Двум остальным Чареос разрешил перейти к помосту, но они там не преуспели. Акарин стал просить, чтобы ему тоже позволили.

— Иначе они будут смеяться надо мной. Пожалуйста, позвольте мне попробовать.

Чареос кивнул. Мальчик взобрался по доске и заковылял к веревке. Под его тяжестью бревна катались не так сильно, как у остальных. Он ухватился за веревку, но упустил ее и свалился прямо в лужу. Раздался громкий всплеск, сопровождаемый хохотом остальных мальчишек.

Акарин вылез из грязи, моргая, чтобы не расплакаться.

Всегда найдется кто-то, кто служит посмешищем для других. Чареос знал это. Такова природа человеческой стаи.

Он увел всех на луг, открыл ящик с мечами, масками и кольчугами и разбил мальчиков на пары, поставив Патриса с Акарином.

— Почему я должен драться с Хрюшкой? — спросил, подойдя к учителю, княжеский сын.

— Потому что вы — самый лучший.

— Не понимаю.

— Покажите ему, как это делается.

— А мне кто покажет?

— Когда вы станете офицером, у вас под началом будет много солдат, и не все они будут первостатейными воинами. Вы должны уметь добиться от каждого наибольшего, на что тот способен. Акарин с вами добьется большего, чем с любым другим мальчиком... а вас буду учить я.

— Значит, он переходит на мое попечение?

— Я верю, что это пойдет на пользу как ему, так и вам.

— Хорошо, посмотрим.

К концу занятий Акарин многое почерпнул от Патриса, хотя его руки и ноги покрылись многочисленными синяками от деревянного учебного меча.

— Увидимся завтра, господа, — сказал Чареос, и мальчики устало побрели по домам. — Завтра еще не то будет, — промолвил он им вслед.

На следующий день мальчики собрались у колышков, и Чареос вышел к ним. Акарина не было — его место занял какой-то худенький мальчик.

— Это кто же такой? — спросил Чареос.

— Мой кузен Алейн, — ответил Патрис.

— А где Акарин?

— Он решил отказаться от уроков.

— Не вы ли подсказали ему это решение?

— Да, я. Вы были неправы, учитель. Когда я стану офицером, я не потерплю у себя никого, кто не был бы превосходен во всех отношениях, — и уж конечно, никаких жирных свиней у меня не будет.

— У меня тоже, молодой господин. Предлагаю вам и вашему кузену немедленно удалиться. Остальные могут начинать бег между колышками.

— Ни с места! — приказал Патрис, и мальчики застыли кто где стоял. — Вы посмели оскорбить меня? — сказал он Чареосу.

— Вы сами навлекли это на себя, мой господин, — ледяным тоном отрезал Чареос, — и я не могу более служить вам. Поскольку эти юноши — ваши друзья и в какой-то мере зависят от вашего благорасположения, я не стану просить их оставаться. Уроков больше не будет. Желаю всем доброго дня.

Чареос откланялся и пошел прочь.

— Вы поплатитесь за это! — крикнул ему Патрис. Монах, не отвечая ему, вернулся к себе. Гнев душил его, но злился он не на Патриса, а на себя: надо было это предвидеть. Княжеский сын — хороший атлет, но нрав у него дурной. С его надменностью и жестокостью сладить невозможно. Успокоившись, Чареос побрел в библиотеку и там, в тишине и прохладе, принялся за труды философа Неусина. Увлеченный этим занятием, он не заметил, как пролетели часы. Потом кто-то тронул его за плечо.

— Князь ждет тебя в главном зале, — сказал настоятель.

Чареос прошел сквозь зеленые своды сада к ступеням, ведущим в зал. Он знал, что его стычка с Патрисом не останется без последствий, — но визит самого князя? И так скоро? Ему стало не по себе. Старые феодальные законы в Готире большей частью отменены, но князь по-прежнему пользуется неограниченной властью на Южных Землях, и по его капризу человека могут высечь или заключить в тюрьму.

Собравшись с мыслями, Чареос взошел по ступеням. Князь стоял один у южного окна, барабаня пальцами по подоконнику.

— Здравствуйте, господин мой, — сказал Чареос, и князь, молодой и стройный, обернулся к нему с натянутой улыбкой. Тонкое красивое лицо обрамляли длинные белокурые волосы, завитые по моде регентского двора.

— Ну и как же мы теперь поступим, Чареос? — Князь жестом пригласил монаха занять место у окна. Чареос сел, но князь остался стоять.

— Вы говорите о моих уроках?

— Зачем бы я иначе явился сюда? Ты вызвал целый переполох. Жена моя требует, чтобы тебя высекли, капитан моей гвардии хочет вызвать тебя на поединок, сын настаивает на повешении — хотя я и указал им всем, что отказ давать уроки — еще не преступление. Ну так что же будем делать?

— Разве это так важно, мой господин? В учителях фехтования недостатка нет.

— Дело не в этом, Чареос, сам знаешь. Ты оскорбил наследника княжеского престола и тем самым в некотором смысле оскорбил и меня.

— Тому была причина.

— Тот толстый парень? Знаю, это можно уладить. Пригласи этого мальчишку — как его звать, Акарин? — вернуться обратно, поставь его в пару с кем-нибудь другим и продолжай уроки.

Чареос подумал и покачал головой:

— Я искренне сожалею, что вам пришлось заняться столь незначительным делом. С вашими постоянными заботами из-за надиров и работорговцев это только лишняя докука. Однако я не вижу, как можно при таких обстоятельствах возобновить уроки. Ваш сын — юноша одаренный, но заносчивый. Возобновление уроков он сочтет своей победой. Для него же будет лучше, если он получит другого учителя.

— Заносчивый? — сердито повторил князь. — Да, он держит голову высоко и имеет на то полное право. Он мой сын, а мужчины дома Арнгира привыкли к победам. Ты возобновишь уроки.

Чареос поднялся, стойко выдерживая ледяной взор князя.

— Позвольте заметить вам, господин мой, что я не получаю никакой платы. Как вольный человек я начал эти уроки и как вольный человек прекращаю их. Я ни с кем не связан обязательством и потому не нарушаю закона.

— Так ты отказываешься загладить оскорбление, нанесенное моему роду? Берегись, Чареос. Подумай о том, к чему это может привести.

Монах испустил глубокий вздох.

— Мой господин, — сказал он наконец, — я отношусь к вам с чрезвычайным почтением. Если вы полагаете, что мой поступок как-то задевает вас, примите мои искренние извинения. Но я с самого начала дал понять ученикам, что на моих уроках титулов не существует, равно как и привилегий. Патрис не только прогнал одного из моих учеников, но и запретил другим исполнять мой приказ. Согласитесь сами, что по всем правилам я должен был отослать его прочь. Я не могу отменить свое решение.

— Не можешь? Скажи уж честно — не хочешь.

— Пусть так. Не хочу.

Повисло холодное молчание. Князь, явно не желая заканчивать встречу таким образом, принялся расхаживать перед окном.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Будь по-твоему. Место учителя займет Логар. Мы же с тобой, как условились, увидимся в замке утром Дня Прошений.

— Вы все еще хотите, чтобы я сразился с вами?

— Да, хочу. Или ты и от этой обязанности намерен уклониться?

— Отнюдь, мой господин. С нетерпением жду нашей встречи.

— Тогда до скорого свидания. — Князь улыбнулся, повернулся на каблуках и вышел вон, а Чареос сел на место. Руки у него дрожали, сердце бешено колотилось.

С какой стати князь пригласил его в замок? Их следующий поединок таит в себе какой-то подвох. Уж не хочет ли князь публично унизить его?

Чареос подошел к окну. Самое время уходить отсюда. Можно направиться на север, в столицу, или на юго-восток, в Вагрию. А то и на юг, через надирские земли, — в Дренан с его прославленной библиотекой.

Двенадцать золотых все еще хранятся в его комнате. На них можно купить двух лошадей и припасы в дорогу. Чареос обвел глазами стены, в которых был почти счастлив, — и ему вспомнилась последняя ночь в надвратной башне, где они сидели с Тенакой-ханом, лиловоглазым повелителем надиров.

— Почему же все-таки ты оставил нам жизнь? — прошептал Чареос.

Двухчасовая служба близилась к концу. Чареос любил звучные гимны, распев положенных по обряду молитв и то чувство общности, которым всегда сопровождалось для него утреннее богослужение. Пусть его вера меньше, чем у остальных братьев, — он чувствовал себя единым с Серым Орденом, а бывшему солдату больше и желать нечего.