— И что это за дорога?

У Алли снова не нашлось ответа. Это было на неё совершенно не похоже: обычно у неё на всё имелся ответ, пусть и не всегда правильный.

— Всё теперь изменилось, — сказала она, но не стала объяснять, что под этим подразумевалось.

— Я знаю, что случится, — прошептал Майки. — Ты увидишь свою семью, а потом возьмёшь монету и уйдёшь. Я знаю…

Она вздохнула.

— Поверь мне, я этого не сделаю. Кстати, разве это не ты привёз меня в Кейп-Мэй, чтобы повидаться с родными?

Она права.

Майки пожал плечами

— Ну и что? Я старался делать то, что считал правильным. Человечным. Но может быть, я больше не хочу делать то, что правильно.

Произнося это, он не мог заставить себя взглянуть на неё. Вот, думал он, сейчас она рассердится, и начнётся проповедь о том, как важно проявлять человеческое участие и ставить интересы других выше собственных, и бла-бла-бла…

Но в ответ она только улыбнулась и сказала:

— Я хочу тебе кое-что пообещать, Майки. Обещаю, что всегда буду с тобой. И ещё обещаю, что никуда не уйду… пока ты не будешь готов сделать то же самое.

Она наклонилась и нежно поцеловала его в щёку.

Он только стыдливо надеялся, что она не заметит лёгкого лавандового оттенка в его послесвечении.

Вообще-то Алли уже несколько раз замечала, что сияние Майки меняет цвет, и хотя она была девушкой сообразительной, но в данном случае острота ума ей полностью изменила. Она полагала, что этот лавандовый оттенок — остаток его МакГилловой сущности, ну, вроде как шрам у живого человека, который болит на погоду. После всего, через что им довелось пройти, она испытывала к Майки глубокие чувства — но, однако, не как к любимому, не как к своему парню. «Мой парень» — это принадлежность живого мира, парни там приходят и уходят; сегодня твоя рука лежит в его руке, а завтра ты той же рукой отвешиваешь ему пощёчину. Но Майки не был ей и братом. Ник — вот кого она воспринимала как брата; с Ником они были соединены навечно совместным рождением в Междумире, словно пара призрачных близнецов.

А кто же тогда для неё Майки? Родственная душа? Может быть. Она не могла отрицать — они отлично подходят друг другу, им хорошо вдвоём. Когда она была с ним, то испытывала чувство комфорта и покоя, вот только… их отношениям не хватало чего-то такого-эдакого… волнения, ожидания… Искры?

Конечно, время от времени, когда момент казался подходящим, она целовала его, но, знаете, междумирный поцелуй — это совсем не то, что поцелуй живых людей. В нём нет жара, нет сердцебиения, нет потока адреналина. Он не может заставить тебя задохнуться от счастья, потому что как может задохнуться тот, кто вообще не дышит?.. Одним словом, самое большее, чем два послесвета могут быть друг для друга — это партнёры, компаньоны, друзья. Не больше.

И вот появился Милос.

Алли понимала, почему Майки считал Милоса угрозой. Ей страшно нравилось — ну вредина, что тут поделаешь! — поддразнивать своего друга, но только потому, что она твёрдо знала — Майки нечего опасаться. Она не собиралась оставить его ради кого-то другого — уж во всяком случае, не ради Милоса. Поэтому она смело вступила в дружеские отношения с их новым знакомым, полностью уверенная, что смотрит на него трезвым взглядом и её душевному покою ничто не угрожает.

Ах, как глубоко она ошибалась!

На следующее утро Милос предложил совершить скинджек-набег на придорожную кафешку.

— Не прими это за неуважение, друг, — сказал он Майки извиняющимся тоном, — но у нас, скинджекеров, есть кое-какие потребности…

Майки увидел, как просияла Алли, услышав это предложение. Он заметил также, как она изо всех сил пытается скрыть свою радость.

— Ага, ага, — сказал Хомяк. — Потребности, да. Нам прям до жути необходимо посидеть внутри отличной сочной тушки и слопать её отличный сочный чизбургер.

— А мне-то что до ваших увеселений? — буркнул Майки. — Делайте, что хотите.

Милос повернулся к Алли:

— Присоединишься? Вижу по глазам — тебе очень надо.

— Ничего ей не надо! — отрезал Майки.

Но Алли возразила:

— Майки, я могу сама за себя говорить. — Она взглянула на Милоса и сказала: — Спасибо за приглашение, но я не хочу.

Майки знал, что это неправда — она очень хотела пойти, но осталась с ним. Это было так чудесно — сознавать, что она выбрала его! Но вскоре Майки почувствовал укоры совести — Алли страдала. И это была его вина.

— Рашшкажи нам про Мэри, Небешную Ведьму.

— Ага, ага, расскажи.

Милос, Лосяра и Хомяк вернулись с обеда в весьма приподнятом настроении. Было уже темно, и компания расположилась на мёртвом пятне у обочины дороги. Как и Алли, эти трое скинджекеров с удовольствием ложились спать, хотя для любого послесвета сон был чем-то совершенно излишним. Майки, например, предпочитал непрерывное бодрствование, но и он придерживался суточного цикла живых людей — потому что этого хотела Алли. Теперь он понял, что, должно быть, таковы общие наклонности скинджекеров. Ещё одна вещь, заставившая Майки почувствовать себя лишним в этой компании.

— А правда, што Небешная Ведьма крашавитша?

— А правда, что она летает на огромном воздушном шаре? А, а?

Кажется, Лосяре с Хомяком хотелось услышать сказку на ночь. Они сидели уютным тесным кружком; костра у них, конечно, не было, освещало их лишь неяркое собственное послесвечение.

— А нам действительно позарез нужно говорить об этом? — спросил Майки.

— Да нет, конечно, — отозвался Милос. — Если не хочешь — не будем. — И, помолчав, добавил: — Хотя мне страшно любопытно. Я никогда ещё не встречал никого, кто бы лично знал Небесную Ведьму или Шоколадного Огра — а вы знакомы с обоими!

Поскольку эти имена скинджекеры услышали от Алли, Майки решил: вот пусть она и отдувается.

— Так что, так что — вы с ними в дружбе? — спросил Хомяк.

— Шоколадный… то есть Ник — он мой друг, — ответила Алли.

Лосяра потряс своим шлемом:

— Ну и иметшко для огра!

— Ник — никакой не огр. Во всяком случае, я так полагаю — я не видела его уже очень-очень долго. Мы с ним умерли одновременно, в одной автокатастрофе.

И Лосяра, и Хомяк, услышав это, взглянули на Милоса. «С чего бы это? — подумал Майки. — Интересно, заметила ли Алли?»

— Так што нашшёт Небешной Ведьмы? — напомнил Лосяра.

— Её зовут Мэри Хайтауэр, — ответила Алли.

— Знаю, знаю! — с готовностью отозвался Хомяк. — Я её книжки читал!

— Её настоящее имя — Меган, — сказал Майки, чувствуя, что всё больше и больше выпадает из компании. — Мэри — это её среднее имя.

Но на него никто не обратил внимания.

— Не верь всему, что написано в её книжках, — сказала Алли. — Она врёт. Сочиняет всякую чушь, когда ей это выгодно.

— О скинджекерах она, во всяком случае, отзывается не очень-то хорошо, — заметил Милос. — И всё же мне бы хотелось когда-нибудь с нею познакомиться. Есть в ней что-то такое… интригующее.

— Немножко не то слово. Ей больше подходит «интриганка», — сказала Алли. — Заманивает к себе послесветов сладенькими словами и заключает их в ловушку бесконечной рутины. Они делают одно и то же, одно и то же целыми днями напролёт — и так до скончания времён.

— И ещё, — вставил Майки, — она — моя сестра.

Остальные одно мгновение ошеломлённо пялились на него, а потом покатились со смеху.

— Ага, ага, — скалил зубы Хомяк, — а МакГилл — мой кузен.

Теперь расхохоталась Алли, отчего Майки помрачнел ещё больше.

— Если бы МакГилл был твоим кузеном, — сказал он, — гарантирую — он бы от тебя отрёкся.

Алли незаметно для других сжала руку Майки. Тот остался в недоумении, как понимать это пожатие: как знак близости и поддержки, или как знак того, что, по её мнению, он слишком много выболтал?

— Теперь ваша очередь, — сказала Алли, меняя тему. — Расскажите-ка нам об Оторве Джил.