Все эти данные показывают, что крупный рогатый скот в Греции эпохи бронзы представлял ценную статью богатства.
Другой вид рабочих животных — ослы — находил особо широкое применение в крестьянском хозяйстве. Термин o-no с идеограммой, изображающей ослиную голову, встречается однажды в записях кносской дворцовой управы (текст KN Са895), причем для обозначения особей разного пола и для ослят служили разные знаки[193].
Во второй половине II тысячелетия в хозяйстве греков применяюсь и мулы. Об этих работоспособных животных неоднократно упоминается в эпосе (Il., I, 50; XXIII, 115), но в ахейских документах сведений о них еще не обнаружено[194].
Разведение свиней хорошо засвидетельствовано и материальными источниками[195] и письменными. Уже Эванс выделил идеограммы, обозначающие свиней[196]; в последующее время были найдены записи с упоминанием этих животных и в материковой Греции, но не в таких больших количествах, как в Кноссе[197].
Среди домашних животных ранних греков особое место занимала лошадь. Природные условия страны делали нерациональным применение коня при пахоте, но в то же время роль лошади как транспортного животного в гористых местностях была огромна. Следующая область применения конской рабочей силы — охота на диких зверей, и в еще большей степени — война.
Коневодство представляло специализированную отрасль сельского хозяйства, предполагая наличие обширных земельных угодий и затрату большого труда. Тренировка и объезд боевых коней требовали силы и мужества. В среде ахейской аристократии собственноручный уход за лошадью считался почетным. Эпос сохранил много ярких описаний того, как басилеи и их близкие заботились о боевых конях. Так, Андромаха много раз засыпала зерно лошадям Гектора и давала им питье, добавляя в него вино[198]. У Ахилла за лошадьми смотрел Автомедонт, которого Патрокл чтил, как второго человека после своего царственного друга (Il., XVI, 146). Любовь к коню отличает многих греков ахейского эпоса и даже целая область Греции, Аргос, получила у рапсодов эпитет ίππόβοτος (Il., II, 287). Нет сомнений в том, что ахейские былины передают в литературной форме огромную коневодческую традицию[199], уходящую в седую древность балканских земель.
Ахейская традиция, сохраненная в эпосе, свидетельствует, что лошади получали собственные имена (типа Ксанф — «буланый», Подарг — «быстроногий») и что велись родословные коней[200]. Постоянное общение воина и его коней нашло отражение в легенде о разговоре Ахилла с его лошадями, одна из которых, Ксанф, напоминает фессалийскому герою о его смертном жребии (Il., XIX, 405 — 423). Полезно вспомнить, что русское былинное творчество часто наделяло богатырских коней даром вещего слова.
Сражавшаяся на колесницах, запряженных двумя лошадьми, греческая знать тем самым пользовалась большими преимуществами перед массой пеших воинов. Колесница давала перевес как в бою, так и при дележе добычи. Не удивительно, что столь важное орудие военного труда получило широкое отражение в различных источниках быта II тысячелетия. Интересно отметить полное соответствие конструкции боевой колесницы и способа запряжки лошадей, которое прослеживается при сопоставлении таринфской фрески «Девушки на колеснице» (Арголида) с замечательной терракотовой моделью боевой колесницы из склепа возле современного Мега Монастириона (Фессалия). Очевидно, по всей стране был распространен единый тип боевых колесниц[201].
Большая ценность упряжки подтверждается тем, что в Греции II тысячелетия кони лишь изредка сопровождали своих хозяев в загробную жизнь[202]. Примечательно, что в эпосе заклание четырех лошадей на могиле Патрокла (Il., XXIII, 171—172) служит доказательством глубокого горя Ахилла. Возможно, что не только материальные, но и моральные соображения препятствовали распространению этого обычая.
Поэтическое восприятие действительности отнюдь не мешало достаточно точно отображать ее, о чем убедительно свидетельствуют прозаические записи в дворцовых управах. Строгий учет конского поголовья с точки зрения пола и возраста говорит о том, что табуны коней, кобылиц и жеребят комплектовались отдельно[203]. Ахейские документы относятся к XV — XIII вв., когда особенно возросла военная активность многих царств. Лошадь играла тогда первостепенную роль в военном снаряжении греческих династов, и документы в полной мере отражают это положение: например, кносские записи из серии Sd регистрируют военные колесницы без колес, определяемые прилагательным i-gi-ja («лошадиная»), а таблички из серии Sc перечисляют колесницы, медные брони и лошадей[204]. В Пилосе упоминания о лошадях пока известны в небольшом количестве[205].
Беглый перечень данных о животноводстве показывает, что греки эпохи бронзы обладали большой суммой практических знаний в этой области производства и добились немалых успехов. Во всяком случае ахейские художники обычно изображают крупный откормленный скот. Этого достигали благодаря хорошим кормам[206] и тщательному уходу. Недаром в дворцовых описях из Кносса и Пилоса за каждое стадо овец отвечали два человека[207].
Ахейские скотоводы применяли различные приемы для улучшения породы животных. Хорошо засвидетельствовано широкое распространение практики кастрирования как рабочего скота, так и баранов, шедших в пищу.
Знание правил животноводства и уменье работать с четвероногими высоко ценились в ахейском обществе. Уважение к пастухам проявляется на самых ранних ступенях развития раннегреческого общества. Необходимость защиты домашних животных от нападений диких зверей входила в круг обязанностей ахейских воинов и знати. Уже в начале XVI в. на микенском клинке № 394 представлена полная драматизма схватка ахеян со львами. Вооружение звероловов, выступивших против хищников, показывает, что они были весьма зажиточными людьми. Выбор этого сюжета для украшения парадного царского оружия говорит о том, что в XVII — XVI вв. микенские династы часто предпринимали подобные операции[208]. Этому соответствует и эпический рассказ о борьбе Мелеагра, сына Ойнея, со страшным вепрем, опустошавшим земли Калидона в Этолии (Il., IX, 538—546). Песнь о подвигах Мелеагра относится к давним временам — видимо, она отображает жизнь еще первой половины II тысячелетия.
Ахейское общество и позднее хорошо знало о трудностях, подстерегавших скотоводов, о чём свидетельствуют два знаменитых золотых кубка, изготовленных около 1500 г. до н. э. и найденных в фолосе возле Амикл (совр. Вафио). Рельефная сцена на одном из них представляет укрощение дикого (или одичавшего) быка сравнительно безопасным путем — привлеченному коровой быку пастух быстро связывает задние ноги толстой веревкой. На другом сосуде изображен трагический эпизод: трех быков ловят с помощью сети, натянутой между деревьями. Одно из животных удалось загнать, и оно лежит, опутанное сетью, тогда как два других с яростью обратились в бегство. Два пастуха пытались удержать вырвавшегося быка, но он растоптал ногами одного человека, а другого поддел на рога.
Источники, таким образом, говорят о развитом животноводстве, которое опиралось на большую практику греков, накопивших обширные экспериментальные знания в этой области.
