– Дяденька, ваш галстук! – сказал явно удивленный пацан.

– Мой что? – недоуменно спросил Пауль, а затем опустил взгляд и обомлел.

Крик Ларкина перебил шум толпы. Он был в панике. Ибо его любимый галстук, с которым он пришел сюда, сейчас горел. Пламя поднималось всё ближе к шее Пауля. Совершенно не понимая, что делать, он сначала пытался развязать и снять с себя горящий галстук. Лишь спустя пару неудачных попыток, когда затлела и рубашка, он решил потушить его. Схватив с ближайшего стола стакана воды, он резко плеснул его в себя. Никогда еще Пауль не был так рад воде, пролитой на себя. После того, как опасность была залита водой, Ларкин помчался сквозь толпу к Шнайдеру. Он подметил, как любопытно распределены цвета ореолов в ней. Дальше всех стояли синие с зеленым, а потом шли в основном желтые. Самые наглые твердолобые красные заняли первый ряд в этом дурацком шоу. Через них Пауль еле-еле протолкнулся, буквально выпав во внутрь “цирка” для зевак.

– Йенс, нужно действовать быстро! – кричал Пауль, – он тут. Он тут.

– Пауль, что случилось? Что с тобой, – Йенс все так же удерживал парня, к которому прыгнули на нож.

– Убийца. Он был тут, это точно. Мне кто-то поджег галстук. Это точно сделал маньяк, вырезающий глаза.

– С чего ты взял?

– А ты мой галстук вообще видел, детектив?! У меня глаза были нарисованы. Это же очевидно связано. Он не любит глаза, у него психоз на них. Вот и вырезает, а также уничтожает. Я недавно видел газету на улице. Там на всех фото были выколоты глаза!

– Есть предположения, кто это мог быть?

Пауль осматривал каждого человека в кафе. У всех был нормальный цвет ореола. Если бы он только увидел, какой цвет у подонка, что поджег его галстук, он бы смог его выследить. Пауль выбежал на улицу, попав при этом под ливень и стал озираться по сторонам. Быть может, еще есть шанс увидеть его. Но нет, все прохожие были четырех обычных цветов. Сердце бешено стучало в груди, грохотало подобно поезду на рельсах. Там он увидел Йенса и сидящего рядом с ним парня. Пауль подошел к ним.

– Нет. Упущен, – сказал он.

– Возможно, что это и не он был. В любом случае, не расстраивайся и не вини себя.

– Разумно. Как у вас тут? – спросил он, глядя на парня, который еще недавно грозил убийством, а теперь сидел, опустив голову.

– Как видишь, сижу, жду наших, которые примут парня. Ты наверно уже понял, что придется с ним поговорить?

– Куда я денусь?

– Ну а доктор с раненым до больницы отправились. Все-таки герр Ланге не растерял навыков первой помощи, проводя сложные операции. Повезло еще что больница рядом.

– Это точно. Если ты не хочешь, чтобы я поговорил с парнем сейчас, тогда я, пожалуй, пойду домой. Вроде бы, всё, что нужно, я рассказал. Сейчас мне, если честно, не по себе. Тревожно.

– Можешь идти, – ответил ему Йенс, – удачной дороги.

Пауль взял свой зонт и вышел на улицу. Дождь тем временем усилился настолько, что представлял собой практически сплошную стену из воды. Вода достаточно быстро просочилась в его обувь, и Пауль уже мысленно проклинал погоду. Он свернул с главной улицы, чтобы побыстрее добраться до дома. Но даже так, идти еще минут двадцать, не меньше.

– Не заболеть бы. Приду домой, прижмусь к батарее. И стаканчик виски не помешает, – рассуждал Пауль, – кажется у меня еще на парочку хватит бутылки.

По шее Пауля пробежала дрожь. Сердце словно не в грудную клетку ударило, а ушло вниз, начиная стучать по желудку. Он захотел повернуться, но вдруг его объял первобытный страх. Пауль внезапно осознал, что, если он обернется, случиться что-то очень страшное.

Он прислушался. Точно. Сзади кто-то шел. Уверенные размерные шаги по лужам. Краем зрения он увидел человека, чье лицо скрывалось под зонтом. Мужчина шел позади психолога, выдерживая дистанцию.

Пауль не видел его, не мог рассмотреть, но чувствовал, будто за его спиной разверзлась пропасть. Странная темная энергия окутала все вокруг. Еще темные щупальца струились потоками воды и омывали ноги Пауля. Психолог чувствовал невиданную тьму и ненависть, направленную в его сторону. Ему было страшно, ибо еще никогда он не знал такой злобы в свой адрес. Нет сомнений, за ним идет человек, что поджег галстук. А значит, это и есть тот маньяк.

И он с ним один на один. Лучи ненависти врезались иглами в спину содрогнувшегося психолога. “Интересно, он понял, что я заметил его? – мысли Пауля хаотично роились в его голове, – при всем желании, я не смогу ему противостоять. Если я обернусь, он наверняка тут же нападет и прирежет, ибо будет раскрыт. Почему же он сейчас этого не делает? Сомневается, мечется, ищет место получше?”

Паулю срочно надо было решать, что делать, пока преследователь его не начал действовать. Равномерное хлюпанье шагов преступника било по ушам Пауля и забивало гвозди страха в его голову. Как размерено, как спокойно он идет за ним.

“Через пятьдесят шагов я смогу свернуть на людную улицу, тогда он перестанет меня преследовать. Он не нападет на людном месте. Да, если доберусь, я спасен”

Пятьдесят. Сорок девять. Сорок восемь. Наступил в глубокую лужу, вода почти по колено. Холодные потоки стекают по ногам. Барабанная дробь дождя по зонту. Сорок. Тридцать девять. Ветер тысячей заточек бьет под ребрами. Тридцать восемь. Темная пасть почти поглотила его. Тридцать пять. Тридцать четыре. Застройки домов как стенки гроба. Тридцать три. Нет.

Мысль словно молнией прошла сквозь громоотвод зонта и пробила Паулю голову. Тридцать. У него есть возможность установить, кто это. Если он просто сбежит, то упустит возможность узнать, кто это. Двадцать пять. Точно. Если он повернется за пару шагов до поворота, то успеет и убежать, и рассмотреть лицо. Двадцать.

В этот момент Пауль осознал, что расстояние между ними сократилось. Из условных десяти шагов оно превратилось в семь. Преследователь подступал всё ближе. Но и шагов до спасения осталось совсем немного. Пятнадцать. И в этот момент нога Пауля предательски проскользнула. Психолог чуть не свалился, но, к счастью для него, смог удержаться. Он бросил взгляд на землю: он шел по луже, на дне которой был еще не растаявший лёд. Пауль хорошо помнил сказки начала века про то, что через каких-то двадцать лет у них в Городе будут улицы с подогревом, что одолеют проблему гололеда. Как бы он хотел сейчас, чтобы сказки эти стали былью. Вместе с этим он понимал, что, хотя ему придется идти медленно и аккуратнее, преследователю придется так же. Гололед не позволит ему сократить дистанцию из-за риска поскользнуться.

И вот. Пять. Четыре. Поворот начал открываться слева от Пауля. Будучи готовым бежать, он начал поворачивать голову. Три. Два. Один.

“Не может быть, да вы шутите!”. Когда психолог начал поворачивать голову, он увидел, что переход закрыт на ремонт. Ему тут не пройти. Сердце остановилось. Тьма за спиной нависла волной цунами. Холод лавиной покатился по позвоночнику. По телу словно забегали букашки.

Идти дальше. Остается только идти дальше. Быть может так даже лучше. Если Паулю не изменяла память, если сейчас ему пойти по диагонали через дворы, то он может выйти в небольшую улочку, что сейчас почти что опустела. Раньше там был небольшой рынок. Иногда Пауль проходил мимо него. Там остались старые витрины с зеркалами. Если он пройдет мимо них, то в отражении ему удастся увидеть лицо преследователя, и продолжить путь. Оттуда уже можно не менее быстро выйти на главную улицу.

Свернуть сейчас, пойти по грязи и прошлогодней траве. Можно ускорить шаг. Тот, кто сзади его, конечно, тоже ускорит, но это ничего. В таком темпе двигаешься уверенно. Это уже не похоже на пытку перед казнью. Теперь это гонка. Соревнование за выживание. Победит Пауль и сможет раскрыть дело. Победит преследователь, и Пауль уже никогда не закончит свое исследование.

В этой гонке главное не бежать, не спешить. Идти уверенно, но не срываться на бег. Кипящая злоба позади только этого и ждет, чтобы добыча начала бежать. Если попытаться бежать на дальнюю дистанцию, то в один момент на каком-то метре ты совершишь ошибку. Споткнешься, поскользнёшься. А это – смерть.