– Спешить пока не будем. Товарищ Савицкий, в общем, прав: нужны факты… Что ж, их, я думаю, долго ждать не придется!

Он усмехнулся сухо. Перекатил папиросу в угол рта. И разогнав дым рукой – зорко посмотрел на следователя.

– За Беляевским установлено постоянное наблюдение?

– Так точно, – подтвердил Савицкий.

– Уйти от слежки он не может?

– Н-нет, – качнул головой следователь, – вряд ли… Там все – надежно. Но я еще сам, непосредственно, займусь этим делом. Специально займусь!

– Вот, вот, – кивнул комиссар. – Займитесь! Наблюдайте тщательно, неослабно! И обо всем докладывайте мне.

– Значит, что же, – сказал Наум Сергеевич. – Значит, комиссар предпочел – ждать… И велел обо всем докладывать лично ему. Худо получается!

– Да, – натужно выдохнул Проценко, – так…

Оба насупились, помолчали несколько. Затем Наум Сергеевич сказал:

– Послушай, у этого Фантомаса ведь были партнеры. Два человека. Их тогда задержали – во время облавы… И что же: они до сих пор сидят?

– Сидят, – сказал, посапывая, парторг.

– На основании все того же материала?

– В том-то и дело, – сказал парторг, – в том-то и дело! Материал, если вдуматься, жиденький. Ничего достоверного; одни подозрения, косвенные данные. Все это раньше укладывалось в определенную схему. Однако теперь, сам видишь, схема распалась, рассыпалась… Не знаю, как с ними быть? Прокуратура может не дать новой санкции – придется выпускать. А – не хочется!

– А все-таки придется, – сказал Наум Сергеевич. – И это даже – к лучшему…

Парторг шевельнулся – поднял глаза к собеседнику. Взгляды их встретились, пересеклись.

– Да, да, – к лучшему, – поигрывая бровью и щурясь, подтвердил Наум Сергеевич. – Они за кем сейчас числятся?

– Да за нами – по-прежнему.

– Ну, вот что. Давай оформлять материал на освобождение. Чего зря томить ребят? Отпустим. Хотя бы одного. Для начала.

– Одного?

– Да, пока – одного… Того самого, чья кличка Копыто. Учти, это враг Беляевского, Смертельный враг. Понимаешь? Смертельный!

Послюнив пальцы, Игорь снял нагар со свечи. Огонек мигнул и разросся, и тотчас же комната стала светлей и просторней. Коротко глянув на часы, Игорь наморщился, подавляя вздох: Наташа снова запаздывала. Прошли уже все сроки, день иссякал, клонился к вечеру – и было ясно, что ждать ее теперь нет смысла. А он все-таки ждал!

Ждал и думал о том, как прочно, как неотвратимо и болезненно вошла эта женщина в его жизнь, и мысленно клял ее за это. И все время, невольно, прислушивался к тишине, ловя сторонние звуки, мечтая заслышать легкие, торопливые, летящие к нему шаги…

И он услышал их.

Шаги возникли в отдалении – тихо приблизились к двери. Они были легки, едва уловимы; они терялись среди мелких шорохов и скрипов, всегда живущих в недрах безлюдного здания. Они едва достигали слуха, и он угадал их, различил, в основном, подсознательно, инстинктивно – нервами, кожей, всем своим существом.

Рука его машинально потянулась к револьверу. Но тут же он спохватился, отдернул руку, и подумал, усмехнувшись: «Постоянно пугать свою крошку кольтом – это уже становится смешным!»

Затем он крикнул нетерпеливо:

– Где ты там, эй? Чего ждешь? Входи!

Дверь растворилась. И сразу же Игорь почувствовал, как все в нем похолодело…

На пороге стоял Гитарист.

– Ну, здравствуй! – сказал Гитарист. И крупно шагнул в комнату, к Игорю. И вслед за ним появилось еще несколько фигур. Вошедшие разделились – окружая Игоря, обходя его, беря в кольцо. И озираясь, Игорь подумал, испытывая томительную слабость и дурноту: «Теперь – конец».

Он попятился к постели (туда, где лежал кольт), но Гитарист остановил его окриком:

– Не шевелись! Стой смирно!

Обе его руки были погружены в карманы, и он говорил, не вынимая их – настороженно, зорко следя за Интеллигентом:

– Учти: одно лишнее движение – и кранты. Стреляю сразу! Ясно?

– Ясно, – пробормотал Игорь.

– Ну, вот. Так и дыши.

Кто-то из спутников Гитариста подошел к ящику, на котором слезилась оплывшая свеча; под свечей, в желтом световом кругу, лежал финский нож, консервы, хлеб. Парень сгреб финяк и отступил, небрежно им поигрывая. В то же время другой – зайдя незаметно за спину Игоря – быстро и ловко обыскал его, ощупал одежду. Интеллигент стоял неподвижно и молча, он понимал: сопротивляться в данном положении – глупо. Надо повиноваться, хитрить и ждать. Ждать разворота событий. Ловить спасительный шанс…

– Что ж, ребята, – сказал он затем, – ваша взяла… Добрались-таки, выследили! Интересно, как это вам удалось?

– Ну, милый, – отозвался Гитарист, – ты же ведь не вчера родился – сам, небось, знаешь, что такое кодла! Если уж она что решит – так все и будет. От нее и на морском дне не скроешься. Она везде достанет!

Неторопливо, вразвалочку, приблизился он к соломенной игоревой постели. Пошевелил ложе носком сапога. И уселся в изголовьи – как раз там, где хранился под одеялом револьвер.

– Садись! – пригласил он Игоря широким жестом. – Садись, потолкуем.

– О чем? – спросил Игорь.

– Да садись ты, – дернул его Гитарист за рукав. И потом, когда Игорь нехотя, упираясь, уселся рядом, сказал:

– Знаешь, зачем мы пришли?

– Догадываюсь…

– Ну-ка! – прищурился Гитарист.

– Эх, ребята, – устало махнул рукой Игорь, – чего зря волынить? Дело понятное: пришли по мою душу… Что ж, получайте… Я – вот он! Я – ваш!

И затем – проведя ладонью по напрягшемуся осунувшемуся лицу – добавил, умеряя дыхание, стараясь не выдать, не показать отчаянной, горестной тоски, подступившей к самому его горлу:

– Скажу напоследок одно: моей вины ни в чем нигде нету. Но это – что ж… Этого ведь не докажешь. Я знаю свое, вы – свое.

– Вот тут ты ошибаешься, – сказал Гитарист. – Мы все, брат, знаем. Все! Усекаешь?

– Что значит – все?

– Ну, все, как есть! И о тебе, и о Косте Хмыре, и о Брюнете. – Гитарист весело посмотрел на Игоря, тряхнул челкой, Угол прямого его рта пополз вкось. – Знаем теперь, кто кодлу закладывал, кто кого и как в саду укоцал…

– Но – откуда? – изумился Игорь.

– Нашелся один человечек, – протяжно сказал Гитарист, – да, нашелся.

– Так чего ж вы – в таком случае – хотите от меня?

– Погоди, узнаешь, – мигнул Гитарист.

Он обернулся к ребятам (они стояли, сгрудясь, возле постели), щелкнул пальцами. Сейчас же один из них достал бутылку водки: извлек ее откуда-то из-под пиджака и передал Гитаристу.

– Посуда есть какая-нибудь? – спросил тот, раскупоривая бутылку.

– Есть, – сказал Игорь, – но на всех не хватит. Только две кружки. Да ведь можно и так – из горлышка.

– Ну нет, зачем же, это некультурно, – возразил Гитарист. – Будем по очереди… А пока – держи!

И наполнив кружку Игоря – возгласил:

– За тебя, старик. За твой фарт!

– За мой фарт? – переспросил Игорь, запинаясь. И весь осветился радостью. Но тут же погасил улыбку – еще не веря сказанному, еще сомневаясь, колеблясь, томясь. – За мой?…

– Ну, да. Ну, да, – сказал Гитарист. – Пойми, чудак: все, в чем тебя обвиняли – теперь отпало, кончилось. Ты сказал давеча: «Я – ваш». Вот за это и выпьем. За то, что ты снова наш. Усекаешь? Ты – наш!

И крепко ударив о кружку Игоря – своей, он вытянул водку. Подышал, округляя губы. Утерся медленно. Выпив свою порцию, Игорь сказал:

– Мне одно неясно. Если все это правда – чего ж вы так явились сюда. Так как-то… – Он дернул плечом. – Странно… Не как к своему, не как к другу, а как к чужому – к врагу.

– Так ведь с тобой иначе нельзя, – хрипло рассмеялся Гитарист. – Пока мы объяснялись бы, толковали – ты бы нас всех тут перешмолял. – Он крепко хлопнул Игоря по колену. – Верно я говорю?

– Ну, не знаю, – замялся Игорь.

– Не зря же ведь у тебя вторая кличка – Фантомас, – сказал кто-то из спутников Гитариста.