кирилл прокупался весь день и съел, считай, все бананы, растущие на пальме. Хотя, пока он на неё залезал, пару раз едва не свалился.

Дмитрий Сергеевич сказал, что этот остров, похоже, по ночам уходит под воду. Вот только не весь. Аккурат до того места, где растёт эта злополучная пальма. И это удивительно.

К вечеру, когда солнце стало заходить, дроны вернулись, а Дмитрий Сергеевич сказал, что, похоже, в этом мире это последняя суша. Вернее, он ещё находил такие островки, но никаких материков он не обнаружил. И в чём здесь феномен, он так и не понял.

Местных жителей он тоже не видел, разве что больших касаток, да китов.

Хотя Кириллу казалось, что где-то вдалеке он видел силуэты дельфинов, резвящихся в волнах, и слышал их крики. Но Дмитрий Сергеевич про них не упоминал.

— А мы не можем оставить портал в этот мир? — с надеждой спросил Кирилл.

— Думаю, лучше не стоит, — ответил Дмитрий Сергеевич. — Всё-таки оставлять портал без присмотра — идея плохая. Мало ли кто сможет попасть в черноту или из черноты. И мы не знаем какие шторма случаются здесь. С этим всегда надо быть осторожным.

Кирилл не стал спрашивать, чем это может быть чревато, но и спорить не стал, с сожалением закрывая портал в райское местечко.