К сумеркам Гэз Макон приказал прекратить поиски разбежавшихся варлийцев и вернуться в захваченный вражеский лагерь. После столь впечатляющей победы ему следовало бы ликовать. Погибло четыре тысячи восемьсот вражеских солдат. Эльдакрцам достались четыре тысячи мушкетов, пятнадцать обозов с провизией, двадцать новехоньких пушек, а также палатки, пистолеты, сабли, кинжалы — все, что могло оказаться полезным.

Победу омрачало одно — Сперрину Дайлу и остальным офицерам удалось бежать. Они не приняли участия в битве и скрылись из лагеря, как только эльдакрцы пошли в контратаку. Однако не это камнем придавило сердце Гэза Макона. «Чего стоит твое слово, поганый варлиец?!» Гэз пытался выкинуть эти слова из головы и не мог. Что почувствовал бы он, если бы в гражданской войне Ледяной Кай отправил его в такую же ловушку? Но как иначе он достиг бы такой же победы? Поступи он честнее, возможно, победа осталась бы за ними, но какой ценой? Ригантов погибло бы гораздо больше.

Мойдарт прав. Лидер всегда одинок. Но благодаря ему солдаты счастливы. Они победители! Их ведет в бой непобедимый и неуязвимый Серый Призрак!

Битва показала, что на других генералов, Ганли Конина и Ордиса Мантилана, можно полностью положиться. Кавалерия Конина проявила себя с лучшей стороны, а стрелки Мантилана не дрогнули, встретившись с уланами.

Поистине, везение Мойдарта было поразительным. В его распоряжении оказались офицеры, прежде никогда не бравшие на себя груз такой большой ответственности, и тем не менее Бек, Конин и Мантилан оказались бесценны.

Что бы сказал об этом Мулграв? При мысли о друге Гэз опечалился. Мулграв остался в Эльдакре. Они не разговаривали со дня возвращения. Гэзу недоставало старого друга.

Он сидел в шатре, принадлежавшем Сперрину Дайлу, и неторопливо рылся в брошенных вещах Искупителя: запасной комплект одежды, в том числе пурпурный плащ, несколько книг — сборник стихов и проповеди Персиса Альбитана. Интересно, для чего такому злодею, как Сперрин Дайл, слово мира и любви? Или он находит проповеди смешными?

Перед глазами снова возникло прекрасное лицо, в памяти вновь зазвучал певучий голос: «Вы раньше целовались, генерал?» Гэз застонал и рывком поднялся на ноги. Чем больше он пытался забыть Корделию Лоэн, тем больнее становилось, когда снова вспоминался нежданный образ.

Любил ли он ее? Гэз не знал. Теперь никогда не узнает.

У входа в шатер возникла чья-то тень.

— Кто там? — спросил Макон.

— Это Подермил, милорд. Можно мне войти?

— Входите.

Старичок юркнул в шатер и смущенно улыбнулся, сверкнув золотыми зубами.

— Они все еще бегут, милорд. Другие армии пока не приближаются.

— Хорошо. Вы отлично потрудились, господин Подермил.

— Следующая атака будет только через несколько недель.

— Да. Вы хотели что-то еще?

Подермил замялся, метнув взгляд к сабле Гэза.

— Я хотел… прикоснуться к мечу еще раз, милорд.

— Прошу вас, — разрешил Гэз Макон.

Подермил подошел к сабле, склонился и нежно погладил гарду.

— Невероятно, — прошептал он со слезами на глазах.

— Что вы чувствуете, когда прикасаетесь к нему? — спросил Гэз.

Подермил вздохнул и обернулся к нему.

— Дело не в том, что я чувствую, а в том, что вижу. Оказывается, Коннавар не был великаном, как его описывают в легендах. Он был обычным человеком, одного роста с вами и Кэлином Рингом, а вовсе не могучим полубогом. Он совершал ошибки. Ему были не чужды страхи и сомнения. Всю жизнь Коннавар нес на себе тяжкое бремя. Он любил двух женщин. Одна погибла, потому что он нарушил свое обещание. Сидхи предупреждали его всегда держать слово, иначе с любимым человеком случится страшная беда. Коннавар похвалился, что не нарушал и никогда не нарушит слово. Но все случилось иначе.

— Какое обещание он не сдержал?

— Он обещал жене вернуться домой и поехать с ней на конную прогулку, но вместо этого провел день с другой женщиной, своей первой любовью. Его жена поскакала на прогулку одна, и ее убили.

— Никогда не слышал об этом.

— Коннавара охватили ярость и раскаяние. Он в одиночку поскакал туда, откуда убийцы были родом, и перебил всех — мужчин, женщин и детей, а потом спалил их деревню.

— Вы узнали это, просто прикоснувшись к мечу?

— Это и многое другое, милорд.

— Когда я держу его в руках, то чувствую только его легкость и отличный баланс.

— Вы не провидец, милорд. Этот меч — истинное благословение. Его создал человек с великой любовь в сердце.

— Риамфада.

— Да, милорд.

— Вы видите, как Коннавар убил медведя?

— Он с ним сражался, милорд, но не убил. Это сделал его отчим, Руатайн. Коннавар не расставался с медведем, но так и не смог убить его.

— Не расставался с медведем? — озадаченно переспросил Гэз.

— В каком-то смысле да, милорд. Медведь — символ темной стороны его души. Он сражался с ним всю жизнь, но так и не сумел победить. Коннавар не простил себе гибель жены, но еще больше он сожалел о том, что сжег деревню. Медведь никогда не покидал его.

— Медведя можно понять, — сказал Гэз Макон. — Иногда он необходим.

— Как скажете, милорд.

— Если вы снова захотите прикоснуться к мечу, не стесняйтесь, приходите, господин Подермил. Я с удовольствием послушаю о Коннаваре.

— Благодарю, милорд, — поклонился Подермил и вышел.

Следующие несколько часов ушли на совет с Ганли Конином и Ордисом Мантиланом. Наутро раненых перевезут в Эльдакр, но Гэзу с войсками придется повернуть на северо-запад, в бывшие земли Пинанса, чтобы соединиться с Хью Галлиотом и обсудить оборону.

Также там необходимо проверить окрестности, где пойдут бои, и убедиться, что население настроено благожелательно. Пинанса, как и Мойдарта, жители его земель не слишком жаловали, тем не менее им следует внушить, что они освобождены, а не завоеваны.

Когда Конин и Мантилан ушли, Гэз попытался уснуть, но в его голове роилось слишком много мыслей. Он откинул одеяло, снова зажег масляную лампу и начал читать томик стихов, найденный среди вещей Сперрина Дайла. Ветер задувал внутрь шатра, мерцание огонька мешало читать. Гэз отложил книгу и зевнул.

Вдруг наступила полная, всепоглощающая тишина. Ветер уже не трепал шатер, снаружи, в лагере, не раздавалось ни звука. Свет прекратил мерцать. Гэз встал со складного стула и посмотрел на огонь в лампе. Он замер, будто нарисованный.

Гэз выглянул из шатра. Все было в порядке. Солдаты спали, часовые молча стояли на постах, лошади тоже спали. Нет, что-то было не так. Часовые скорее походили на статуи. Ничто не двигалось. Гэз вышел, подошел к одному из часовых и заглянул ему в лицо. Тот, устремив взгляд вдаль, даже не моргнул.

— Забавно придумано с мертвыми головами, — раздался чей-то голос.

Гэз резко обернулся. Саблю он не взял, но выхватил кинжал.

— Не стоит, дитя мое, — сказал высокий человек с длинными золотистыми волосами, стоявший в десяти шагах.

Он был бос и одет в старомодную зеленую тунику до колена.

— Кто ты? — спросил Гэз, подходя ближе.

— Я твой предок, Оседлавший Бурю. Посмотри на меня. Видишь сходство?

Гэз посмотрел ему в глаза. Один был изумрудно-зеленым, второй — рыжевато-золотой.

— Ты Коннавар? Незнакомец рассмеялся.

— Нет. Он тоже был одним из моих детей. Я — Керуннос, отец всех ригантов. Мои дети сегодня неплохо потрудились. Они рождены воинами.

— Не понимаю, — сказал Гэз. — Ты враг.

— Нет, Гэз, я лишь спутник врага. У меня все еще нет тела, поэтому мне сложно выбирать, кто и куда меня понесет.

— Что ты от меня хочешь?

— Я хочу стать твоим другом, Гэз. Ты нужен мне. Ты — часть моей судьбы, хотя еще не знаешь об этом. Сядь, поговорим. Я отвечу на все твои вопросы. Если хочешь, позови своего колдунишку. Он подтвердит мои слова.

— Обойдусь без него.

— Тем лучше. Я тоже предпочитаю разговаривать наедине. Керуннос опустился рядом с внезапно разгоревшимся у его ног небольшим костром.