– Очнулась? Слава небесам! Раиска, ты зачем туда полезла? Я же предупреждала, не связывайся с Веркой!

– Ты уже в курсе? Где она?

– В больнице.

– Это я и без тебя знаю. В какой больнице?

– Не знаю. Но скоро узнаю. У меня сейчас Надежда.

– Надежда! Дай мне ее!

В трубке послышались какие-то шорохи.

– Алло, тетя Рая, здравствуйте, – наконец послышался детский голосок.

– Здравствуйте, а кто это? – опешила я.

– Это я, Наденька.

– Какая Наденька? – голова заболела еще сильнее.

– Раиска! Ты чего ребенка пугаешь?

– Извини, я не поняла, какая Надежда.

– Какая, какая! Младшая. Любаша поехала навещать Верку в больнице, а Надежду свою у меня оставила, что бы ребенок дома не скучал. Скоро вернется, все расскажет.

Зря надеялись. Любаша вообще не особенно болтлива, а в этот раз и вовсе ни слова на интересующую нас тему ни проронила.

К Люське мы с Любашей подъехали одновременно. Младшая Веркина сестра впорхнула в подъезд, цокая каблучками, легкая и воздушная, как фея.

– Наденька, девочка моя, как ты тут без мамы, не скучала?

– Да нормально у нас все было, не беспокойся, – лениво протянула Люська.

– Нормально? – с подозрением спросила Любаша.

– Все хорошо, не переживай.

– Ох, прямо камень с души, – Любаша с облегчением вздохнула.

– Я научила ее гадать на картах и выщипывать брови.

– Что??? Как гадать?

– Да успокойся, на желание. По-другому я и сама не умею.

– А брови?! Ты спятила?! Зачем? Ей же всего пять лет!

– А что? Когда-то это всё равно понадобится, а она уже умеет. Меньше будет проблем в жизни.

– Каких еще проблем? Да у нее этих проблем будет, знаешь сколько!

– Так я и говорю, одной меньше. Оказывается, я умею ладить с детьми! Жаль, что раньше этого не знала.

– Вот теперь заводи своих и учи всему, что умеешь!

– Нет, со своими пока подожду, утомительно очень. Пока на чужих потренируюсь. Ты приводи Надюху-то, когда надо, не стесняйся.

– Ну, Люська, погоди! Потренируется она! Надежда! Мы уходим!

– И это вместо благодарности, – пожала плечами Люська, глядя на захлопнувшуюся за Любашей дверь.

– Ну, как ты? – осторожно спросила я, поправляя одеяло у Верки под подбородком.

Вера тяжело вздохнула и прикрыла веки. Впрочем, цвет лица у нее был вполне нормальный, и взгляд, насколько я смогла заметить, ясный.

– Говорят, сотрясение. Но мне кажется, что еще и ожог дыхательных путей. Я же дымом надышалась. А рентген легких не хотят делать. Голову сняли, а легкие нет. А я прямо чувствую, как в груди все горит и щиплет.

– Горит? – испугалась я.

– Ну, не совсем, конечно, горит. Но как-то саднит. Дискомфорт присутствует. Понимаешь?

– Понимаю.

– Ты тоже думаешь, что надо рентген сделать?

– Я думаю, что специалистам виднее. Ты расскажи, почему в туалете оказалась? Да еще заперлась там?

– А что, я не должна была запираться в туалете? Это ненормально? Что за дурацкий вопрос?

– Это странно. Была заперта дверь в туалет из коридора. Нормально, если бы ты заперлась в кабинке.

– Да? Может, ты и права. Я все равно ничего не помню. Кстати, там было темно, может, я не нашла, как закрывается кабинка, ну, и заперлась, как смогла.

– А почему не вышла на улицу? Не слышала криков про пожар?

– Ерунда, какая-то. Говорю же, что ничего не помню. Угорела, наверное, потом упала, головой ударилась. Там же темень была. Кошмар. И чего меня на эту вечеринку понесло? Теперь в больнице проваляюсь, вместо того, что бы работать. А мне сейчас деньги нужны. Ох, как голова болит!

Верка отвернулась к стене и замолчала. А я пошла разыскивать врача. Доктор, солидный дяденька с седоватой бородкой клинышком, первым делом сообщил, что сообщить что-нибудь может только близким родственникам.

– А снимочек легких мы вашей подруге, конечно, сделаем. Но не сегодня. Сегодня срочности нет, а лучевая нагрузка, сами понимаете, милочка.

Я не очень поняла, но доктору поверила. Ему виднее, есть срочность или нет.

– Мам, мы потушили костер! – Анюткиному восторгу не было предела.

Ярослав тоже был горд собой.

– А у вас вчера огнетушители были углекислотные или порошковые? – поинтересовался он, серьезно нахмурившись.

– Ты должна была поехать с нами, – сокрушенно покачал головой Ярослав, видя полное непонимание на моем лице.

– Кстати, вам крупно повезло, – Вадим уселся за кухонный стол. – Если бы в здании был сделан евроремонт, жертв могло быть гораздо больше. Почему?

Вопрос был обращен к детям.

– Могли позастревать в узких евродверях?

– Не захотели бы на улицу выскакивать?

– Что вы на меня смотрите? Я в ваших учениях не участвовала, я не знаю.

– В здании лет сто не было ремонта, – сжалился над нами Вадим. – Все остатки внутренней отделки – это натуральное дерево, штукатурка, бумажные обои, никакой синтетики. Иначе вы могли задохнуться ядовитыми продуктами горения.

Верка сбежала из больницы на четвертый день. Любаша отказалась гладить за неё полотенца в спортивном клубе. А так как на этой своей третьей работе Верка официально оформлена не была и перспектив на оплату больничного не имела, она решила, что не может позволить себе постельный режим.

Я поехала забирать подругу из больницы. За три с половиной дня пребывания в стационаре она обросла огромным количеством вещей. Я набила ее пакетами багажник, сложила несколько штук на заднее сиденье. Верка угнездилась впереди с электронной книгой на коленях. Конечно, мы застряли в пробке.

– Грудную клетку тебе сняли? – спросила я.

– Сняли.

– Ну и как, есть ожог?

– Не знаю, – Верка пожала плечами. – Я ответа не дождалась. Хотя в груди еще мозжит, и вздохнуть полной грудью не могу, болезненность ощущаю.

– Вер, муж требует бронежилет вернуть.

– Да? – Верка никак не могла сообразить, о чем речь. – Можно и вернуть, наверное. А где он?

– А где твой костюм? Ты была в нем в тот день.

– В какой день?

– Ты уже забыла или тебе память отшибло? Маскарад, пожар, больница?

– Ах, да, припоминаю.

– Ну, ты даешь!

– А что? У меня две работы и еще подработки, я к вечеру свое имя с трудом вспоминаю.

– Ну, знаешь ли, это слишком! Четыре дня назад мы чуть с жизнью не расстались, а сегодня она уже не помнит!

Верка надолго задумалась.

– Надо посмотреть в вещах из больницы. Только мне сейчас некогда, я на работе. Давай, до вечера.

Вечером Верка устала. На следующий день она опять была занята на работе, сначала на одной, потом на другой. Потом Верка не отвечала на телефонные звонки, потому что у нее, по словам сынка Никиты, разболелась голова.

– Я получу обратно свой жилет или нет? – муж начал терять терпение. – У меня учения, тренировки.

Пришлось на следующий день тащиться к Верке на работу. Вид у нее на самом деле был нездоровый, запавшие глаза обведены темными кругами.

– А мне из больницы позвонили, приглашают приехать.

– Что случилось?

– Снимки мои, наконец, получили. Говорят, что-то там не так, надо пролечиться. Не зря у меня в груди болело. Точно, ожог был!

Вера дала мне ключи от квартиры и разрешила искать везде, потому что совершенно не помнила, куда распихала содержимое пакетов. Она вообще не помнила, что бы их разбирала. В тот день по приезде из больницы нас встретила Любаша. Мы с ней перетащили Веркины вещи на площадку перед квартирой. Я не стала дожидаться, пока она разыщет ключи в своей торбе, уехала домой. А зря, надо было самой разобрать вещи и сразу забрать свои. Знала ведь, как нелегко с Верки одолженное получить, что деньги, что вещи. Она альбом фотографий со встречи выпускников несколько лет вернуть не может. Брала посмотреть, что сейчас носят, и себе вечернее платье выбрать. Платье не выбрала, альбом куда-то засунула и забыла. Вадим тоже хорош, знает, что Вере ничего давать нельзя. Сам разрешил ей бронежилет взять, а теперь хочет, что бы я его выручала.