– Мой папа говорит, что друзья определяют нас. –сказал он необычно серьёзно. Его тон был искренним, и трогал за душу, – это был тон вовсе не похожий на детский. – С одними нам весело, дружба с другими – приносит честь. А дружба с некоторыми выгодна, но дружбой не является. –он сделал короткую паузу, будто вспоминая произнесённые ему когда-то и кем-то слова. – Акари стоит судить по тому, каких именно друзей у него больше. Сегодня, я похвастаюсь ему, что обрел подругу, в которой есть и веселье, и радость; которая готова поднять кулаки против лжи, и не боится даже самого Фанро. Подруга, в которой течет кровь Хойен, великих воинов. Великой семьи. Я скажу отцу, что он мог бы мне завидовать!
Пока Хан произносил свои трогательные слова, которые давались ему не легко, и которым бессловесно внимала Киракия, Хима предпочла пройти дальше, к уже отворяющимся дверям дома, из-за которых её встречала Ири.
– Мои приветствия, почтенная дочь Ченшай. Как всё прошло? –не скрывая радостного волнения в голосе, спросила мать девочки. Хима слегка прибавила хода, сблизилась с хозяйкой дома, и заговорила очень тихо:
– Да укроет ночь грядущая, ваш дом от невзгод, Хойен Ири! –поприветствовала она достаточно почтительным тоном, но оставив в стороне исполняемый при таком приветствии поклон и прочий этикет. – Меня зовут Ченшай Хима. А визит вашей дочери прошёл исключительно благоприятно. Дети наших семей, по-видимому, ладят меж собой с завидной простотой!
– Ах, как я рада это слышать!
– Позвольте я скажу вам нечто, что Старшие моей семьи сочли бы излишним откровением. –почти шёпотом произнесла она, на мгновение оглянувшись на прощающихся детей. – Нечто, что я дерзну счесть долгом искренности перед, весьма вероятно, – в близком будущем! – близкой нашему роду семье.
– Я вся внимание, дражайшая Хима. –тихо ответила Ири, заинтригованная словами гостьи.
– Я буду, насколько возможно, кратка. Хан – наследник нашей семьи. Дядя Аркат именно ему завещает первенство фамилии, а потому будущее мальчика для нас, для всех нас, Ченшай, – исключительно важно. Но у моего племянника никак не получается найти себе друзей, от чего мальчик не по годам замкнут и, как правило, не общителен. Но ваша дочь, очевидно, чем-то его зацепила. Очень редко можно видеть нашего Хана в таком расположении духа, в каком сегодня он провёл весь день. –она сделала короткую паузу, вдохнула воздуха, и вновь украдкой оглянулась. – Поймите, что я ничего не могу обещать. Но если эта их взаимосвязь окажется долгосрочной… Прошу вас, не обещайте свою дочь в жёны никому иному. Я переговорю с дядей, со старейшинами, и, конечно же, со Старшей Матерью. Если духи предков окажутся благосклонны, то через девять-десять лет, наши семьи породнятся.
– Ваша мысль, – нет, ваша надежда, – безусловно мне приятна, и даже льстит, -несколько озадаченно, в лёгком неверии, протянула Ири, задумываясь. – …но… не торопитесь ли вы с такими долгоидущими планами, Хима? Всего-то один день проведенный вместе… А вы просите меня не планировать для дочери иных вариантов…
– Верьте моим словам, Ири! –в тоне Химы была слышна мольба. – Я провожу с Ханом времени больше, чем кто-либо из его сестёр! Даже из матерей! Да я воспитывала его, когда он был ещё совсем мал, и я знаю, о чём говорю. Хан никогда, никогда не был таким, каким он был с вашей дочерью сегодня. И если я хоть что-то понимаю в Учении, кое мне преподавала сама Старшая Мать, лично, то могу смело заявить – их связывает воля Предков! –она коснулась своей рукой руки Ири. – Могу ли я довериться вам в этом договоре, Ири-мата? Могу ли ожидать, что вы благоволите развитию связи меж нашими детьми, благословите их союз, когда придёт время, и сохраните эту нашу договорённость в тайне? –Ири молчала. Её взгляд сделался абсолютно серьезным и проницательным. Она глядела Химе прямо в глаза.
– Связь… из Учения Матерей… сохранить в тайне… -проговорила она вдумчиво. – Кажется… кажется, я понимаю, чего вы хотите добиться. –она помолчала ещё несколько секунд. – Я даю согласие. –на лице гостьи из Ченшай выросло выражение триумфальной радости. – Но важнее будет согласие Старшей Матери. –предостерегла Хойен.
– Оставьте это мне.
– Мама! Я вернулась! –радостный голос дочери разнесся позади Химы. Ири мгновенно сменилась в выражении, и приняла дочь в объятия.
Довольная Хима Ченшай, с поклоном попятилась назад, и, ухватив племянника под руку, повела восвояси.
Глава III
30. 11.1481 г. Н.Э.
В горах Шен время, казалось, шло своим, обособленным от остального мира, чередом. Неторопливо плывущие друг за другом дни, и вместе с тем пролетающие мимо года. В поселении на вершине время так и вовсе словно бы застыло в вечном горном морозе. Перемены, если они и случались, были незначительны. Традиции обеспечивали стабильность и единообразие в каждом поколении.
Меж тем, конфликты сменяли друг друга. Враждующие кланы акари всегда находили повод для очередной мести или демонстрации силы, что выливалось в кровопролитие; чаще всего малое и уже привычное, – реже, в достойное внимания и памяти в поколениях. Внутренние распри тоже давали о себе знать, благо главы кланов и их старейшины следили за тем, чтобы подобное не выходило за рамки единичных дуэлей или простого соперничества.
На фоне всего этого, сезоны сменяли друг друга. Цветущая весна закончилась, уступив место лету, – как всегда яркому и пышному, – лету, которое продлилось два отведенных ему мимолетных месяца, и угасло, дав дорогу осени. Та, протосковавши свой трехмесячный срок, оборвалась с падением первых снежинок, возвестив о начале первого из четырех месяцев зимы, – месяца холода. Однако сложно было заметить все эти перемены, находясь в поселении на вершине горы: там всегда царил мороз. А вот окружившие подножья Шен оазисы своими меняющимися палитрами цветов ярко иллюстрировали каждый период года.
Зима занимала в этом цикле особое место. Вечно теплые леса оазисов, по большей части, сохраняли в её период свою зелень и листву, лишаясь жизненных красок и замерзая лишь по окраинам. Мороз, сколь он ни силен, не был способен сковать бьющую словно гейзер из-под земли энергию жизни, коей по неведомой причине полнились земли оазисов. И всё же, зимой природа в них замирала. Замирала, в предвкушении скорого кошмара.
Тёмные Чащи, – покрытые по сей день не разгаданной тайной феномены-сердца каждого существующего оазиса, – выпускали свои чудовищные порождения на охоту, в мир. Пусть народы акари не страшились сих чудищ так же, как их боялись "чужаки", живущие в "странах Равнины", но недооценивать их угрозу они тоже считали глупостью. Нет, в Шен не объявляли "зимних" перемирий, но все же, смещали внимание с границ враждебных кланов вниз, – к подножью.
Воины акари, как бы они не презирали своих сородичей сури, спускались в нижние поселения чтобы защитить их от нашествия тварей Чащ, тем самым заблаговременно уберегая и собственные поселения на вершинах. Времени на междоусобные розни оставалось меньше чем обычно. А вместе с тем, пребывание у подножья открывало простор для новостей.
Живущие традициями акари, как было уже сказано, привыкли к стабильности, и исчезающей редкости перемен. Всё новое – было в какой-то степени отражением старого. Что-то действительно удивительное и необычное, как правило, было новостью или слухом, идущим с Великой Равнины, или касалось офабохири – "народы Равнин", иначе называемые тари, "чужаками".
Спустившиеся с вершин горцы, зачастую с интересом, узнавали о творящемся в "большом мире" от проезжавших через торговые пути Шен купцов, перевозчиков, курьеров и прочих путешественников. Собираемые ими новости, слухи и новинки, позже, приносились ими к вершине, где надолго становились поводами для обсуждений и осмыслений. Пусть горцы Шен и абстрагировали себя от мира Великой Равнины, но всё же, всегда было интересно скоротать время за обсуждением причудливых событий других стран и народов.