— Да, поняла, — удается мне вымолвить.

— Давай начнем с организации полок, — предлагает он.

Я начинаю перебирать книги на прилавке. Мои мысли витают за миллион миль отсюда. И вдруг я чувствую, как рука Данте прижимается к моей. Мы оба тянемся к одной и той же книге на прилавке.

Его кожа теплая на фоне моей, что резко контрастирует с прохладной кожей обложки книги. Я быстро отдергиваю руку, мое сердце колотится, и он делает тоже самое.

На мгновение между нами повисает неловкое молчание, но оно проходит.

— Эта книга очень популярна. Не забывай стимулировать продажи. — Он оглядывается по сторонам и замечает, что Дерек находится в задней комнате. Он наклоняется ко мне. — О том, что произошло там, когда мы сможем это повторить? — требует он.

Мой желудок сжимается.

— Данте, ты же священник. Это не…

— А разве похоже, что тебе есть до этого дело? — Он подходит ближе, вторгаясь в мое пространство. — Мой член твердый двадцать четыре на семь, пока я думаю о тебе. Мне постоянно приходится читать "Аве Мария", потому что я не могу перестать дрочить, но я бы предпочел делать это ради чего-то гораздо более приятного и греховного.

В моей голове возникает горячий образ. Данте поглаживает свой член, называя мое имя. Я тяжело сглатываю и сосредотачиваю свое внимание на его глазах. Я уже собираюсь заговорить, когда раздается звонок в дверь, и Данте тут же отступает назад. В его движениях нет ничего резкого или подозрительного.

Он смотрит на клиента, улыбается и подходит поприветствовать его. А я смотрю на него, как будто на меня наложено какое-то заклятие.

— Привет, могу ли я помочь вам найти что-нибудь сегодня? — его голос эхом разносится по магазину, снова вежливый, дружелюбный священник.

Я сглотнула и вернула свое внимание к книгам на прилавке, но не могу избавиться от образа дымчатых глаз Данте, прожигающих мои. Я думала, что переезд в еще более маленький город, чем предыдущие, упростит мне жизнь и поможет легче сбежать.

Как же я ошибалась.

Я не могу здесь остаться, потому что Эрик в конце концов найдет меня. Но мысль о том, чтобы покинуть этот город и Данте… Я не хочу уезжать. И самое ужасное, что я даже не уверена, что смогу держаться подальше от загадки, которой является Отец Дженсен, даже если бы захотела. Он намерен заполучить меня, чего бы это ему ни стоило.

7

Данте

Я паркую мотоцикл на другой стороне улицы и слезаю с него. После того, что произошло в баре в понедельник вечером, мне меньше всего хотелось бы находиться в доме Мэдисон, но ничего не могу с собой поделать.

Мне повезло, что за ней приударил Кевин. Он не был настроен на драку и отступил. Иначе, думаю, я бы до сих пор не был священником. Я бы избил его до полусмерти на глазах у всех. Черт, да я бы его убил. А когда я увидел, как она вылезает из машины Джека Майклсона, мне захотелось убить и его. Хуже всего то, что Мэдисон настаивает на том, чтобы он каждый день отвозил ее на работу, и намекнула, что мое требование отвезти ее означает, что я веду себя как ее муж-ублюдок.

Что эта девчонка со мной делает?

Я редко вывожу свой мотоцикл из гаража, но сегодня вечером не хочу, чтобы меня кто-то узнал. Я собираюсь присмотреть за своей маленькой ланью. Мотоцикл — это маленькая частичка моего прошлого, которую я сохранил. Фары гаснут, и я погружаюсь в темноту и тени.

Мое внимание привлекает мягкий отблеск света из окна Мэдисон. Я рад, что она выбрала эту дыру на окраине города, где нет соседей. Так мне легче наблюдать за ней, оставаясь незамеченным.

Меня охватывает вуайеристский восторг, когда я наблюдаю за тем, как она двигается на кухне, готовя ужин. Скрытый тенью, я не могу сдержать свои больные и извращенные фантазии, играющие в моей голове. Интересно, увлекается ли она тем дерьмом, которым увлекался я.

У меня темное прошлое. И мои сексуальные аппетиты всегда граничили с развратом. Я люблю первобытные игры. Я реализовывал свои больные фантазии с добровольными девушками. Но Мэдисон совсем не похожа на них. Она невинна. Девственница.

Но наблюдать за ней, даже из этого темного угла, недостаточно. Больше нет.

Медленно, с хищной осторожностью, я подхожу к ее неохраняемому коттеджу. Задняя дверь скрипит, когда я открываю ее, и мой адреналин работает на полную катушку.

Затаив дыхание, я пробираюсь в ее спальню и нахожу пару ее трусиков, небрежно брошенных на кровать. Мягкая ткань кажется слишком интимной в моей руке, украденной частичкой ее тела. Я быстро убираю ее в карман, сердце колотится в груди, потому что я переступаю черту. И мне все равно. Мой член тверд как скала.

Я слышу, как она ругается из кухни, и ее шаги удаляются в сторону спальни.

Черт.

Я быстро и бесшумно забираюсь в ее встроенный шкаф. Здесь не так много вещей, так что я легко помещаюсь. А потом я смотрю сквозь щели двери.

У меня перехватывает дыхание, когда Мэдисон входит в комнату, ее небесно-голубое платье теперь омрачено большим пятном. С раздраженным вздохом она снимает платье, обнажая мягкие изгибы своего тела, скрытые лишь кружевным белым бельем.

— Черт побери, — бормочет она про себя, отбрасывая платье в сторону. Мое сердце колотится в груди, пока она идет к комоду и открывает ящик, чтобы что-то найти. Я с извращенным восхищением наблюдаю, как в ее руке появляется изящный розовый вибратор. В горле пересохло, и я тяжело сглатываю.

Она нервно оглядывается через плечо, похоже, проверяя, одна ли она. Мягкий румянец проступает на ее щеках, когда она садится на край кровати, снимает трусики и ложится. Я с трудом могу поверить в это, глядя на ее мокрую киску. Медленно, с чувством трепета, она исследует свое тело, ее пальцы спускаются от груди к животу, затем ниже.

Когда вибратор начинает жужжать, она задыхается, все ее тело содрогается под его воздействием. Она потерялась в собственном мире, ее глаза закрыты от чистого удовольствия, а спина отрывается от кровати, когда она извивается в экстазе.

Я смотрю, мой член уже в моей руке, я глажу его. Образы в моем сознании просто отвратительны. Жаль, что на мне нет мотоциклетного шлема, а то бы я, наверное, вышел из этого шкафа и напугал ее. Хотя это так неправильно, учитывая, что она напугана и бежит от своего мужа. Мужа, который пытался изнасиловать ее, мать его, но мне нужно, чтобы она знала, что со мной она в безопасности. Я никогда не причиню ей вреда. По крайней мере, если она сама этого не захочет. Темной стороне меня все равно. Темная сторона хочет, чтобы она была напугана, сломлена и умоляла.

Сжав кулак вокруг члена, я глажу себя сильнее, представляя ее реакцию, если бы я вышел и привязал ее к кровати.

Ее стоны наполняют комнату, симфония плотского удовольствия заставляет мое сердце колотиться. Она пыхтит, извивается, теряясь в ощущениях. И вот, когда она уже на грани, ее голос прорывается сквозь тишину.

— Данте, — задыхается она, снова и снова, как молитва, как мольба.

Он прорывается сквозь меня, эхом отдаваясь в ушах. Моя маленькая лань зовет меня по имени. Думает обо мне. Представляет меня. И эта мысль, это осознание сводят меня с ума.

Ее тело напрягается, пальцы зарыты глубоко внутри нее, вибратор все еще жужжит на ее клиторе. А потом она кончает, ее тело содрогается от силы кульминации, ее голос — хриплый, прерывистый крик удовольствия. Вид ее, такой открытой, такой уязвимой, такой потерянной в наслаждении, — это слишком.

Из нее вытекает струйка влаги, пропитывая простыни под ней. Я не могу не застонать от этого зрелища, мой член болезненно пульсирует в руке. И тут я кончаю, зажав свободной рукой рот, чтобы подавить стон наслаждения.

Мой выброс растекается по ее одежде, создавая беспорядок. Хорошо. Она сможет найти его позже. И тут я замираю, охваченный паникой.

Неужели она сейчас достанет из шкафа свежую одежду?