– Нет, бондаж. Сколько возьмешь?

– Еще пять штук.

– Стоит того, держи, – он достал из кошелька деньги и передал ей.

Картина полностью выстроилась в голове у девушки. Мужик просто не мог реализовать свои больные фантазии в своей семье, вот и увез её за город. А своим, наверное, сказал, что на работе задерживается. Легкие деньги.

– И кто кого вяжет, красавчик?

– Я. Тебя. Стоп слово: “глазки”

– Хи-хи, хорошо. Я вся твоя.

– Именно, – спокойно сказал он.

Она разлеглась на кровати, а клиент её тем временем принес веревки. Ноги и руки были прочно привязаны к краям кровами. Сам мужчина возвышался над ней и загадочно улыбался. Он снял с себя рубашку и прижался к ней своим голым торсом, но вдруг остановился. Он встал и подошел к окну.

– Проклятая луна. Какая она сегодня большая. Жизни от неё нет. Этот мерзкий свет проникает в мельчайшую щель, – с этими словами он задернул шторы поплотнее и вернулся к Вивианне, – знаешь. Многих я повидал из вашего уличного “сестринства”. Большинство из вас – мерзкие, падшие женщины. Но некоторые. Вроде тебя. Некоторые из вас бриллианты, сияющие бриллианты. Иногда видишь человека и глаз не можешь оторвать от его красоты. Душевной красоты. Поэтому мне и жаль тебя, так жаль. Но я знаю, как тебе помочь.

– Что? – спросила она с удивлением.

Она не успела окончить вопрос. Внезапно мужчина выхватил платок и засунул в её рот. Вторым он завязал его, образовав кляп. Девушка мямлила что-то, видимо, силясь сказать драгоценное слово.

– Что ты говоришь? Я не слышу тебя. Что? Глазки? – спрашивал он, улыбаясь, – да. Да, глазки. В них вся суть. Видишь ли, как я уже и говорил, последние времена настали. Тьма пожирает наш мир, и нет нам спасения. Лишь души наши могут вознестись, обрести покой и спасение. Я увидел внутреннего ангела в тебе. И сейчас я его освобожу. Вернее их. Двух твоих ангелов.

Он обнял её, прижался к ней так, что у бедной девушки прихватило дыхание. “Нужно было уйти домой. Нужно было уйти домой”.

– Ты чувствуешь это тепло? Моё тело горит. Горит огнем. Ты видишь золотое пламя небес, что сжигает меня? Черные руки тянутся, пытаюсь схватить меня, утащить меня. Я им не дамся. Глаза, глаза катятся градом пота по коже. Наша кровать – горящий корабль в черном ночном море. Корабль уже не спасти. Но я построю новый ковчег, что спасет наши души. Но ты почувствуй тепло перед тем, как мы начнем спасение.

“Боги! Псих, маньяк! Не нужно было с ним ехать. Нужно было идти домой. Кто-нибудь, помогите! Помогите!”

Но мысли её не могли быть услышаны. Ровно, как и крики, приглушенные кляпом и похороненные под музыкой. Слезы покатились по её щекам, заливали глаза. Она пыталась брыкаться, но веревки удерживали её на месте, а весь мужчины вдавливал её в могильную мягкость кровати.

“Помогите, прошу! Глазки. Стоп-слово глазки! Прекрати”

– Пмфгте, пфшу! Глс! Глск!

– Я пошутил. Это не стоп слово. Можешь не стараться, милая моя. Лучше не будет медлить с этим, давай начнем.

Он встал с неё и подошел к рабочему столу. Открыв ящик, маньяк достал небольшую стеклянную баночку, заполненную прозрачной жидкостью. Он поставил её на небольшую резную тумбочку рядом с кроватью. Потом мужчина внезапно остановился.

– Да где же она? – говорил он, шаря по карманам брюк.

Пленитель на какое-то время спустился вниз. Вивианна поняла, что верёвка, связывающая правую её руку, ослабла. Она подергала рукой так, чтобы следующим движением она могла сбросить веревку. В то же время мужчина вернулся.

– Надо же, в пальто забыл, – сказал он и с улыбкой показал девушке ложку, – не волнуйся, милая, я тебя не есть собираюсь.

“Не надо был идти с ним. Не надо было бросать школу. Мама, где ты, помоги, пожалуйста”. Она звала свою мать, хоть и не знала её. Вивианна росла в детдоме после того, как её родители оставили её на пороге. Она пошла в школу, а потом, в возрасте десяти лет впервые попробовала наркотики. В двенадцать он лишилась девственности. Тогда же Вивианна бросила школу. Но как бы сильно она ни зачерствела, как бы сильно ни оградилась пренебрежением и корыстью от остального мира, внутри она все еще была той маленькой девочкой, брошенной на пороге незнакомого дома.

Мужчина сел на колени над её грудью. Он навис над неё с ложкой в одной руке и с баночкой в другой.

– Увидь небеса в моих глазах и прими их. Ибо больше ничего не увидишь.

Он занес ложку вверх. Вивианна вложила все свои силы, чтобы нанести отчаянный удар. Она вырвала свою правую руку и запустила свои длинные лакированные ногти прямо в шею маньяку. Теплая жидкость под ногтями, ручеек по руке. Мужской крик. Женский стон. Такая красивая классическая музыка превратилась в адский марш.

– Вот дрянь!

Как только ногти проститутки пробили ему кожу, от боли мужчина сразу же нанес удар, не раздумывая. Металл вошел в глазницу. Пол мира в огне, пол вселенной во тьме. Взрыв, шрапнель. Гвозди, растекающиеся по голове. Битое стекло, оголенные провода – все это в секунду оказалось в глазнице Вивианны. Адская, неумолимая боль. Боль, от которой не спрячешься. Так рядом с мозгом. Словно кусок головы оторвали. По лицу потекло что-то теплое, липкое.

– Дура! Как ты посмела? Я же спасал тебя. И вот, пол души насмарку. Глаз же лопнул.

Он поставил баночку на место, упал с кровати, прижимая руку к шее.

– Чуть артерию не пробила. Повезло мне, рядом прошлась.

Он перевязал себе шею бинтами, а потом заново привязал правую руку девушки к кровати. Это было лишнее, она и так уже ничего не могла сделать. Все её нутро было охвачено агонией и болью. Единственный глаз отчаянно бегал по комнате. Слезы заливали его. Выбитый глаз адски болел. Пульсировал, впивался змеёй. Все тело её словно объяло пламя. Так вот о чём он говорил, что за пламя.

– Будем надеяться, что со вторым глазом всё получится.

В этот раз он сел так, что зажимал её голову между колен. Так, чтобы и дернуться не могла. Последнее, что она видела в своей жизни, была ложка. Второй взрыв, второй потоп огня ворвался в её голову, выжигая всё внутри. Она уже не могла мыслить, не могла думать.

– Болевой шок. Мне жаль тебя. Это было очень больно, я знаю. Но такова цена, – сказал мужчина, помещая вынутый глаз в банку.

Плотно завернув крышку, он еще несколько минут любовался красивым глазом с зеленой радужкой. После он вернулся к телу девушки. Он прислонился ухом к её груди.

– Какое хаотично, какое бешенное. Не слушается.

Пальцем он провел по синюшным губам, а потом им же стер слезы со щеки. Рукой он гладил её руку цвета мрамора.

– Не думай, что мне не больно. Не больно смотреть в твои пустые глазницы. Но лучше так. Поверь мне. Лучше так, – с этими словами он крепко обнял тело.

Развязав девушку, он уложил её на кровать так, как если бы она просто спала. Он уже собирался уходить мыть руки, как вдруг заметил кое-что. Её футболка оказалась приспущена, и оттуда что-то выглядывала. Мужчина в одно мгновение снова оказался у кровати. Стащив футболку, он узрел, что на животе изувеченной им девушки красовалась татуировка в виде нескольких разноцветных глаз.

– Ты. Да как ты могла? – маньяк мгновенно пал в истерику, – это же предательство. Я сохраняю твои глаза. А ты!

Он схватил с рабочего стола перьевую ручку и вонзил её прямо в зрачок. И так в каждый нарисованный на теле глаз. Кровь бурным потоком растеклась по кровати.

– Задел почку кажется. Но ты и так не жилец.

Он остановился у двери, встал в проеме. Потом резко повернулся.

– Это была расплата! Ты сама виновата! – кричал он, а потом смягчился, – в любом случае, грех твой искуплен.

Он откинул светлые волосы, что закрыли лицо покойника, а после поцеловал в щечку. Пора было прибираться.

Проснулся Пауль в хорошем настроении. Его ждала сегодня только лишь встреча с Йенсем Шнайдером в кафе у больницы. После неё он был свободен. Когда психолог поднялся с кровати, он почувствовал странное головокружение, которое, однако, очень быстро прошло. Одевшись, Пауль Ларкин встал перед зеркалом, долго выбирая галстук. Он остановился на одном из самых любимых. На нем было в ряд несколько глаз разного цвета. Как только Пауль завязал свой галстук, он остановился. Что-то ему не понравилось. Присмотревшись, он увидел волос на своей рубашке. После того, как волос был убран, он заметил еще один. Так продолжалось долгое время. Пауль как-то и не замечал столько грязи на своей одежде. Оглядев комнату, он понял, что пора бы и уборку провести. Этим он и занимался остаток утра.