Камешки мягко шуршат под дутыми колесами, исполинские вязы убегают назад. Пустырь. Ажурные ворота. Пара черносотенцев, в полной экипировке. Мебрих. Красивый, ухоженный, облизанный. Подстриженные кустики, трава, газоны. Витые решетчатые заборчики, опутанные замысловатой вязью калитки. Солидные особняки, аккуратные домики и палисадники. Не видно ни бедности, ни нищеты. Мозг продолжает фиксировать картинки.

Лана встречают. Уже знакомый худощавый глава рода, май-лорд Гвендин Дарр, вчера приезжал вместе с сыном. Его супруга, стройная май-леди Розари. Смотрит с прищуром, недоверчиво-изучающе. Сестра, молодая май-леди Ведина, в глазах любопытство. Вроде была еще младшая сестра, если в памяти не перепуталось, но сестры пока не видно. Олав Дарр, «жених». Один из заводил южной молодежи, кадет офицерской школы в Невелире, столице западной провинции Шер. Там же учились и парни из Ланкиного клана.

Старший род. Сословная аристократическая семья до кончиков пальцев. Две дюжины вассальных родов, из них пять средних. Две. Пять! Это много. В прайде Эмора три старших рода, этот сразу за патриаршим. Второй по значимости. Трудно преувеличить вес.

Лан поклонился. По-мужски. Еще не обучен женским реверансам.

– Леди Лания Брут.

Слова резанули, выдернув за шкирку из тумана.

Ему представили всех. Его представили всем. Все чин чином. Благородно прошествовали в трапезную, где уже накрыт большой стол. Завтрак. Всем семейством. Что не так?

Сережки бьются о щеки при каждом повороте шеи. Колени… что, свести вместе?

…Все так. Завтрак как завтрак. Если не считать количества снующих за спиной слуг с подносами, и быстро меняющийся натюрморт на столе. Вкуса он не чувствовал. И почти не ел, вяло ковыряясь вилкой в тарелке. Паяц, шут на сцене, ярко освещенный светом светильников. Стоп. Что-то не так. Все смотрят.

– Простите?

– Я спросила, когда вы почувствовали себя другой? – вежливо повторила супруга главы, аккуратно разделывая у себя на тарелке что-то остро пахнущее. – Интересно, как ощущают мир такие как вы.

– Я не помню.

Голос хрипло булькнул. Рассказать?

– Каждый ребенок фиксирует мир по-своему, – пожал плечами май-лорд. – Ему трудно вычленить тот самый момент, когда возникло чувство чего-то неправильного. Сломанного. Не та среда, не то окружение.

Стараются понять? Да вы издеваетесь…

– Прости, но тебе не идет голубой, – по-доброму улыбнулась хозяйка. – Твоим волосам, цвета ржаного поля, лучше бы подошли бежевые тона. И ожерелье… незачем такое вычурное. Как на приеме у короля.

Кажется, его всему обучат. Наряжаться, краситься… что там еще делают женщины?

– Думаешь, девчонкой легче? – вдруг не выдержала сестра Олава, вызывающе вздернув нос, и презрительно смотря на Лана. – Думаешь, цветы, стихи, все такое? Не слышал…

– Веда! – предостерегающе рыкнул Олав, но сестру уже понесло:

– …о днях, когда спазмы крутят живот, и кровь хлещет, как из кувшина? А рожать детей? Растить, не спать ночами? Стирать-готовить-шить-убирать, если нет слуг? Встретить мужа, усадить за стол, накормить, хоть сама валишься от усталости? Ублажить в постели? Это мужчинам нет дела, распороли пару глоток, и…

– Веда!! – угрожающе хлопнул по столу старший май-лорд, перевернув бокал с вином – красное пятно принялось стремительно разрастаться между блюд.

– Да к бесам, – огрызнулась Ведина, снова презрительно зыркнула и поднялась из-за стола. – Нарядился в женское платье, как идиот, навесил серьги…

Сестра покинула трапезную, скрывшись за бархатной портьерой. Лан замер, ладони дрожали на коленях. Потом отодвинул тарелку, от еды уже чуть ли не тошнило:

– Простите.

– Я покажу дом! – подскочил Олав, помогая отодвинуть стул.

Поместье огромное. Но он ничего не видел, машинально переставляя ноги, как на ходулях. Платье натурально жгло, своими складками, и прозрачный ипрон, обращающий ноги в женственную гладкость, будто припекся к бедрам. Ему до жути хотелось содрать эти бабские тряпки, вываляться в грязи, и плюхнуться в кадку с горячей водой.

– Не бери в голову, Веду иногда заносит, – успокаивающе заметил Олав, помогая подняться по лестнице, придерживая за талию. – Прямая, как Арканский галеон, язык бы побрить…

– У вас есть кладовая? – перебил Лан.

– Кладовые? – удивленно переспросил кадет и задумчиво почесал нос. – Ладно, если даме угодно…

Даме угодно. Рука по-хозяйски упокоилась на талии, «жених» повел в другой коридор. Мозг тупо фиксировал двери, портьеры, лестницы, тупики. Вот и череда темных помещений, подсвеченных лишь одиноким светильником. Стеллажи, полки, заваленные всякой пыльной утварью.

– Мне тоже хочется, еще раз, – неожиданно шепнул в ухо Олав, по-своему истолковав прятки в чулане.

Лан не осознал, как вдруг оказался прижат к стене, и в губы снова впился чужой рот. Рванулся, но сказались бессонные дни, и то, что почти не ел. Он ослабел. Сильно ослабел. К тому же, кадет офицерской школы был старше, и на порядок сильнее. Невеста только дергалась, как бессильная тряпичная кукла, в крепких руках…

Снова накатило, на этот раз что-то трогательное, трепетное, как мотылек, которого боишься упустить… Через какое-то время объятия разжались, и он стал с трудом хватать воздух. «Жених» тоже дышал, глядя на него, как победитель.

– Олав, даю слово, – наконец отдышался мальчишка, тщательно вытирая рот рукавом. – Еще раз повторишь такое, и…

– Да ладно, – нахально оскалился «жених», возвращаясь к своему излюбленно-зубодробильному: – ты же моя невеста!

– …больше меня не увидишь, – закончил Лан.

Конечно, он блефовал. Отец наверняка его продал, с потрохами. Без права голоса. Но кадет заткнулся, удивленно глядя на невесту. Он что, серьезно опасается его потерять?

– Я тебе вообще не нравлюсь? – вдруг спросил парень, пытаясь что-то разглядеть в Ланкиных зрачках.

Лан бы многое мог ему сказать. Вылить полную бочку. Но лишь спросил, отвернувшись, ибо все еще был прижат к стене:

– В твоей семье у невест есть право голоса? Нет?

– Прости, – как-то сходу стушевался победитель, хотел что-то добавить, но запутался и снова заткнулся.

Мир снова над ним смеялся. Как треклятая пьеса, со скоморохами, и прочими несносными созданиями. Но ему было не смешно. Мозг до сих пор не мог поверить, что это все происходит на самом деле.

– Мне можно побыть од… одной?

Сад у семьи Дарр… не сад. А парк. Не пара дорожек, обсаженных гортензиями. А тенистые аллеи, этажные клумбы с орхидеями, кусты чуть ли не всех видов шипастых лиоз. Уютные беседки, обвитые вездесущим вьюнком, дорожки, выложенные мягко-упругим песчаником. Мостики через веселый ручеек, а в самом центре настоящее озерцо, с белыми кувшинками.

Лан медленно брел, подметая длинной юбкой светлый пористый камень. Приподнял ожерелье и повертел шеей, весомое украшение начало натирать кожу. У самой изгороди опустился на скамью и обхватил голову руками. «Нарядился в женское платье, как идиот…»

Она ведь права.

Разжал вспотевшую ладонь, разглядывая маленькую склянку. Самоубийство страшный грех? Жрецы говорят, боги не прощают руконаложников.

Вздор. Вранье. Богам плевать на людей.

«Тот самый? – вдруг донеслось из-за спины. – Невеста Олава?»

Черт!! Позади, из-за витой изгороди, полускрытой кустами тиса, на него глазела ватага ребят. Многих даже знал, как не знать? Сам Ихвар Лоухан, собственной персоной, как отче наш. Безусловный лидер всей южной молодежи, наследник патриаршего рода, выпускник офицерской школы, маг какого-то запредельного круга. Без пяти минут офицер. Тайная мечта половины девчонок города. Окка, темноволосая красавица, злая, как стая крыс. Тоже старший клан, тоже из главных, и тоже какой-то небесный круг. Светловолосая Мия, не раз дававшая жару на аренах, заставлявшая уползать битыми чуть ли не на коленях. Розовощекий толстяк Бугг, Лео… как ее? И другие. Вся главенствующая верхушка. Генералитет. Не раз встречались в стычках на пустыре, на арене и ристалище. Жесткие. Не прощающие. Всю жизнь были врагами. Хотя вряд ли помнили его лично, до всего этого театра. Мелок. Не дорос.