Наташа что-то говорила – негромко и горестно, и он с усилием заставил себя вслушаться.

– Я, конечно, тоже не ангел. Но все же… Постоянные сцены – от этого можно сойти с ума! Теперь вот – из-за тебя. Он твоего имени не может слышать. Он на все готов…

– Я это знаю, – сказал Игорь медленно. – Потому-то, собственно, я и ушел тогда.

– Ты… понял, почувствовал?

– Да нет, все гораздо хуже. Помнишь, тогда вдруг явилась милиция? Ну, так вот: это он ее вызвал.

– Что-о-о? – Наташа отшатнулась. – Он?

– Да, – сказал Игорь. – Вызвал по телефону, тайком… И закурив – окутавшись в дым – он рассказал Наташе обо всем; кинулся в откровенность, как в омут, как в ледяную воду.

Рассказ Игоря длился долго… Наконец он умолк. Наташа проговорила – стесненным, прерывистым шепотом:

– Господи, Господи! Так значит, это все – из-за меня?

– Я не к тому, – отмахнулся Игорь. – Я это – просто… Вот таковы дела! Теперь ты в курсе… Знаешь все подробности.

– Но это же страшно!

Она зябко передернула плечами. Ей словно бы немоглось сейчас. Губы ее дрогнули и ослабли, глаза ушли в тень.

– Как же ты будешь, а? Игорек? Надо ведь как-то спасаться… Что-то предпринимать.

– Не знаю, – усмехнулся он хмуро. – Ума не приложу. Он задумался, застыл, – прикусив губу, бессильно уронив руки на скатерть.

– Что-то надо предпринимать… Но что? Что? Ах, черт, как нелепо все сложилось! Один – без друзей…

– А обо мне ты забыл? – сказала Наташа. И положила на его руку – свою.

– Да, да, – он посмотрел на нее благодарно. – Это правда. Только ты у меня одна и осталась. Давай-ка выпьем за это!

Подозвав официанта, Игорь заказал еще водки… Они со звоном сдвинули стаканы. Выпили. Потом Наташа сказала медленно:

– Может быть, самое правильное было бы сейчас – уехать? – Она выжидательно посмотрела на Игоря. – У тебя деньги есть?

– Н-нет, – признался он.

– Ну, так держи! – Наташа поспешно раскрыла сумочку – зашуршала там. – У меня здесь немного. Но на билет хватит… Если не очень далеко… Вот! Бери – и на вокзал.

Она достала пачку мятых рублей и положила ее на стол, перед Игорем. Тот сказал, двинув деньги локтем:

– Что ты, милая, что ты! На вокзал мне сейчас нельзя. Где-где, а уж там-то меня наверняка уже ищут… И прихватят сразу же, с ходу. Нет, вокзал – самое гиблое место!

– Но ведь и в Полтаве тебе тоже нельзя оставаться.

– И все же придется.

– Но – как же?… И где?

– А вот это, как раз, и надо нам обдумать.

– Послушай, – проговорила она, наморщась. – У меня есть подруга. У нее отдельная квартира, и живет она одна…

– Нет, – сейчас же ответил он.

– Но почему?

– Ты за нее ручаешься?

– Вполне.

– Вполне?

– Ну… да. – Она подняла брови. – А что?

– Ты с ней давно знакома?

– Не очень. Так – года с два. Но она хорошая, свойская, уж поверь! Вся душа – нараспашку.

– Я тебе верю, – мягко сказал Игорь, – верю, милая. Но все же этот вариант не подходит. Во-первых, за подругу твою полностью ручаться трудно. Слишком уж мало ты ее знаешь! А душа нараспашку – это еще не аргумент. Пожалуй, наоборот… Ну, и во-вторых, в такой квартире я буду, как в ловушке, соображаешь? Как в западне. Если что случится, не вырвешься. Да и вообще, – суета, соседи… Мне надо что-нибудь понадежнее и, – как бы тебе объяснить? – попроще, что ли. Может быть, даже не в самом городе, а где-нибудь около. В предместье, в пригороде.

– Ну, тогда хочешь – ко мне на дачу? Там сейчас никого; дом пустует.

– На дачу? – Игорь поджал губы. В сомнении качнул головой.

– Но там, действительно, пусто! У Сергея отпуск уже кончился. Да и соседей нет – уехали в Крым.

– Заманчиво, конечно, – протянул Интеллигент. – Но все же… дача-то ведь твоя? Тебе принадлежит?

– В том-то и суть. Я хозяйка!

– Вот потому и не стоит мне туда соваться! Зачем тебя впутывать во все эти дела? Ну, посуди сама: вдруг меня там найдут, накроют.

– А почему ты думаешь?…

– Н-ну. – Он дернул плечами. – Всяко бывает.

– Тогда вот что. – Наташа умолкла, сдвинула брови. И затем – просияв: – Ну да, ну да! Это лучший вариант. Вот что… Ты город знаешь?

– Плохо, – сказал Игорь. – Забыл уж многое; сама понимаешь.

– Но реку-то хоть помнишь? То место, где мы купались? Ну, то самое, где обрыв, а рядом – мост.

– Ах, это… – Игорь улыбнулся. – Припоминаю.

– Вот. Теперь слушай внимательно.

Она придвинулась к Игорю, положила ему руку на плечо. И он уловил ее дыхание – прерывистое, щекотное, жаркое:

– За мостом – если идти по течению – находится старая консервная фабрика. Вернее, не фабрика, а развалины. Они еще со времен войны остались. Ты найдешь их легко. Ходьбы туда минут пятнадцать, и главное здание видно издалека.

– Ага! – сказал Игорь. – Это уже интересно. Значит, говоришь, развалины… Но укрыться-то в них можно?

– Конечно можно! Разрушено ведь не все. Я там, кстати, была недавно. Мы с друзьями катались по реке – ну и завернули мимоходом, полазили… Место для тебя отличное. Надежнее не придумать.

– Что ж, ладно, – сказал Игорь медленно. – Остановимся на этом…

Он покосился на деньги – собрал их, пересчитал.

– Бери, бери! – сказала Наташа. – Тебе же нужно… Запасись едой, папиросами. А послезавтра я приду к тебе. Перед вечером, часов в шесть.

Они сидели тесно, почти вплотную; лицом к лицу, глаза – в глаза.

Светлые, широко распахнутые глаза ее заслоняли теперь все. Посторонние детали исчезли, отступили куда-то; остались только зеленые эти озера. И были они глубоки, и наполнены теплым странным свечением. И они говорили, спрашивали, ждали ответа.

– Хорошо? – спросили они. И Игорь ответил взглядом:

– Хорошо.

Покуда они разговаривали, сидя в кафе, события разворачивались своим чередом. Далеко отсюда – на окраине города, в запущенном старом саду – собралось сейчас немало народа.

Как и предполагал Игорь, милиция появилась сразу же. Прибежавший на место происшествия участковый немедленно вызвал оперативников и экспертов. Люди эти заполонили теперь двор около барака и сад; одни из них опрашивали жителей, другие рыскали в зарослях, третьи – производили осмотр убитых; фотографировали их, обыскивали, снимали отпечатки.

И здесь же, в толпе, обретался пожилой приземистый мужчина, с неприметной внешностью и в скромной одежде.

Он держался особняком; в споры не ввязывался, помалкивал. И лишь однажды (да и то недолго) поговорил о чем-то с парторгом Проценко, который занимал одновременно должность заместителя начальника городского управления милиции. В этот день Проценко нес дежурство по управлению. И когда прозвучал сигнал тревоги, – решил лично, сам, возглавить выездную группу.

То, что он увидел, озадачило его и навело на беспокойные размышления. И все время, покуда он знакомился с обстановкой и распоряжался, и беседовал с людьми, – с лица его не сходило выражение замкнутости и заботы.

Обследование трупов – дело кропотливое, долгое. Прошло достаточно времени, и день уже потускнел и иссяк, прежде чем работа экспертов была закончена.

Похрипывая одышкой, жуя прилипший к губе, отсыревший окурок, Проценко прислонился к грушевому стволу – строго посмотрел на окружающих (они тотчас же притихли) и начал не спеша диктовать протокол осмотра места происшествия:

– 1959 года, 27-го августа, в светлое время суток…

А вечером того же дня в кабинете у парторга появился Наум Сергеевич.

На сей раз он не бегал, не кружил по комнате, нет, – он сидел сбоку от стола и настороженно, исподлобья, следил за Проценко.

Парторг же расхаживал, заложив руки в карманы галифе. Толстое его лицо было насуплено и багрово, на бритом черепе поблескивали росинки пота.

– Не понимаю… Да, не понимаю! – Парторг произнес это густо, с оттяжкой. Тряхнул обвисшими щеками. – Не могу понять! Как можно было так испортить все дело; запутать, привести к нулю… Не по-ни-маю. Вспомни, что ты обещал мне? Хотел исправить положение, помочь с отчетностью – а что вышло? К старым нераскрытым делам теперь добавилось новое. Да ведь какое! Два трупа – зараз!