Но в следующее мгновение она расслабилась, опустила плечи и сказала:

— Я только что узнала про гадательные печенья и решила сама убедиться, что это правда. Кажется, я немного увлеклась…

Похоже, она была честна. И этой честности МакГиллу хватило, чтобы не вспылить.

Он подковылял к ней, уставив один глаз на девчонку, а другой — в плевательницу.

— Дай сюда руку! — потребовал он, и когда Алли не шевельнулась, схватил её кисть и раскрыл ладонь.

— Ты что?! — ужаснулась она.

Но вместо ответа он сунул свободную клешню в плевательницу, вынул оттуда печенье и положил его на ладонь Алли. Затем заключил её руку в свою.

— Ну-ка, посмотрим, что оно нам нагадает, — сказал он и сжал руку девочки с такой силой, что хрустнуло не только печенье, но и костяшки Аллиных пальцев.

МакГилл отпустил её руку и своими острыми когтями выудил из крошек бумажку.

Тот, кто умеет прощать, становится хозяином своей судьбы.

МакГилл вдруг обнаружил, что его гнев испарился. Печенье никогда не ошибается.

— Очень хорошо, — промолвил он. — Я тебя прощаю. — И, удовлетворённый, уселся на трон. — А теперь прочь с глаз моих!

Алли повернулась, чтобы уйти, но остановилась.

— Прощение — это пятая ступень, — сказала она. И ушла.

Мозги Алли — или воспоминание о мозгах… или что там ещё заменяет Послесветам мозги… — словом, процесс мышления в её голове шёл на полную катушку. Она «подарила» МакГиллу пятую ступень спонтанно: просто в тот момент она почувствовала, что поступить так будет самым правильным. Но честно говоря — о чём она тогда думала? Какая ещё к лешему пятая ступень?! Все эти «ступени» — лишь способ выиграть время. Да и то сказать — ничего она не выиграла, была так же далека от освобождения своих друзей, как и тогда, когда заявилась сюда. Если она намерена сделать что-то существенное, надо как можно скорее выявить уязвимое место МакГилла. Алли подозревала, что если у монстра имеются таковые, то их нужно искать среди вопросов, на которые МакГилл не даёт ответов.

Как-то Алли подкараулила Урюка, когда тот был один.

— Почему МакГилл избегает побережья Нью-Джерси? — спросила она.

— Он не любит об этом говорить, — отозвался Урюк.

— Потому я и спрашиваю тебя, а не его.

Мимо прошла группка матросов. Урюк подождал, пока они не скрылись из виду, и зашептал:

— Не всего побережья Нью-Джерси. Он опасается приближаться только к Атлантик-Сити.

Об Атлантик-Сити Алли знала всё. Этот город можно назвать Лас-Вегасом Восточного побережья: десятки отелей, казино, прибрежный променад со множеством киосков, в которых торговали сливочными тянучками и знаменитыми ирисками «Солёная вода»[35].

— С какой стати МакГиллу бояться Атлантик-Сити?

— Потому что там он потерпел поражение, — ответил Урюк. — На Стальном молу. Ну, ты знаешь, в Атлантик-Сити есть два мола со всякими аттракционами — Стальной и мол Стиплчейз[36], их ещё называют молами-близнецами; много лет назад они сгорели и перенеслись в Междумир. Это место облюбовали себе «Мародёры с молов-близнецов» или просто Молодёры — банда отпетых головорезов-Послесветов. Пожалуй, самые отвратные подонки во всём Междумире. Ну так вот, лет двадцать назад МакГилл напал на них, а они оказались не лыком шиты. Драка была страшная. Молодёры победили. Они покидали всю МакГиллову команду в воду, а самого МакГилла захватили в плен.

— МакГилла — в плен?!

Урюк кивнул.

— Они забрали его на Стиплчейз и подвесили головой вниз к аттракциону с падающими парашютами. Целых четыре года он каждые тридцать секунд падал вниз и возносился наверх. А потом среди Молодёров нашёлся предатель и освободил его.

— Вот это да! И МакГилл рассказал тебе об этом?

— Он и не рассказывал, — отозвался Урюк. — Это я его освободил. — Парень пристально уставился Алли в лицо. — Я ответил на твой вопрос. Теперь ты ответь на мой. Мне очень хотелось бы знать — ты что, действительно учишь МакГилла скинджекингу?

— Это то, чего ему хочется, — уклончиво ответила Алли.

— Ему совсем не обязательно всегда получать то, чего хочется.

Такого она от Урюка не ожидала.

— Но… Ты разве не хочешь, чтобы твой хозяин этому научился?

— Он мой капитан, а не хозяин, — с негодованием ответил Урюк. Он секунду помолчал, потупился, потом снова вскинул глаза на Алли. И что это были за глаза! В них была сила, страсть и укоризна. — У меня мало что сохранилось в памяти о моей земной жизни, но я хорошо помню, что мой отец — или, может быть, моя мать, неважно, кто-то из них — работал в сумасшедшем доме.

— В психиатрическом диспансере, — поправила Алли.

— При моей жизни таких красивых слов для подобных заведений не существовало. Иногда я ходил туда. Там жили очень больные люди. Но кое-кто из них был не просто болен. Они были бесноватыми. Их ещё называли «одержимые».

— Многое изменилось, — возразила Алли. — Теперь в одержимость никто не верит.

— Какая мне разница, кто во что верит. Я знаю то, что знаю!

На мгновение мысли Урюка унеслись куда-то вдаль. Наверно, прогулка по сумасшедшему дому в те давние времена была занятием не из приятных. Алли не могла даже вообразить, каково это; не могла и не хотела.

— Даже когда я был ещё жив, то уже понимал разницу между больными и одержимыми. У них были такие глаза… Мать — или отец — утверждали, что одержимости не существует. Но уж кто-кто, а ты-то знаешь, что это не так — ведь ты сама этим занималась.

— Но я никого не доводила до сумасшествия!

— А, ладно, — махнул рукой Урюк. — Что я знаю совершенно точно, так это если бы я был живым человеком, то мне ни за какие блага в мире не хотелось бы, чтобы внутри меня сидело что-то, похожее на МакГилла.

— Тебе-то какая печаль? Ведь если он вселится в кого-нибудь и покинет Междумир, ты тогда станешь капитаном!

— Да какой из меня капитан! — сказал он и одарил её слабым намёком на улыбку. — Головой не вышел.

Алли вернулась в каюту и улеглась на койку. Все её мысли вертелись вокруг рассказа Урюка о происшествии на молах-близнецах. Она думала, думала, соображала, прикидывала, и, наконец, её осенила идея, как победить МакГилла. Или если не победить, то, во всяком случае, отвлечь его, так чтобы они с друзьями могли сбежать. План был прост, но опасен. А куда деваться — другого выхода она не видела.

Всё, что ей было нужно — это узкая полоска бумаги и… пишущая машинка.

МакГиллу никто и никогда не нравился. Но в последнее время он начал подозревать, что если бы ему кто и понравился, то это была бы Алли. Это беспокоило его, потому что он знал: выдайся ей такая возможность — и она немедленно сбежит вместе со своими друзьями. МакГилл, однако, верил в великую силу шантажа. До тех пор, пока её приятели висят перед ней наподобие морковки перед ослиной мордой, он может из неё верёвки вить. Он знал, что никогда не сможет доверять ей, впрочем, доверие — это что-то из области давно прошедшего человеческого бытия. МакГилл никому не доверял, кроме себя самого, да и то иногда питал подозрение даже к мотивам собственных поступков. Так, например, ему частенько приходило в голову: он верит в Аллину систему «двенадцати ступеней к мастерству» наверняка только потому, что ему страшно хочется в неё верить. Или ещё того хуже: неужели он верит Алли потому, что она начала ему нравиться?

Он совсем истерзался сомнениями и поэтому решил подвергнуть Аллину честность проверке. Воспользовавшись случаем, когда девочка спустилась на нижнюю палубу, он вызвал к себе здоровенного парня по прозвищу Бульдозер. Молва утверждала, что Бульдозер помер немного необычным образом: в собственной гостиной, во время шуточного борцовского поединка с приятелем — произошёл несчастный случай, и Бульдозер угодил в Междумир в костюме своего любимого профессионального борца. МакГилл, как правило, брал его с собой в налёты на берег: наводить страх на тех Зелёнышей, которые ещё не успели усвоить, что боль, синяки и вывихи для них уже не проблема.