— Не, не думаю... но, может, вон туда, в эти кусты?

И он бросил вагон. Само собой, тот упал именно туда, куда Огр его и предназначал — в поросль живомирных кустов, из-за которых брызнули прятавшиеся там послесветы. Вагон начал медленно уходить под землю.

Обретший свободу Милос внимательно вгляделся в Огра, в его мутные, глубоко запавшие глаза на уродливом лице. Когда-то это существо выглядело как человек, но теперь от былого юноши ничего не осталось. «Ну что ж, — подумал Милос, — кто-то теряет, а кто-то находит!» Он сердечно пожал Огру руку.

— Меня зовут Милос. А это Лосяра и Хомяк. Ты теперь один из нас.

— Меня зовут... меня зовут... — Огр покопался в памяти и наконец выудил оттуда своё имя: — Меня зовут Ник.

Когда Огр отпустил руку Милоса, та вся оказалась покрыта шоколадом. В мире, где еда — явление редкое, устоять перед таким соблазном было невозможно. Милосу, как вообще всем заблудшим душам, не нужно было есть, но это никак не уменьшало желания отведать чего-нибудь вкусненького. Что уж говорить о такой потрясающей вещи, как шоколад! И Милос не выдержал — облизал руку. Ах, какое чудо! Неудивительно, что Огру удалось собрать под свои знамёна сотни последователей. Он, может, и не обладал красотой или прозорливостью Мэри, но зато был неиссякаемым источником того, что неодолимо манит к себе всех детей в обоих мирах.

Милос повернулся к окружающим место катастрофы кустам и позвал:

— Выходите, не бойтесь! Шоколадный Огр теперь на нашей стороне. Он будет помогать нам.

Перепуганные послесветы начали выползать из своих укрытий.

— Идите посмотрите, что у него есть, — продолжал увещевать Милос. — Он сам даёт вам это в знак дружбы и мира!

Детишки робко приблизились, и вскоре к Огру потянулись десятки рук; они касались его плеч, груди, спины, даже лица и каждый раз уносили с собой частичку их нового друга. Одного кусочка шоколада оказалось достаточно, чтобы завоевать их сердца.

— Но... но... Мэри говорила, что ты монстр, — проговорил один из сомневающихся.

— Он был монстром, — сказал Милос, аккуратно подбирая слова. — Но Мэри всегда мечтала перевоспитать его и сделать своим другом. Теперь её мечта осуществилась.

— Мэри... — протянул Шоколадный Огр. С остановившимся взглядом он погрузился в свою сладкую, разжиженную память. — Я любил Мэри, — сказал он. — И... Мэри любила... меня?

Последняя фраза прозвучала как вопрос.

У Милоса челюсть отвисла. Лосяра с Хомяком смекнули, что им лучше помалкивать. Интересно, как выкрутится их начальство?

— Да, — произнёс наконец Милос. — Да. Мэри любит всех нас, и мы все любим её.

Огр покачал головой.

— Нет, это совсем не то...

И на глазах ошеломлённого Милоса черты лица Ника начали меняться: они становились яснее, отчётливее; он теперь больше походил на человека, а не на чудище. Даже голос изменился: когда Ник говорил, в горле у него клокотало меньше.

— Да, мы любили друг друга...

И вот тогда Милос сдержанно рассмеялся. Хомяк с Лосярой приняли это за разрешение и тоже расхохотались, но Милос поднял руку, призывая их к молчанию, и сам стал очень, очень серьёзен.

— Смеяться над потерей памяти нехорошо, — промолвил он. — Такое с каждым может случиться. Сожалею, Ник, и искренне надеюсь, что ты простишь мне мою невольную весёлость. Но видишь ли, у Мэри только одна любовь, только одна истинная родственная душа во всём Междумире... Это я.

Огр молчал. Милос, однако, не дал ему времени на раздумье.

— Ни в одной истории про Шоколадного Огра не упоминается о Мэри, но зато говорится о другой девушке... Погоди-ка, как её имя... — Милос наморщил лоб, как бы вспоминая, и прищёлкнул пальцами. — Джил! Точно! Её имя Оторва Джил.

— Джил? — Огр, похоже, проглотил эту ложь, и лицо его вновь начало меняться, терять форму. Он стал меньше похож на юношу, известного некогда под именем Ник.

— Да, ты любишь Джил, — внушал Милос, — и мечтаешь заключить её в объятия и окутать шоколадом, а потом вы вместе отправитесь к центру Земли. Вот чего ты жаждешь.

— И... и эта Джил... она любит меня?

— Больше вшего на швете, — заверил Лосяра.

Хомяк хихикнул.

— Ага, ага, вы просто предназначены друг для друга!

Мутные глаза Шоколадного Огра озадаченно метались от одного собеседника к другому.

— Делай то, что я скажу, — проговорил Милос, — и мы поможем тебе найти Оторву Джил — девушку, которую ты любишь.

Огр вздохнул, сдаваясь. Милос повернулся к собравшимся ребятишкам, всё ещё наслаждавшимся чудесным вкусом шоколада, и объявил:

— Мы пойдём за напавшими на поезд и вернём Мэри! Клянусь вам, она снова будет с нами!

— Но их так мно-ого, — проныл кто-то не из храброго десятка. — И у них всякое оружие...

Милос отмахнулся.

— Какое оружие может устоять против Шоколадного Огра?

— Погоди, — проговорил Огр, пытаясь что-то вспомнить. — А как насчёт... э... как насчёт... Алли?

На что Милос отозвался:

— Алли? А кто это?

Огр открыл рот, как будто собирался что-то сказать... Кажется, ему наказывали что-то такое всё время помнить... Вроде бы он должен был кого-то найти... Но как он ни старался, останки памяти погрязли в болоте его помрачённого сознания — в точности как тот железнодорожный вагон, что утонул в земле.

В своей книге «Моя борьба, или Мы наш, мы новый мир построим» Мэри Хайтауэр высказывает следующие соображения о «заблудших душах»:

«Я считаю, что каждого сбившегося с пути послесвета можно наставить на путь истинный. Процесс начинается с очищения его памяти и завершается радостным событием: душа находит свой прекрасный, совершенный день, в котором и пребывает до конца времён. При этом мы можем обнаружить, что обладаем силами и способностями, о которых не подозревали раньше. Так не стоит ли тогда как можно скорее избавиться от бесполезных воспоминаний?»

В Техасе есть свой междуворот — место, существующее в обоих мирах одновременно и обладающее непредсказуемыми, сверхъестественными свойствами. Он имеет некоторое сходство с Невыносимым нексусом крайностей в Мемфисе, известном также как Грейсленд, — междуворотом, который ускорил превращение Ника в кучу шоколада. Или с Морозным междуворотом в Орландо — любопытным явлением, существующим под громадным искусственным замком в тамошнем Диснейленде: любой послесвет, попавший туда, будет заморожен на месте.

Но сказать, что один междуворот похож на какой-то другой, будет не совсем верно. Каждый из них уникален по характеру своего воздействия. Междуворот Героев-Мучеников, также известный как Аламо[113], наделял любую армию, расквартированную в нём, невиданной отвагой. Светящихся Кошмаров никак нельзя было назвать храбрецами до той поры, пока они не поселились в Аламо. Хотя их всего-то насчитывалось сто десять душ, заимствованная у междуворота смелость придавала им такой дерзости, что казалось, будто их раза в два больше. В живом мире в честь тех, кто отличается подобной отвагой, называют округа, города и телешоу — в особенности когда храбрец расстался с жизнью.

Поскольку Аламо привлекает к себе толпы туристов, здесь частенько бывает не протолкнуться, особенно днём. Для послесветов такие места — просто сумасшедший дом. Огромное количество живых тел, которые шествуют прямо сквозь тебя — и в любом другом месте Междумира не очень-то приятное явление, а уж в междувороте, где оба мира как бы целуют друг друга, послесветы, фактически, в состоянии ощутить движущуюся сквозь них «тушку». Сами тушки, кстати говоря, тоже иногда могут чувствовать, слышать, а изредка даже видеть потерявшихся в Междумире духов — вот откуда многочисленные рассказы о привидениях, бытующие среди живых людей по всему миру.

Поэтому Светящиеся Кошмары решили обосноваться в самом потаённом месте Аламо, куда не заглядывает никто.