Через некоторое время ворота снова заскрипели. Из них вышел Райстер в сопровождении полудюжины мужчин. Один вел за собой маленького, круглопузого пони.

— Покажи нам, где он, — холодно приказал Райстер. Злость заставила Кэлина подняться. Он посмотрел горцу в глаза:

— Мне не нравится твой тон, так что говори повежливее. Райстер прищурился, но все же выдавил из себя улыбку и низко поклонился:

— Будь добр, отведи нас к нашему вождю. Это тебя устраивает?

Сарказм еще больше разозлил Кэлина, но он заставил себя сдержаться.

— Если бы Колл Джас не нуждался в помощи, я бы показал тебе, что меня устраивает. Возможно, мы успеем поговорить об этом попозже.

К реке шли долго. Никто не разговаривал. Было уже темно, когда они заметили наконец догорающий костер и спящего неподалеку вождя ригантов. Лицо его казалось почти белым в свете огня, и он долго не просыпался.

Очнувшись, Джас распорядился отыскать и захоронить тела убитых.

— Никаких знаков не оставляйте, просто закопайте, — сказал он.

Двое горцев помогли ему подняться и сесть на спину пони. Джас вцепился в гриву животного здоровой рукой и покачнулся. Райстер и еще один из воинов встали по обе стороны от пони, чтобы поддерживать своего предводителя. Другие отправились в лес, выполняя приказ.

Кэлин подобрал свои пистолеты и зашагал следом за пони. Он был недоволен собой. В который раз ему не хватило сдержанности и умения управлять чувствами. Недостаток учтивости со стороны Райстера спровоцировал вспышку злости, последствия которой могли оказаться значительно серьезнее вызвавшей ее причины. Ригант мог вызвать его на поединок, и на этот раз дело, не исключено, закончилось бы смертью одного из них.

— Что с тобой? — спрашивал он себя. Когда ты научишься обуздывать свою гордость и придерживать язык?

Никогда, ответил себе Кэлин. Гордость — это единственное, что у меня есть, и если мне суждено умереть за нее, то так тому и быть.

Два с четвертью часа спустя Джаса сняли с пони и перенесли на кровать. Женщины помогли раздеть вождя, разрезав пропитанную кровью и прилипшую к телу рубашку. Руку разрезали и извлекли из раны сплющенный кусок свинца. Потом женщины занялись раной на спине, а уж затем очистили и зашили глубокую царапину, оставленную зубами собаки. Пуля из мушкета Энсона Гиза перебила левую ключицу и застряла у плеча, совсем неглубоко, так что достать ее не составило особого труда.

Внизу Кэлин Ринг сидел на скамье, а Райстер нетерпеливо расхаживал по комнате. Некоторое время оба молчали. Затем высокий горец остановился.

— Ты неправильно меня понял, — сказал он. — Я беспокоился о вожде, но вовсе не собирался оскорбить тебя и задеть неуважением.

Кэлин кивнул.

— Это все моя натура, — горько улыбнулся он. — Когда-нибудь она меня погубит,

Райстер протянул руку:

— Спасибо, что помог Коллу. Между прочим, как ты наткнулся на него?

Кэлин ответил на миролюбивый жест бородатого горца:

— Я оказался там случайно и услышал выстрелы в лесу. Думал, что это охотники, а так как шел без приглашения, то решил, что лучше всего объяснить, куда и зачем я иду. На тропинке увидел, как Колл напал на троих противников. Одного он застрелил из пистолета, другого заколол мечом, но тут его ранили из мушкета выстрелом в спину.

— И ты убил еще двоих.

— Да.

— Эти твои пистолеты — отличные штучки. Сам я никогда не стрелял, но слышал, что они бьют удивительно точно.

По лестнице сошла одна из женщин с перепачканными кровью руками. Кэлин Ринг поднялся. Женщина была средних лет, со строгими чертами лица и пепельно-серыми волосами.

— Он спит, — сказала она. — Но я хотела бы, чтобы его посмотрела Обитательница Леса. В раны попала ткань от рубашки. Может начаться нагноение. Я видела такое раньше.

— Я пошлю кого-нибудь к Птице Печали, — сказал Райстер. — Возможно, она дома.

Женщина ушла в кухню.

— Где Чара? — спросил Кэлин.

— В Западных Холмах. Она там уже больше месяца ухаживает за бабушкой. Старушка неудачно упала и теперь лежит без движения. К тому же у нее отнялась речь. Парализована левая сторона тела. Думаю, она умирает. Бал тоже там. Для них это большое горе, они любят ее.

— Это мать Колла?

— Нет, она мать его второй жены, Лайны. Лайна умерла десять лет назад при родах. Ребенок тоже. Жаль, не было Обитательниц Леса.

— Кто такая Обитательница Леса? Райстер пожал плечами:

— Женщина из племени викка, очень таинственная. У нее домик возле озера Птицы Печали, но кое-кто считает, что она по большей части обитает в мире теней, где до сих пор живут и сидхи. Не знаю, так это или нет, но она искусная целительница и может видеть будущее.

— У нас на юге тоже есть такая. Только мы называем ее Ведуньей, и живет она в лесу Древа Желаний.

— Да, Гримо рассказывал о ней. Завтра я отправлюсь к озеру и узнаю, там ли она. Если хочешь, можешь пойти со мной.

— Что ж, я не прочь. Оттуда близко до Западных Холмов?

Райстер хмыкнул:

— Она очень рассердилась, услышав, что ты ушел. Может быть, и не простит.

— У меня есть благословение ее отца. Как думаешь, это поможет?

Райстер покачал головой:

— Я знаю Чару с тех пор, как она была ребенком. По натуре она такая же, как ты, Сердце Ворона. Советую придержать язык за зубами, потому что вначале тебе придется испытать на своей шкуре всю ее ярость.

Кэлин вздохнул:

— Постараюсь не забыть.

Хотя Чара Джас и не надеялась застать Обитательницу Леса в домике у озера, это была не единственная причина, толкнувшая ее в путь. Месяц, проведенный у постели больной бабушки, подорвал ее дух и исчерпал силы, а потому, идя по лесу, она упивалась подзабытым ощущением свободы.

Райга всегда была жизнелюбивой женщиной, умной, проницательной и резкой, вспыльчивой, но с чувством юмора, нередко направленным на саму себя. Она могла накричать на кого-то и тут же расхохотаться или обернуть недавнюю ссору в шутку. Чара с удовольствием посещала бабушку, находя в ней жизненную мудрость и надежную опору. Вот почему теперь вид Райги, лежавшей в кровати, парализованной, неспособной говорить, разрывал девушке душу, Ча?а не только печалилась и горевала, но и злилась на судьбу, столь жестоко и безжалостно обошедшуюся с хорошим человеком.

К этим чувствам примешивалось и чувство вины, потому что иногда Чара ловила себя на том, что желает старушке легкой смерти взамен мучений. Тогда по крайней мере Ранга осталась бы в ее памяти прежней, яркой и энергичной.

Здесь, в горах, обступивших озеро Птицы Печали, дул свежий, холодный ветер, а воздух был полон ароматов, как сладкое вино. На деревьях распевали птицы/ а по синим волнам прыгали солнечные блики.

Чара вздохнула. Отсюда, с вершины холма, она не видела, стоит ли на месте, у острова, маленькая лодчонка Обитательницы Леса, а идти дальше ей не хотелось. Девушка надеялась, что целительница призовет на помощь магические силы и вернет Райге здоровье, хотя в глубине души понимала, сколь безосновательна эта надежда, ведь бабушке было уже за восемьдесят.

Чара опустилась на траву, вспоминая тот день, почти десять лет назад, когда Ранга впервые привела ее на берег озера.

— Почему оно так называется? — спросила девочка.

— Это случилось давным-давно, — сказала Ранга, — еще в те времена, когда рядом с людьми жили сидхи. Здесь, в горах, обитало одно племя, восставшее против богов. Во главе его стояла женщина. Высокая, капризная, честолюбивая и дерзкая, она стремилась подчинить себе другие племена и шла к цели, используя войны и ложь, убийства и двуличие. Однажды старый шаман призвал на помощь Морригу, богиню силы. Морригу наслала на мятежное племя страшную чуму. Болезнь погубила всех, мужчин, женщин и детей. Все умерли. Осталась только предводительница. Несчастная, лишенная всего, бродила она меж умерших. И тут ей явилась Морригу. «Убей меня, — сказала женщина, чьи честолюбивые замыслы обратились в пепел. — Убей меня, потому что мой народ мертв, а сердце разбито». — «Нет, — ответила Морригу. — Ты будешь жить». И богиня превратила ее в сову. Много лет эта сова жила на острове. По ночам ее стоны разносились по округе. Поэтому и остров назвали так — остров Птицы Печали.