Знакомый ток и внезапная дезориентация. Она безошибочно почувствовала, как её объяла чужая плоть и —

— бежать бежать топ-топ-топ, жратва жратва жратва, почесаться скррап-скррап —

Алли больше не была привязана к паровозу — она вообще больше не была в Междумире! Её дух обретался теперь в живом койоте.

Странное — топ-топ-топ — чувство. Может, Джиксу и нравилось пребывание в нечеловеческой плоти, но Алли знала: она никогда не смогла бы — жратва жратва — стать фурджекером. Острые запахи, странный вкус в её внезапно вытянувшемся рту, блохи в шелудивом меху — скррап-скррап — всё вызывало чувство гадливости. Уже не говоря о том, что её окончательно добивало отсутствие противостоящего большого пальца.

Живой мир вокруг был — оу-у-у! — тих и спокоен. В прохладном ночном воздухе слышалось лишь незамысловатое пение сверчков — повыть на луну! повыть! повыть! —. Как странно — нюх нюх — на этом самом месте в Междумире творится подлинное безумие, а живые создания об этом даже не подозревают.

Однако было что-то — топ-топ топ-топ — глубоко её тревожившее. Она почувствовала это в тот самый момент, когда вошла в койота. Дело не только в том, что ей не понравился фурджекинг — сам её дух восстал против вселения в тело животного. У Алли было такое впечатление — хых хых — будто у неё в некотором роде аллергия. Может такое быть?

Она хотела — бежать! — остаться на месте — убедиться, что Мэри ушла под землю, но инстинкты койота пришли в такое вопиющее противоречие с её собственными инстинктами — нюх-нюх скрррап-скррап нюх-нюх — что она не могла ясно соображать. Запахи был такими — нюх-нюх — острыми, что мысли путались. Зачем она здесь? Кто она? Алли металась взад-вперёд, бегала кругами; а ещё этот противный собачий дух изо рта... тьфу ты, — из пасти! Её способность — топ-топ-топ оу-у-у топ-топ-топ — трезво мыслить подавило — жратва жратва — смешение звуков и запахов — нюхать-слушать-нюхать — обуревавшее органы чувств койота; а тут вдруг кролик — догнать! — выскочил — догнать! — из-под куста — за ним! — и она припустила — жратва! — в погоню — догнать! — не в силах контролировать себя — жратва! — а ещё она сознавала — хвать! — что попала — жратва! — в серьёзную — жрать! — очень серьёзную — жрать! — передрягу...

А в это время в Междумире до Светящихся Кошмаров, как называли себя налётчики, начало доходить, что с поезда, такой многообещающей добычи, им не удастся урвать ни единой монеты. Последняя надежда — вагон-тюрьма. Один из грабителей дёрнул дверь и обнаружил невероятнейшее смешение лиц, рук, ног и прочего, как попало запихнутых в набитый до отказа вагон. Пацан ошеломлённо пялился на эту картину, не зная, что предпринять.

— Давайте сюда ваши монеты! — заорал он наконец.

— А у нас их нет, — отозвалось одно из лиц. — Закройте, пожалуйста, дверь.

Вот теперь налётчик смешался окончательно.

— Но... но... вы же тонете! Разве вам не хочется, чтобы мы вас вытащили отсюда? Вы тогда могли бы поумолять нас о пощаде...

— Вообще-то нет, — ответствовало другое лицо.

— Нам и здесь хорошо, — заявило третье. — Закройте, пожалуйста, дверь.

Налётчик никогда ещё не встречал духов, достигших такой степени совершенной, безмятежной просветлённости. Это рассердило его, и поэтому он сделал единственное, что было в его силах, чтобы досадить этим блаженным — отказался закрыть дверь.

Джикс осознавал: совершённый им поступок расставил всё по местам; теперь надлежало действовать быстро и решительно. Он мог бы сейчас оставить компанию скинджекеров и отправиться с донесением к его превосходительству, но ведь тогда основной приз уйдёт из рук. Нельзя допустить, чтобы Восточная Ведьма погрязла в земле.

Большинство Кошмаров были заняты — гонялись за выбиравшимися из вагонов детишками, а тем, кто увязался было за Джиксом, хватило одного взгляда на его необычную расцветку — ещё более причудливую, чем их собственная боевая раскраска — чтобы они тут же раздумали связываться с ним. Юноша-ягуар поспешил к салон-вагону, оседлавшему крышу особняка, и воззвал к Джил.

— Дай мне код замка! — крикнул он.

Джил взглянула на него сверху с удивлением, а возможно, даже и с радостью, что он до сих пор ещё на поверхности.

— Забудь про Мэри! — откликнулась она. — С нею покончено. Лучше залезай сюда, к нам!

— Код! — настаивал он. — Быстро!

Джил вздохнула.

— Тридцать — два — девятнадцать — двадцать — восемь... Да на кой оно тебе надо?

Но он уже бежал к вагону Мэри, повторяя на ходу цифры, чтобы не перепутать.

Кабус лежал на боку и уже наполовину погрузился в землю, но его задняя дверь — та самая, что закрывалась на замок с цифровым кодом — всё ещё торчала наружу. Дети, пытавшиеся не дать вагону утонуть, либо попали в лапы Кошмаров, либо разбежались в попытке спастись. Джикс набрал код, повернул диск влево, потом вправо, потом опять влево, потянул... Ничего не произошло. Наверно, Джил обманула его... но тут он потянул ещё раз и замок раскрылся. Юноша распахнул дверь и бросился внутрь.

К его изумлению, в вагоне собралось с полдесятка послесветов. Должно быть, они забрались сюда через люк в потолке, вот только люк теперь находился под землёй.

— Ты останешься здесь, с нами? — спросил один из них.

Мэри всё так же мирно спала в своём целёхоньком стеклянном гробу. Наверняка её выбросило из него при аварии, но эти ребята заботливо уложили свою хозяйку обратно, разгладили волосы, поправили платье... Имидж прежде всего.

— Времени в обрез, — сказал Джикс. — Надо вытащить её отсюда.

Но никто из детей не шевельнулся.

— Вытащить? — спросил один мальчик. — Но если мы её вытащим, эти маньяки заберут её!

— Мы пойдём вместе с нею вниз! — сказал другой, бережно поглаживая ладонью стеклянную крышку. — А потом, когда Мэри проснётся, она скажет нам, что делать.

Джикс зарычал от негодования, сила которого привела в изумление его самого. Его рёв привлёк внимание собравшихся.

— Думаете, она вас наградит за то, что вы позволили ей уйти в землю? — воскликнул он. — Да она вас возненавидит! Какая там награда! Она накажет вас! Лучше попасть в лапы к врагу, чем в недра!

Дальнейшей аргументации не потребовалось. Детишки схватили гроб и неуклюже понесли его к выходу, который уже начал уходить под почву.

Гроб застрял в дверях.

— Толкай! — рявкнул Джикс. Стоя почти по колени в земле, он напрягся изо всех сил, выталкивая гроб наружу, и тот наконец подался. Джикс выскочил вслед за ним в самую последнюю секунду.

Он оглянулся, и увидел, что в вагоне остался один мальчик. Их взгляды встретились. Мальчик погрузился уже по шею, а от дверного проёма осталась лишь узенькая щель. Парнишка был обречён. И всё равно, Джикс протянул к нему руку, ухватил его за запястье и дёрнул на себя. Но тот увяз слишком глубоко, и даже такой сильный послесвет, как Джикс, не смог бы ничего тут поделать.

— Спаси её, — успел сказать мальчик, прежде чем голова его ушла под почву. Джикс продолжал держать его за руку. Тяжесть утонувшего мальчика тянула Джикса за собой — его рука погрузилась по локоть — но тут паренёк стиснул ладонь Джикса, словно посылая ему безмолвное прощай, и отпустил. Юноша-ягуар вытащил руку. Кабус скрылся под землёй, будто его и не бывало.

Вряд ли Милос испытывал когда-нибудь большее унижение, чем сейчас: он лежал под вагоном, не в силах выбраться и не имея никого, кто подал бы руку помощи; даже те, кого он называл своими друзьями, не спешили ему на выручку. Он знал, что они на поверхности — слышал, как Джил кричала ему что-то обидное насчёт его лидерских качеств. До путешествия на этом поезде он думал о себе как о весьма приличном лидере. Так почему же теперь его преследовали сплошные неудачи? Он знал ответ. Мэри. Даже спящая она во всём превосходила его, и как бы Милос её ни любил, он не мог отделаться от мысли, что ему никогда не сравняться с ней в величии. При всём при том он продолжал верить, что ей чего-то не хватало — чего-то такого, что мог восполнить только он, и что вместе они будут сильнее, чем сумма отдельных частей. Сейчас он больше всего опасался, что Мэри не спасли, что она ушла к центру Земли.