Кэлин и Райстер стащили лодку на воду, а потом все трое еще какое-то время стояли на берегу, провожая взглядами Обитательницу Леса. Достигнув острова, она сошла на землю и, не оглянувшись, исчезла в лесу.

Кэлин поднес к губам руку Чары. Увидев это, Райстер усмехнулся и сказал:

— Увидимся в доме. Я что-то начинаю чувствовать себя третьим голубем на ветке.

Когда он ушел, Кэлин посмотрел девушке в глаза:

— Ты сможешь ждать два года?

— Я не хочу ждать. Я хочу поскорее сбросить с себя одежду и любить тебя здесь, прямо на земле.

— И я тоже. — Он протянул руку. Она отступила:

— Обитательница Леса никогда не ошибается. Я хочу, чтобы наше пламя не угасло никогда. Я хочу жить с тобой и состариться с тобой. Хочу любить тебя, пока не погаснут звезды. Если ожидание принесет нам эту радость, то нужно подождать.

— Это будут очень долгие два года, — сказал Кэлин.

Алтерит Шаддлер сидел на шаткой кровати в своей крохотной комнатушке, глядя на падающий за окном снег. Было холодно, а скудный запас топлива иссяк. Плечи учителя укрывало тонкое одеяло. В жизни Алтерита случались спады, но сейчас все выглядело как никогда мрачно и беспросветно. Он осмотрел комнату: четыре книжные полки, прогибающиеся под тяжестью исторических фолиантов, древний потрескавшийся от времени сундук с кое-какой одеждой, грамотами и призами, полученными в далекие студенческие, годы. На крышке сундука белый парик из конского волоса, заношенный и поредевший, с проступающей на висках холщовой подкладкой. Западная стена пустовала, В бледном свете на ней поблескивали капли стекающей из-под потолка воды, над полом темнело пятно плесени.

Комната располагалась на верхнем этаже старого пансионата, непосредственно под дырявой крышей. В прошлом году он погубил свой лучший сюртук, беспечно оставив его на всю ночь у этой вот стены. Летние дожди размыли смолу и глину, влага просочилась сквозь потолок, и когда пришла осень и Шаддлеру понадобился сюртук, он обнаружил его покрытым серым пушком плесени.

Алтерит всегда ненавидел эту комнату, но теперь, когда перед ним появилась перспектива потерять и ее, учителя переполняло отчаяние.

Минувший год был едва не самым лучшим для него как учителя. Разговор с Мулгравом о великом вожде Коннаваре заставил его пересмотреть исторические источники. Он обнаружил множество свидетельств, противоречащих официальной точке зрения. Весной, сэкономив нужную сумму, Шаддлер подписался на «Варлийский научный вестник», издававшийся в Варингасе, и попросил прислать предыдущие номера, затрагивавшие вопросы войн между варами и горцами. Некоторые из попавшихся статей оказались весьма любопытны, особенно посвященные сражениям Бэйна. В них, в частности, описывались устройство и природа общества ригантов в годы после смерти Коннавара.

Алтерит невольно проникся уважением к древнему народу и его жизненным устоям. Он даже попытался вселить это уважение в души учеников. Результат обнадеживал и радовал: прогулы прекратились, класс всегда был полон. Дети старательно выполняли домашние задания, дисциплина на уроках заметно улучшилась.

Лето выдалось по-настоящему золотым. В конце учебного года ученики сделали ему подарок, преподнеся небольшую коробочку с ванильными конфетами, купленными у аптекаря Рамуса. Алтерит был тронут, хотя конфеты отличались необыкновенной твердостью, и он, опасаясь за свои зубы, поделился ими с классом.

Добившись от детей внимания, Шаддлер расширил список изучаемых предметов, в который помимо истории, чтения и письма входили также арифметика и математика. К немалому удивлению, он обнаружил, что некоторые из подопечных прекрасно схватывают новые концепции, а один вообще проявил исключительную одаренность. Арлебан Ахбайн быстро научился выполнять сложные арифметические действия в уме.

Кто бы мог подумать, что такой талант станет причиной тяжелых последствий.

Банни работал много и упорно, зачастую оставаясь после уроков, чтобы поговорить с Алтеритом о цифрах и их магии.

Мрачное настроение рассеялось, когда учитель вспомнил о разговоре с мальчиком по поводу цифры «9».

— Это чистая цифра.

— Как это, Банни?

— На какое бы число мы ни умножили девять, результат всегда возвращается к девяти.

— Объясни.

— Например, пятью девять сорок пять. Четыре плюс пять получается девять. Умножим шестнадцать на девять. Получим сто сорок четыре. Сложим две четверки и единицу. Опять девять. И так во всех случаях. Удивительно, да?

Алтерит улыбнулся. Успехи Банни произвели на него такое впечатление, что он записал мальчика в список сдающих школьный экзамен по арифметике. Ему было отказано. Дальше — больше. Шаддлеру запретили расширять перечень изучаемых предметов и тем, все уроки, кроме чтения и письма, были отменены. Но на этом дело вовсе не окончилось. В конце зимней четверти директор школы, престарелый доктор Мелдан побывал на одном из уроков Алтерита, незаметно усевшись в заднем ряду.

Урок стал подлинным триумфом Алтерита Шаддлера, ученики работали внимательно, а один из них в заключение прочел собственное сочинение, посвященное Бендегиту Брану, одному из сподвижников Бэйна.

Учителя распирала гордость.

Спустя два дня доктор Мелдан вызвал Алтерита в свой кабинет, расположенный на первом этаже школы. Сесть Шаддлеру предложено не было.

— Я ломаю голову, — заявил директор, — над тем, почему столь компетентному учителю вздумалось переписывать историю. Возможно, вы объясните мне это.

— Я ничего не переписывал, сир, — ответил Алтерит. — На уроках мною используются материалы из опубликованных и широко известных источников, в том числе из тех, что напечатал «Варлийский научный вестник».

— Не старайтесь подавить меня авторитетом названий, сир, — оборвал его доктор Мелдан. — Мне пришлось выслушать абсурдное сочинение, из которого следует, что горцы были великим народом, благородным и справедливым. И вы не выступили против этого… измышления.

— А против чего выступать, сир? Все, что рассказывал мальчик, истинная правда. Армия Бэйна сокрушила Камень в зените его славы и мощи. Он учреждал справедливые законы. Люди были счастливы под его правлением. Где же здесь ошибка?

Директор покачал головой:

— Бэйн был сыном Коннавара, варлийского короля. Следовательно, он и сам был варлийцем, по крайней мере наполовину. Сами по себе кельтоны ничего примечательного не достигли. Если их отличали благородство и ум, то где же их империя? Где их ученые и философы? Нет, Шаддлер, они — низшая раса. Это известно всем.

— Возможно, сир, — сказал Алтерит, — именно благородство и ум удержали их от того, чтобы создавать империю. Возможно, они решили, что уничтожение других народов и завоевание чужих земель является деянием варварским и бесчеловечным.

— Разговор окончен, — объявил доктор Мелдан. — Эксперимент по обучению горских детей провалился. После зимнего перерыва занятия возобновлены не будут. И следовательно, в ваших услугах мы более не нуждаемся.

— Вы меня увольняете? Директор покраснел:

— Вам предложили это место, мастер Шаддлер, потому что считали вас человеком здравомыслящим. Короче говоря, таким, кто понимает, что предназначение варлийцев — слава. Я не стал обращать внимания на ваше низкое происхождение и незавидное социальное положение. Но вы, сир, предали свой народ. Я не допущу, чтобы такие, как вы, оскверняли мою школу. Будьте добры удалиться с моих глаз.

Это случилось три недели назад. Запас дэнов постепенно растаял, и Алтериту нечем было платить за жилье, а между тем день оплаты незаметно, но неумолимо приближался. Собственно, в распоряжении учителя оставались сутки. Несколько раз он предпринимал попытки устроиться куда-нибудь хотя бы писарем. Но по городу уже ходили слухи, называвшие его «предателем», «подозрительным» и другими еще более сильными именами. Никто из варлийских предпринимателей не удостоил его даже приема. Зима выдалась снежная и суровая, и дороги на юг занесло