Юноша застонал во сне, шепча чье-то имя. Чареос подошел к нему, но тот уже успокоился.
Девушка вернулась с кувшином масла.
— Извините, что так долго, сударь, но у нас сегодня полно, а две девушки не пришли. — Она заправила лампы и зажгла их с помощью длинного жгута. — Еду тоже сейчас подам. Говядины нет, зато баранина отменная.
— Хорошо, неси.
Она пошла и уже на пороге оглянулась.
— Не тот ли это парень, которого сегодня наказывали? — шепотом спросила она.
— Да, это он.
— А вы, стало быть, будете Чареос, монах?
Он кивнул, и она вернулась в комнату — маленькая, с соломенными волосами и хорошеньким круглым личиком.
— Может, и не мое это дело, сударь, только вас там ищут какие-то мужчины — вооруженные. И у одного голова завязана.
— Они знают, что я здесь?
— Знают, сударь. Трое из них на конюшне, а еще двое сидят внизу. Может, и другие есть, не знаю.
— Большое тебе спасибо. — Чареос дал ей серебряную монетку.
Когда девушка ушла, он запер дверь, сел у огня и подремал, пока к ним опять не постучались. Тогда он вынул саблю и спросил:
— Кто там?
— Я, сударь. Принесла вам еду и вино.
Он отодвинул засов, девушка вошла и поставила деревянный поднос на узкий столик.
— Они все еще там, сударь, и человек с повязкой расспрашивает Финбала — хозяина.
— Спасибо.
— Вы можете выйти через комнаты прислуги.
— Все равно у нас лошади на конюшне. Не бойся за меня.
— Вы хорошо сделали, что позаботились о нем. — Девушка улыбнулась и вышла, закрыв за собой дверь.
Чареос снова заперся и принялся за еду. Мясо было слишком жирное, овощи разваренные, а вино прескверное, но он все-таки наполнил желудок и опять соснул на стуле. Сны его были тревожны, но при пробуждении исчезли как дым на ветру. Небо перед рассветом было темно-серым. Огонь почти угас, и комната остыла. Чареос положил растопку на угли, раздул пламя и добавил дров. Он весь застыл, и шея болела. Когда огонь разгорелся, он подошел к юноше. Тот дышал уже не так глубоко. Чареос тронул его за руку, и парень со стоном открыл глаза.
Он попытался сесть, но боль пронзила его, и он упал обратно.
— Раны у тебя чистые, — сказал Чареос, — и, как бы ни было больно, надо все-таки встать и одеться. Я купил тебе лошадь, и утром мы уедем из города.
— Спасибо за все. Меня зовут Киалл. — Юноша сел, морщась от боли.
— Все заживет на славу. Раны неглубокие. А боль от ожогов кнута пройдет дня через три-четыре.
— Я не знаю вашего имени.
— Чареос. Давай-ка одевайся. Внизу нас караулят, и уехать будет не так-то просто.
— Чареос? Герой Бел-Азара?
— Да! — рявкнул Чареос. — Прославленный герой песен и легенд. Ты слышишь меня, парень? Мы в опасности. Одевайся скорее.
Киалл натянул штаны и сапоги, но не мог поднять рук, чтобы надеть рубашку. Чареос помог ему. Рубцы покрывали спину до самых бедер, и пояс нельзя было застегнуть.
— Что за опасность? — спросил Киалл.
— Не знаю, грозит ли она тебе, — пожал плечами Чареос. — Я дрался с человеком по имени Логар, и он, наверное, чувствует себя униженным. Ступай теперь на конюшню. Там стоят наши лошади. Мой серый, и седло лежит рядом. Ты седлать умеешь?
— Одно время я работал конюхом.
— Хорошо. Смотри, затяни подпругу как следует. Через два стойла от серого стоит вислозадый вороной мерин — это лучшее, что я сумел найти для тебя. Он стар, и вид у него понурый, но до деревни авось доберешься.
— Я в деревню не вернусь. Поеду следом за разбойниками, которые забрали Равенну и остальных.
— Это ты хорошо придумал, — раздраженно бросил Чареос, — но пока что иди и оседлай мне коня.
Киалл покраснел.
— Я знаю, что обязан вам — может быть, даже жизнью, но не надо смеяться. Я люблю Равенну много лет и не успокоюсь, пока не освобожу ее или сам не погибну.
— Последнее может случиться очень скоро. Впрочем, это твоя жизнь. Идешь ты или нет?
Киалл открыл было рот, но промолчал и вышел. Чареос выждал несколько минут и спустился на кухню, где две служанки замешивали тесто для дневной выпечки. Он попросил одну из них собрать что-нибудь в дорогу: солонину, окорок, кукурузные лепешки и мешочек овса. Заплатив девушке, он прошел через опустевший зал. Финбал, хозяин, вешал вымытые кружки на крюки над стойкой.
— Доброе утро, — сказал он Чареосу, широко улыбнувшись щербатым ртом.
— Доброе. Не приведешь ли мою лошадь сюда, к двери?
— Конюшня всего-то через двор перейти, сударь, а мой парнишка еще не пришел.
— Так сделай это сам, — холодно молвил Чареос.
— Недосуг мне, сударь, — уже без улыбки ответил Финбал и вернулся к своему занятию.
«Значит, они все еще здесь», — подумал Чареос. Держа мешок с припасами в левой руке, он вышел во двор. Было тихо, и на востоке занимался рассвет. В свежем утреннем воздухе пахло поджаренной ветчиной. Оглядевшись, Чареос увидел поблизости повозку и низкую стену, ведущую к курятнику. Слева дверь на конюшню стояла открытой, но Киалла не было видно. Когда Чареос вышел на середину двора, сбоку к нему бросился человек. Он бросил мешок и выхватил саблю. Еще двое показались из-за повозки, а из конюшни вышел Логар. Лоб его был завязан, и кровь проступила сквозь полотно.
— Шпагой ты ловко орудуешь, — сказал Логар, — а вот саблей как?
— Еще лучше, — ответил Чареос.
— В таком случае рисковать не будем, — процедил княжеский боец. — Убейте его!
Двое с мечами ринулись вперед. Чареос отразил удар первого, крутнулся на каблуках, чтобы уклониться от выпада второго, и обратным ударом рассек первому горло. Хлынула кровь. Враг выронил меч и упал, зажимая пальцами рану в тщетной попытке остановить убегающую жизнь. Второй взмахнул клинком, целя Чареосу в голову, но тот пригнулся и вонзил клинок в грудь противнику. Третий воин отступил назад, в страхе выпучив глаза.
— Итак? — сказал Чареос, в упор глядя на Логара. Княжеский боец с воплем ринулся в атаку. Чареос отразил первый удар, отскочил назад от свирепого взмаха, едва не вспоровшего ему живот, и молниеносным ответным выпадом угодил Логару в пах, вскрыв крупную артерию с внутренней стороны бедра. Логар выронил саблю и в недоумении уставился на свои намокшие от крови штаны; потом ноги под ним подкосились, и он упал на колени перед Чареосом. Поглядев, моргая, на своего убийцу, он боком повалился наземь. Чареос сорвал с него пояс и сунул его саблю в ножны. Киалл выехал во двор, ведя в поводу серого, — Чареос бросил саблю ему, а после забрал провизию и сел в седло. Оставшийся в живых воин молча стоял рядом. Чареос, не обращая на него внимания, направил коня к южным воротам.
Двор был огорожен веревками и охранялся часовыми. За оцеплением собралась толпа, рвущаяся поглядеть на трупы. Князь стоял над телом Логара, не сводя глаз с серого обескровленного лица.
— Доказательства налицо, — сказал он, указав на мертвого. — Смотрите — при нем нет меча. Он был злодейски убит, и я хочу, чтобы убийцу настигла справедливая кара. Кто бы мог подумать, что герой Бел-Азара способен на подобную низость?
Придворные, стоящие вокруг, промолчали, а оставшийся в живых солдат отвел глаза.
— Возьми двадцать человек, — приказал князь Салиде, капитану гвардии, — и приведи Чареоса назад.
Салида откашлялся.
— Мой господин, вряд ли Логар мог выйти безоружным — да и двое других вооружены. Чареос — достойный воин. Я не могу поверить...
— Довольно, — отрезал князь и повернулся к уцелевшему: — Ты... как бишь тебя звать?
— Кифа, мой господин, — ответил тот, не поднимая глаз.
— Был ли Логар вооружен, когда Чареос убил его?
— Нет, мой господин.
— Вот так-то, — сказал князь. — Посмотри сам — где ты видишь меч?
— Хорошо, мой господин, — кивнул Салида. — Я доставлю его вам. А как быть с тем деревенским парнем?
— Он будет повешен рядом с Чареосом как соучастник.
Двадцать две пленницы ехали в четырех открытых повозках. С обеих сторон их сопровождали верховые с угрюмыми лицами. Равенна сидела во второй повозке, отдельно от подруг, вместе с женщинами, взятыми в двух других набегах. Напуганные, они почти не разговаривали.