Мне с трудом удается встать на ноги.

– Пока что помоги мне выбраться отсюда.

– Сначала ты должен окрепнуть. Тебе нужно набраться сил.

Ощупью отыскивая дорогу к двери, я отвечаю:

– Я не желаю ждать. Прошу тебя, приходи.

Найдя дверь, наваливаюсь на нее всей тяжестью. Она не поддается.

– Я не могу прийти, – говорит Хлоя. – Они заперли меня в комнате с закрытыми ставнями. Даже Филиппу не разрешили приходить ко мне. Единственный человек, которого я вижу, кроме мамы и папы, это моя служанка Лила Она приносит мне еду. Питер, ты должен окрепнуть, набраться сил, выбраться из подвала и освободить меня.

– И все это – не тронув твоих дорогих родственников? – раздраженно спрашиваю я.

– Нет, дорогой, я не говорила, что тебе нельзя их трогать. Я только сказала, что не надо их убивать.

Мне приходится собрать в кулак всю свою волю, чтобы притвориться, что я без сознания, когда Саманта Блад и ее слуга вновь являются, чтобы накормить меня и влить свое зелье. Но я лежу тихо и позволяю ей лечить меня. Сначала мне с трудом верится, что когда-нибудь удастся одолеть ее. Но чем дальше, тем крепче я становлюсь. И все-таки, даже будучи в своей обычной форме, мне вряд ли удастся справиться с Чарльзом и Самантой одновременно.

Я неустанно твержу Хлое, что пора что-то предпринимать. Каждый новый день такой жизни невыносим для Генри. Я сам едва выдерживаю.

– Нет, – говорит она. – Лила знает, как тебе уйти, чтобы мои родители не смогли остановить и найти тебя. Филипп обещал помочь. Но Лила предупредила меня, что это может быть очень трудно. Перед тем как попытаться, ты должен быть уверен в своих силах.

– Разве ты не уйдешь со мной?

– Разумеется, ушла бы, если бы речь шла только обо мне. Как бы опасно это ни было, я бы ушла с тобой. Но ведь теперь нам надо думать и о ребенке. Я не могу рисковать нашей дочерью. Главное, не забудь потом вернуться за мной.

И я жду, каждый день на несколько минут притворяясь, что я без сознания, каждую ночь тренируя свои ослабевшие мускулы, сходя с ума от мыслей о сыне в Майами и о невесте, запертой в темной комнате.

Наконец наступает ночь, когда Хлоя говорит:

– Пора. Ты чувствуешь себя в силах бежать, Питер?

– Да.

– Мама сказала мне, что ты безнадежен. Я подозреваю, что она собирается дать тебе яд. Сегодня

вечером, когда мои родители улетят на охоту, к тебе придет Лила.

– Но если твои родители охотятся, они могут почуять меня, как только я поднимусь в воздух.

– Ты убежишь не так, – отвечает Хлоя.

Я встаю, едва заслышав, как поворачивается ключ в замке. Филипп распахивает дверь и широко улыбается. Рядом с ним, держа в руке зажженную свечу, стоит маленькая чернокожая морщинистая женщина. Это, вероятно, Лила, та самая служанка, которая воспитала Хлою. Внезапный свет слепит глаза, приходится прикрыть их руками.

– Ты уверен, что хочешь бежать в таком виде? – спрашивает Филипп.

Вспомнив, что я совершенно голый, пожимаю плечами:

– Твои родители, похоже, не собираются возвращать мне одежду.

– Одежда все равно промокла бы,- говорит Лила. – Идите за мной.

Я смотрю на Филиппа, ожидая объяснений. Он разводит руками:

– Послушай, я только должен был достать ключ и открыть дверь. А все остальное – дело Лилы.

Она ведет нас обоих мимо камер в большую пустую комнату в конце коридора. На стенах висят старые проржавевшие цепи. Пол усеян человеческими костями. В воздухе стоит застарелый смрад.

– Здесь семья Блад расправлялась со своими врагами, – поясняет Лила.

По костям она идет к противоположной стене. Я следую за ней и вскоре начинаю ощущать слабый запах сырости и экскрементов летучих мышей.

– Здесь,- говорит Лила, остановившись около трещины в стене. Трещина очень узкая, но в нее может протиснуться человек. Пламя свечи в руке

женщины колеблется. -- Сквозь пещеру протекает река. Некоторым из наших удавалось бежать таким способом.

– А мои родители об этом догадываются? – спрашивает Филипп.

– Я не знаю. По крайней мере бежавшие обратно не возвращались.

– Можно мне взять это? – Я указываю на свечу.

– Можно, но пользы от нее будет не много,- говорит Лила и все же отдает мне свечу. – Только, пожалуйста, выведите нас из комнаты, прежде чем мы останемся в темноте.

Я провожаю их в коридор и говорю брату Хлои:

– Вы оба не пострадаете, когда выяснится, что я бежал?

– Конечно, родители будут рвать и метать, но, пока точно не выяснят, как именно тебе удалось уйти, думаю, они нас не тронут. Во всяком случае, ни я, ни Лила не скажем ни слова.

– Спасибо. Если бы я мог вам чем-нибудь помочь…

– Знаешь, мы это делаем ради Хлои, – говорит Филипп. – Моим родителям не следовало так поступать с ней и с тобой. Никакие традиции и семейные обиды тут ни при чем. Они просто хотят завладеть твоим состоянием. Возвращайся потом за своей женой. Это все, чего мы хотим от тебя.

Острые камни царапают мне грудь и спину, пока я протискиваюсь в расселину. Оказавшись по ту сторону стены, поднимаю свечу и осматриваюсь. Откуда-то сочится слабый свет. Неподалеку от меня торчат несколько сталагмитов, но в основном под ногами ровная, скользкая поверхность. Все это похоже на огромную пещеру, но ни потолка, ни стен ее не видно. Морщась от затхлого запаха и ежась от холода и сырости, я прислушиваюсь, но слышу лишь стук падающих капель и плеск воды где-то неподалеку, в темноте.

– Питер, ты уже в пути? – мысленно спрашивает меня Хлоя.

– Да.

Я смотрю на оплывающую свечу и улыбаюсь во вновь обступающей меня темноте. «Ну и втравила ты меня в историю!» – думаю я. Потом, вздохнув, иду на звук воды.

– Питер! Все в порядке?

Поскользнувшись, хватаюсь за сталагмит свободной от свечи рукой.

– Все прекрасно, – отвечаю я Хлое. – Я в какой-то огромной пещере и понятия не имею, куда идти. Может быть, тут что-то не так?

– Если тебе кажется, что там опасно, возвращайся.

Оглянувшись, замечаю, что расселина, сквозь которую я пролез, уже скрылась в темноте.

– У меня нет выбора, – говорю я Хлое.

– Нам надо было подумать о каком-нибудь другом способе,- сокрушается она.- Я не хочу тебя

терять.

Впереди блеснуло что-то похожее на воду. Я бросаюсь вперед, обнаруживаю речушку, скорее ручей, не более двух футов в ширину, и принимаю решение идти вдоль него, куда бы он ни вел.

– Питер!

Я тяжело вздыхаю, останавливаюсь и отвечаю Хлое:

– Я вовсе не собираюсь теряться и тебя терять не намерен. Но сейчас мне нужно сосредоточиться. Скажи мне, который час.

– Четверть второго ночи.

– Если не услышишь меня до десяти утра, позови сама.

– Хорошо, Питер. Будь осторожен.

Разумеется, буду! Уж я очень постараюсь не потеряться и не пропасть без вести, буду очень тщательно обходить все глубокие ямы и приложу все усилия, чтобы не умереть от голода. Журчание воды слышится еще до того, как появляется сам водоем и стена за ним. Крошечная лагуна, не более десяти футов в диаметре, в которую впадает ручеек. Я высоко поднимаю свечу, стараясь разглядеть, куда же утекает вода. Ничего не видно. Но ведь куда-то же она должна утекать! Подойдя поближе, вижу на берегу озерца множество скелетов. Вот они, беглецы, о которых говорила Лила.

Присев на корточки рядом с озерцом, я внимательно его изучаю. От свечи остался жалкий огарок. Юношей мне нравилось нырять и надолго задерживать дыхание. Человеком мне редко удавалось просидеть под водой больше шести минут, но в естественном обличье мне не составит труда продержаться минут тридцать, а то и дольше. Кладу огарок на землю и приказываю своему телу измениться.

Теперь, пожалуй, это озерцо мне даже маловато. Я погружаюсь с головой, нащупываю скользкое дно, и тут вода сама начинает подталкивать меня. Удостоверившись, что дыра достаточно велика, чтобы можно было в нее пролезть, я всплываю на поверхность, вдыхаю, потом еще и еще раз. Когда мои легкие настолько наполняются воздухом, что больше вдохнуть нельзя, снова ныряю.