— Стойте! — воскликнул он. Его появление разрядило атмосферу, и всадники покатились со смеху.

Командир поднял руку, останавливая их, и пригнулся к шее коня.

— Мы ищем двух верховых, старик. Они здесь?

— Вам никто не разрешал входить в крепость. Ган приказывает вам удалиться.

— Как видно, ты плохо усвоил вчерашний урок, дуралей?

— Что же, вас силой заставить уйти? — не сдавался Сиалл. Разбойник прошептал что-то на ухо командиру. Тот кивнул и обернулся назад.

— Следопыт говорит, они здесь. Заставьте старика говорить.

Двое солдат стали слезать с седел. Сиалл с боевым кличем ринулся вперед, и сломанное копье вонзилось в бок сидящему вполоборота офицеру. Тот завопил и едва не упал с коня. Сиалл выхватил копье и замахнулся снова, но солдат слева от него тронул коня и пронзил старика пикой, подняв его на воздух. Древко переломилось. Сиалл упал на камни.

Офицер оправился на седле.

— Поехали отсюда — я истекаю кровью!

— А как же те двое? — спросил следопыт.

— К черту их! Расставим людей цепью отсюда до Дельноха, и они не проскочат. Поехали! — Следопыт взял под уздцы офицерского коня, и все тронулись рысью обратно к воротам. Тенака выскочил во двор и опустился на колени рядом со смертельно раненным Сиаллом.

— Ты молодец, дун Сиалл, — сказал он, приподняв голову старика.

— Теперь сбудется то, что там написано. На камне.

— Ты все равно останешься здесь. С ганом и остальными.

— Да. Ган передает тебе что-то, но я не понимаю ни слова.

— Что он говорит?

— Велит тебе найти Царя Каменных Врат. Ты понимаешь, о чем он?

— Да.

— Была у меня когда-то жена... — прошептал Сиалл. И умер.

Тенака закрыл старику глаза, поднял на руки хрупкое тело, отнес в тень надвратной башни и уложил под камнем Эгеля. В руку старику он вложил сломанное копье.

— Вечером он молился Истоку, — сказал Тенака. — Я не верю толком ни в каких богов, но если ты есть — прими его душу к себе на службу. В нем не было зла.

Рения ждала его во дворе.

— Бедняга, — сказала она. Тенака обнял ее и поцеловал в лоб.

— Пора ехать.

— Ты же слышал, что он сказал, — они расставят людей повсюду.

— Сначала они должны нас заметить — а потом поймать. До гор всего час езды — и туда, где пойду я, они не полезут.

Они ехали все долгое утро, стараясь держаться под деревьями, и с большой осторожностью передвигались по открытому месту, чтобы не маячить на горизонте. Дважды они замечали вдали всадников. К полудню они достигли подножия Дельнохских гор, и Тенака начал подниматься вверх. К сумеркам кони выбились из сил. Всадники, спешившись, стали присматривать место для ночлега.

— Ты уверен, что мы сумеем перейти на ту сторону? — спросила Рения, кутаясь в плащ.

— Да — но не знаю, сможем ли мы перевести лошадей.

— Как холодно.

— Будет еще холоднее. Нам придется подняться еще тысячи на три футов.

Всю ночь они жались друг к другу под одеялами. Тенака спал чутко. Задача, которую он поставил перед собой, внушала ему страх. С какой стати надиры пойдут за ним? Они ненавидят его еще больше, чем дренаи. Воин двух миров! Он открыл свои лиловые глаза и стал смотреть на звезды, дожидаясь рассвета.

Заря залила небо багровым огнем, словно гигантская рана разверзлась на востоке. Наскоро позавтракав, они снова отправились в путь, поднимаясь все выше.

Трижды за утро они спешивались, чтобы дать отдых лошадям, и вели их за собой по лежащему пятнами снегу. Далеко внизу Рения заметила красные плащи дельнохских кавалеристов.

— Они нашли нас! — крикнула она. Тенака оглянулся.

— Они слишком далеко. Не тревожься.

За час до сумерек они вышли к обрыву. Узкая тропа уходила влево вдоль отвесной ледяной стены — в самом широком месте она насчитывала не больше шести футов.

— Мы что, пойдем здесь? — спросила Рения.

— Да. — Тенака направил своего коня вперед. Конь тут же поскользнулся, но выправился. Тенака задирал его голову вверх и что-то тихо приговаривал, успокаивая животное. Правая нога Тенаки висела над пропастью, левая касалась скалы; он не смел оглянуться на Рению, чтобы не нарушить равновесия. Конь продвигался медленно, прижав уши и испуганно расширив глаза. В отличие от надирских и сатулийских лошадок он не привык к горам.

Тропа вилась вдоль скалы, то расширяясь, то опасно суживаясь, — и наконец путники добрались до места, где ее покрывал лед. Тенака изловчился слезть, стал на колени и ощупал лед. Сверху тропу присыпал свежевыпавший снег, но внизу она была скользкой, как стекло.

— Может, вернемся? — сказала Рения.

— Тут негде развернуть лошадей, да и солдаты уже, наверное, добрались до тропы. Надо идти вперед.

— По льду?

— Лошадей поведем за собой, но если твоя начнет скользить, не удерживай ее, понятно?

— Мы совершаем глупость, — сказала она, глядя на скалы в сотнях футов под собой.

— Полностью с тобой согласен, — криво усмехнулся он. — Держись у скалы и не наматывай поводья на руку. Пошли! — И Тенака шагнул на покатую наледь, осторожно ступая по рыхлому снегу.

Он потянул за узду, но лошадь уперлась. Тенака обнял ее за шею и зашептал на ухо:

— Это не страшно, благородное сердце. Ты ведь храбрый, я знаю. Это просто скользкая тропа, и я буду с тобой. — Тенака говорил так несколько минут, оглаживая и трепля стройную шею. — Доверься мне, братец. Пойдем со мной.

Он снова потянул за повод — на сей раз конь последовал за ним.

Лошадь Рении поскользнулась, но выровнялась. Тенака слышал это, но оглянуться не мог. До конца наледи оставалось всего несколько дюймов, но тут его конь тоже оступился и в ужасе заржал. Правой рукой Тенака вцепился в поводья, левой ухватился за выступ скалы. Лошадь скользила к обрыву, и Тенаке казалось, что мышцы спины сейчас порвутся, а руки вывернет из суставов. Он не мог отпустить узду: в начале перехода он безотчетно обмотал ее вокруг запястья, теперь, если лошадь упадет, она неминуемо увлечет его за собой.

Внезапно конь нашел опору и с помощью Тенаки вернулся на тропу. Тенака привалился к скале. Конь ткнулся в него мордой, и Тенака погладил его. Запястье, истертое ременным поводом, кровоточило.

— Глупо так рисковать, — сказала Рения, выводя свою лошадь на твердую почву.

— Не стану отрицать — но все прошло хорошо. Теперь тропа станет шире, и особой опасности уже не будет. Не думаю, что дренаи последуют за нами по этой дороге.

— А я думаю, что ты родился в рубашке, Тенака-хан. Смотри только не расходуй всю свою удачу — прибереги немного для надирских земель.

Они остановились на ночлег в гроте, покормили лошадей и разложили костер из хвороста, который везли притороченным к седлам. Сняв с себя кожаный камзол, Тенака лег на одеяло у огня, и Рения растерла его поврежденную спину. Борьба с падающей лошадью не прошла даром: Тенака почти не мог шевельнуть правой рукой. Рения осторожно ощупала лопатку и опухшие мышцы.

— Хорош, нечего сказать. Весь в синяках.

— Тебе смотреть страшно — а мне-то каково?

— Стар ты становишься для таких дел, — поддразнила она.

— Мужчине столько лет, на сколько он себя чувствует!

— И на сколько же ты себя чувствуешь?

— Лет на девяносто, — сознался он.

Она укрыла его одеялом и села, вперив взор в темноту. Как здесь мирно и спокойно — ни войны, ни разговоров о ней. Если честно, Рении до Цески не было никакого дела — зато до Тенаки-хана было, и еще как. Мужчины такие глупые — они ничего не понимают в жизни.

Любовь — вот все, что имеет значение. Любовь одного человека к другому. Соприкосновение рук и сердец. Теплое чувство принадлежности, радость разделенности. Тираны будут всегда — похоже, человечество просто не способно обходиться без них. Ведь без тиранов не было бы и героев — а без героев человек уж точно не может жить.

Рения плотнее закуталась в плащ и подбросила в огонь последний хворост. Тенака спал, положив голову на седло.

— Что бы ты делал, не будь на свете Цески, любимый? — спросила она, зная, что он ее не слышит. — Пожалуй, в нем ты нуждаешься больше, чем во мне.